Он уже давно миновал мусорные кучи и вышел на тропку, которая, юркнув меж сухих кустов, сползла в овражек, а затем вынырнула прямо к дороге. Дорога эта вела из деревни мимо плато Иблиса в сторону израильской военной базы. Впереди был небольшой лес, а за ним – поляна, на противоположной стороне которой находились руины старого здания. А оттуда уже и до еврейской базы рукой подать.
Но когда Юсеф приблизился к лесу, он увидел, что тот усыпан огоньками, как гирлянда на Рамадан, правда, не разноцветными, а от карманных фонариков. Один... два... пять... десять... двенадцать... Кто все эти люди? Что они здесь делают?
Он пригнулся, начал перебегать от камня к камню, незамеченным добрался до опушки. Огоньки за это время успели углубиться в сосновую тьму. Голоса звучали приглушенно, но в ночной тишине по пунктиру реплик Юсеф понял, о чем идет речь. Понял – и похолодел:
– ...Ты воды-то не жалей! Шланги до краев наполняй.
– ...Во имя Аллаха! Ты что, морфий себе вводить себе собираешься? Почему иглу до сих пор не отрезал?
– ...Ну, этот шприц испорчен, выброси его! И смотри, где резать надо.
– ...Их солдаты с плато Иблиса услышат стрельбу из минометов, побегут на помощь своим прямо через эту рощу. Тут-то наши мины и сработают.
– А если прорвутся? Смотри – вон там не минировали. И вон там!
– Ничего! Наши ребята уже засели в Разрушенном доме. Мы к ним присоединимся.
Юсеф знал, как работали минеры. Брали тонкий шланг для воды длиной метр-полтора и одноразовый шприц. Один конец шланга заглушали деревянной пробкой, а ко второму скотчем прикрепляли шприц, предварительно отрезав верхнюю часть для иглы. Воду через шприц заливали в шланг до края. Затем на тыльную сторону ручки шприца прикрепляли контакт, и заталкивали ее в шприц. Клали шланг змейкой на тропу, а контакт на шприце выводили в сторону от дороги. На дереве на уровне пояса отгибали кору и выскабливали ямку нужных размеров, подводили под корой контакты. Ставили заряд и прикрывали корой. Когда враг наступал на шланг, вода выталкивала контакт вперед, навстречу другому контакту.
Значит, засада в этих местах все же будет. Только не против поселенцев, а против солдат. А что это за странные речи о стрельбе из минометов?
Голоса стихли. Лес превратился в минное поле. Идти через него, не зная, где проходы между минами, теперь было бы самоубийством. Есть, конечно, другая дорога в Канфей-Шомрон – не мимо плато Иблиса, а напрямую из Эль-Фандакумие. Но для этого надо вернуться в деревню, а там уже «Мученики» бегают, высунув язык, ищут его. Ну что ж, он попробует прорваться, вот только сначала позвонит Ахмеду – пусть тот выведет его на израильтян. Ахмед живо поймет, что, если этой ночью «Мученики» нападут на израильских солдат, его карьера как еврейского агента закончится, а следовательно, и у Мазуза надобность в нем отпадет. А как поступает Мазуз с теми, кто ему не нужен, – это всем известно. Но всего Юсеф Ахмеду рассказывать не будет. Скажем, о судьбе территории Канфей-Шомрона лишь намекнет. Нужно, чтобы евреям понадобился сам Юсеф. Он набрал номер. Гудок. Пауза. Гудок. Пауза. И вдруг быстро и коротко – гудочек-гудочек-гудочек-гудочек-гудочек. Занято. Все понятно. Ахмед увидел на дисплее его номер и отсоединился. Юсеф позвонил еще раз. «Разговор переводится на автоответчик. Здравствуйте, вы попали на автоответчик номера ноль-пять...» Здорово же его перепугался Ахмед, если вообще вырубил сотовый. Ну что ж, пусть будет автоответчик.
– Слушай, Ахмед, – сказал он в тишину. – Да благословит тебя Аллах. Я, Юсеф Масри, хочу помочь тебе выпутаться из сетей, в которых ты запутался. А ты за это тоже помоги мне выбраться из капкана. Я знаю – ты связан с израильтянами. Я следил за тобой. Теперь мне самому нужно с ними встретиться. А если «Мученики» меня захватят, я прошу, чтобы израильтяне меня вызволили. У меня для них потрясающие сведения – и про планы Мазуза Шихаби, и про планы Абдаллы Таамри, и про операцию на плато Иблиса, которая делается для отвода глаз, и про засаду на солдат – где она, скажу лично. Теперь слушай...
* * *
«Алло, Вахид? Здравствуйте, профессор. Опять не узнали? Это я, Мазуз Шихаби, ваш бывший нерадивый ученик. Скажите, это правда, что в хадисе пророка, переданном Ибн-Омаром, сказано, будто Даджаль перед смертью станет как растение, ни живой, ни мертвый?..»
* * *
Над Элон-Море кружил вертолет, оснащенный приборами ночного видения. Пребывающему на его борту сотруднику ШАБАКа поселение, вероятно, напоминало детскую игру, где разрисованный щиток изукрашен всяческими лунками, ямками и полукруглыми металлическими скобами, а задача ребенка состоит в том, чтобы в эти лунки, ямки и скобы загнать шарики, которые катаются по всему полю. Правда, вместо шариков по поселению перемещались живые люди, но сверху, в свете фонарей, они действительно напоминали катящиеся шарики. Что же до скоб и лунок, то роль скобы, то бишь пристанища, играла сосновая рощица. Рощица стекала с горки, увенчанной новым кварталом Неве-Офра, в лощину, которая в ту вечернюю пору была очень красиво расцвечена прожекторами, в основном, почему-то голубоватого цвета. Не менее пяти группок из трех-четырех человек в разное время и с разных концов Неве-Офры спускались по дорожкам, усыпанным хвоей и кое-где пронизанным корнями деревьев.
Несколько человек зашли с противоположного края лощины и на пятках стали сползать по осыпям до самого низа. Другие прыгали с камня на камень, всякий раз в полете живо интересуясь, не захочется ли этому валуну поиграть с ними в чехарду, пока оба не застынут мирно на дне лощины. Третьи продирались по колючкам – хорошим колючкам, крупным – по таким в армии солдат заставляют ползать во время курса молодого бойца, чтобы служба медом не казалась. Особая прелесть этих колючек, тщательно маскирующихся во тьме под обычную траву, была в их сюрпризности. То есть, делая очередной шаг, никогда нельзя было предсказать, совершит ли твоя ступня мягкую посадку или ты через мгновение начнешь ощущать себя андерсеновской Русалочкой, шагающей по лезвиям ножей. Там, где заканчивались колючки, начинался борщевик. Его жирафоростые заросли устилали дно лощины.
Местом сбора группы рава Хаима была полянка посреди сосновой рощицы с травкой, бревнами, которые можно было использовать как скамейки, и заготовленным хворостом, который, разумеется, никому в голову не пришло разжигать. Те, кто явился со стороны синагоги, вскарабкались туда по склону, хватаясь за корни.
К счастью, несмотря на приборы ночного видения, все эти передвижения, очевидно, прошли незамеченными ШАБАКом, потому что вертолет, описав очередной круг над Элон-Море, упорхнул куда-то за гору Эйваль.
Когда вся группа оказалась в сборе, рав Хаим в последний раз проверил, достаточно ли взяли еды, воды... – тссс... оружия – это незаметно тоже было проверено – и медикаментов. Далее, вместо пламенной речи он ограничился коротким монологом, произнесенным полушепотом:
– Праотец Яаков семь лет работал за первую невесту, Рахель, и еще семь лет за вторую – Лею. Четырнадцать лет борьбы за право не расставаться с тем, кого любишь. Наша невеста – наша земля. Уже тридцать лет мы боремся за право не расставаться с нею и еще сколько нужно будем бороться. Пока не победим. Подъем.
Он поднялся – и при этом обронил зажигалку, которую только что, прикуривая, положил не в карман, а на колени. Зажег фонарик, чтобы найти ее в куче хвои. Лучик машинально скользнул по носкам стоявших рядом... Здрасте! Это еще что? Он же лично еще в гостиничном холле у всех проверил обувь. Неужели этот оболтус Менахем, сын Моше Гамарника, не поленился и побежал в номер переобуваться? Зачем? Да и сам Моше молодец – знает, что у него чадо с прибабахом, а проследить за ним не может.
– И в этом ты собираешься скакать по ущельям? – ехидно спросил он, заглядывая в глаза высоченному Менахему, обладателю больших растопыренных ушей, больших, явно созданных для того, чтобы шлепать, губ и длинных нечесаных волос.
– А чего? – спросил парень, отправив свой взор следом за взором рава Хаима вниз, туда, где в стареньких сандалиях застыли его босые ступни с пухлыми пальцами.
– А того, – жестко сказал рав Хаим. – Какой у тебя размер ноги?
– Сорок шестой, – непонимающе пробасил парень.
– Ой-вэй! – сказал рав Хаим. Он даже не знал, что такой размер бывает. Ну у кого в Элон Море могут быть такие слоновьи ноги? Тут не поселенец, а снежный человек нужен.
– А ты с брюками не перепутал? – сочувственно спросил Арье но, взглянув на телеса Менахема, сам себе ответил, что нет, непохоже.
– У меня сорок пятый, – вмешался здоровяк Цви Кушнер.
– И что, у тебя есть лишняя пара кроссовок?
– Не-е-е, – протянул Цви. – Могу сандалии одолжить.
– Сандалии у него свои есть, – с досадой отрезал рав Хаим. – На черта они нужны, ваши сандалии? Он после первой же колючки станет таким же мобильным, как его рюкзак. Только что в пять раз тяжелее.