Доктор Тейер нахмурила брови, но лицо у нее осталось спокойным.
– Было бы неплохо, если бы она ненадолго отсюда уехала… Но что вы предлагаете – вам с ней сесть на самолет и улететь в неизвестном направлении?
Эти намеки доктора Тейер на то, что он всего лишь хочет остаться с Таскани один на один, порядком ему осточертели. Но, выражая недовольство, Таскани не поможешь. Он заставил себя широко улыбнуться:
– Нет, конечно, нет. Я и не предлагал самому ее увезти. Это можете сделать вы или какая-нибудь дама, компаньонка.
Доктор Тейер издала короткий смешок. Лицо ее отразилось в зеркальных стальных боках кухонной техники «Миле», и показалось, что вся кухня наполнилась ее смеющимися изможденными лицами.
– Весенние каникулы с Таскани и ее друзьями? Благодарю покорно за предложение!
Может быть, вам удастся кого-нибудь нанять, записать ее на какую-нибудь образовательную программу? Я всего лишь хочу сказать, что ей действительно не помешало бы на некоторое время уехать с Манхэттена.
– Она не ваша дочь, Ной. Я прекрасно знаю, чего можно от нее ожидать.
– Я всего-навсего подумал, что можно было организовать для нее поход – подальше от больших городов: природа, палатки, звездное небо.
Она в упор посмотрела на него, выражение ее лица стадо жестче.
– И вы думаете, Таскани это понравится?
По тому, как она это спросила, можно было заключить, что Таскани ни за что не согласится залезть в спальный мешок. Или писать сидя на корточках возле палатки. Все же Ной не отступал:
– Думаю, да. У нее не такой уж большой выбор.
– Верно. Либо поход, либо сидеть здесь. Она просто вынуждена будет поехать. – Она разразилась смехом, ей понравилась идея убрать Таскани недели на две с глаз долой. – И куда вы хотите ее отправить? Не в Сентрал-парк, я полагаю?
– Нет, я думаю, лучше будет поехать за границу. Мы изучаем французский, так что, возможно, Франция – это то, что нам нужно.
– Отправимся в поход по Лувру! Разобьем палатки в саду Тюильри!
– Франция славится своими лесами, доктор Тейер. За пределами Парижа множество парков и заповедных троп.
– Я знаю, Ной, слегка подсвеченных фонарями, я знаю.
Доктор Тейер пригладила волосы и встала перед сияющим полированной сталью холодильником. В одной руке она держала вазу с ягодами. Взгляд ее вдруг потеплел, она стала похожа на школьницу, которая ждет, чтоб ее пригласили потанцевать. Ее постоянно меняющееся настроение смущало его, сбивало с толку. Ной переступил с ноги на ногу. Наконец доктор Тейер покачала головой:
– Нет, прошу меня извинить, но я не могу послать ее путешествовать по лесу с человеком, которого даже не знаю. – Словно собираясь засмеяться, она открыла рот, но так и не засмеялась. – Я просто не могу. Она воспримет это как награду, а за что ее, собственно, награждать?
Его раздражала ее интонация. Она словно говорила: бросьте, девчонка этого не стоит.
– Хорошо, – сказал Ной. Он прикусил язык. Ему так хотелось, чтобы идея с путешествием сработала, – что еще он мог сделать для Таскани? Он был очень зол. – Дайте мне знать, если передумаете.
– Ах, Ной! – мягко проговорила доктор Тейер. – Вы и в самом деле так хотите посмотреть, что из этого выйдет?
Ной кивнул.
– Но я не настаиваю. Просто дайте мне знать.
На лице доктора Тейер возникло непонятное выражение, невыразимая смесь сочувствия и насмешки. Она вынула из запачканных красным зубов застрявшее в них семечко.
В пятницу Ною, как обычно, должны были выдать чек. Он нашел Агнесс в кабинете доктора Тейер, она пыталась разобраться в ворохе квитанций и финансовых отчетов.
– А, Ной, здравствуйте, – сказала она по-французски, увидев его, – вот, разбираю финансовые Документы, Боюсь, этот род занятий мне наименее близок.
– Не сомневаюсь, что вы прекрасно справитесь, – ответил Ной по-французски. Или, точнее, он надеялся, что сказал именно это, хотя, судя по тому, как заморгала Агнесс, вполне могло оказаться, что на самом деле он сказал: «Прекрасно справиться, что вы не сомневайтесь».
– Спасибо, – сказала она по-английски, – сколько на этой неделе?
– Хм… двадцать шесть часов по двести двадцать пять… сколько это выходит?
Агнесс присвистнула:
– Много. Давайте-ка поглядим… Пять тысяч восемьсот пятьдесят. Как пишется ваше имя?
Ной объяснил. Она отдала чек и посмотрела на Ноя:
– Вы, должно быть, очень много пользы приносите, раз вам столько платят.
Это и впрямь была громадная сумма. Если бы не его долги и не деньги, что он до сих пор был должен учителю, который работал с его братом, он был бы состоятельным человеком. И несмотря на это, на улице, думая о собственном заработке, он всегда прибавлял ход.
– Я надеюсь принести еще больше пользы, – сказал он. Ему нужно было с кем-то об этом поговорить. – Я хочу спасти Таскани.
Его слова повисли в воздухе, прозвучало это нелепо и было похоже на рисовку, словно он воображал себя генералом, спасающим уже погибший отряд.
– Спасти Таскани? – смущенно переспросила Агнесс.
Ной решил снова перейти на французский.
– Я хочу, чтоб она на какое-то время уехала с Манхэттена. Живя здесь, она медленно угасает, ей надо повидать мир.
Конечно, прозвучало это скорее как «Таскани должна с Манхэттена уехать. Здесь ей плохо, а в другом месте будет не так плохо».
– А, – сказала Агнесс, – это хорошая идея, отправить ее куда-нибудь.
Ной поблагодарил ее и пошел к выходу. Он был уже возле лифта, когда его осенило. Агнесс. Поездка во Францию. Поговорить с Агнесс или сразу с доктором Тейер?
Доктор Тейер все еще была в кухне; она равнодушно смотрела в окно.
– Идея, – сказал Ной. Его голос гулко отозвался в кухне. – Что, если Ангесс поедет с ней? Тогда Таскани сможет улучшить свой французский.
Доктор Тейер медленно повернулась. Транквилизаторы ли так подействовали или ее собственные размышления, но сейчас она выглядела более дружелюбной. Она кивнула и улыбнулась, словно что-то в поведении Ноя ее тронуло.
– Я подумаю. Мы поговорим об этом в понедельник.
***
Когда Ной пришел домой, Федерико был в гостиной – подтягивался на люстре.
– Эй, знаешь, с кем я сегодня ночью зажигаю? – спросил Федерико, медленно подтягиваясь и покряхтывая всякий раз, как его голова касалась скрипящей люстры. – С Зигги! Это с той среды. Он закатывает вечеринку в своей супер-пупер хате в Хэмптоне. Я ведь там никогда не был, старик, это будет что-то! Махнем снами?
Ноя покоробила эта издевка судьбы: и надо же было такому случиться, чтобы в Хэмптон приглашал его Федерико!
– Я сегодня вечером занят. Мы с друзьями идем на спектакль.
– Ладно, ладно, это тоже здорово. Смешно, я сказал Зигги, как сюда добраться, а он так пересрал, что придется ехать в Гарлем, говорит, я тебе позвоню, так что ты выйди и подожди возле дома. Парень, говорю я ему, это, конечно, Гарлем, но с чего ты взял, что тебя тут так сразу и чпокнут?
– Это какой Зигги? Зигги – это тот… – Ной заколебался, не найдя ни единого определения, кроме «богатенький» и «придурок».
– Ну, тот, который пил бурбон. Он заплатил за столик. А, да, ты же тогда уже ушел. Он классный, нет, серьезно классный.
– А Дилан там будет?
– Черт, я не знаю. Пускай лучше будет. Прикольный такой парнишка.
– Да, а ты не особенно над ним прикалывайся, понял? Он все-таки мой ученик.
Федерико шлепнулся на кровать и смерил Ноя взглядом:
– Ты что думаешь, я его прямо так испорчу, что ли?
– Нет, я просто чувствую свою ответственность.
– Да не волнуйся ты, старик. Он уже вроде как большой мальчик. И уже испорченный. Какого он дерьма наворотил, такого даже я не воротил. Это за меня надо волноваться.
***
В понедельник утром Ною повезло с пересадками, и когда он вышел из автобуса, было еще совсем рано. Он сошел на Пятой авеню и медленно побрел вдоль Сентрал-парка, наслаждаясь залившим широкую улицу ярким солнечным светом. Он свернул на Мэдисон, купил себе горячую булочку и кофе и уселся на веранде из коричневого камня. Тут к нему пристала общительная собака колли, и, отбиваясь от ее дружелюбных атак, он заметил идущую по улице Агнесс. Она на ходу ярко-красной помадой рисовала себе губы и через каждые несколько шагов останавливалась, чтобы обозреть результат в карманное зеркальце.
– Агнесс, – позвал Ной, когда она подошла поближе. Пес фыркнул и отбежал к своему хозяину.
– А, Ной, – ледяным тоном отозвалась она.
– Вы идете к Тейерам? – Ной постарался, чтобы это прозвучало как можно более доброжелательно, и тут же представил, как она будет рассказывать какой-нибудь подруге-француженке о том, как американцы любят играть в сочувствие.
– Да, – ответила она.
– Я тоже. Давайте пойдем вместе.
Ной поднялся, и они пошли мимо туристов и больших прямоугольных пакетов, с которыми женщины сновали из бутика в бутик.
