Адель увидел, как приехал бек и о чем-то говорил с французским офицером. После этого бек подошел к воротам, открыл их своим ключом, распахнул и гневно крикнул:
— Выходите, скоты!!!
Стали открываться лавки. Из них с опаской выходили люди.
— Дальше может быть еще хуже, — сказал Адель Юсефу. — Мне необходимо уйти. Встретимся позднее, у меня или в другом месте. Тогда обо всем и поговорим. Бек не должен меня видеть с вами. Перед отъездом непременно зайди ко мне. Родные скажут, где я.
Хозяин бакалейной лавки жаловался хаджи:
— У нас сегодня черный день. Приехали крестьяне, а мы вынуждены были закрыть лавки. Ведь нам еще надо расплатиться с тобой, хаджи, да благословит тебя аллах! Поговори с беком. Если еще раз случится взрыв, пусть не присылает сюда солдат, а то у нас одни убытки.
— Теперь уже все позади, — ответил хаджи, куря наргиле.
К ним подошел староста. Он завел разговор о чечевице, о том, сколько в день можно ее намолотить, сколько мешков понадобится для зерна, и попросил хаджи сразу же отвозить мешки на станцию.
Во время разговора хаджи все время курил и ни разу не поднял глаз на старосту.
— Не считай зерно, пока не положишь его в мешки, — сказал он. — Откуда мне знать, сколько понадобится мешков? В этом году чечевица не очень-то уродилась, и главное сейчас — быстрее закончить молотьбу. Французы спешат с вывозом.
— Почему вы сразу об этом не сказали? — недовольно спросил староста.
— Чтобы крестьяне не узнали. Их дело работать, а в конце уборки мы с ними рассчитаемся.
— Клянусь аллахом, хаджи, вы поставили меня в неловкое положение перед крестьянами. Впрочем, это неважно. Крестьяне есть крестьяне, и нечего на них обращать внимание.
Солнце припекало все сильнее и сильнее. Староста с хаджи сидели в тени за чаем. К ним подошли шейх Абдеррахман и управляющий Джасем и тоже решили выпить чайку. Когда староста и управляющий ушли, хаджи спросил шейха:
— Почему цыганка Самира не приехала в Абу Духур?
— Говорят, что после убийства пастуха она отказалась танцевать в деревнях Мамун-бека, Сабри-бека и Рашад-бека и уехала куда-то на восток…
— Ну и времена настали! — воскликнул хаджи. — Цыганка восстает против бека!
— Бек долго ее разыскивал, но не нашел. Скорее всего, она уехала в Турцию или еще дальше, спасаясь от гнева бека.
Вдруг хаджи увидел Юсефа и позвал его.
— Как дела?
— Благодарение аллаху! Все нормально, хаджи, — ответил Юсеф.
— Как чечевица?
— С ней-то все в порядке…
— Новости есть?
— Нет, ничего нового.
Юсеф слышал обрывки их разговора и спросил:
— А почему цыганка не может отказать беку? Разве она не человек?.. Может быть, у Самиры чести больше, чем у бека и советника.
Хаджи пристально посмотрел на Юсефа.
— Ты почему, Юсеф, всегда против людей?
— Я, хаджи, ни с кем не враждую, — холодно ответил Юсеф.
— Смотри, Юсеф, не иди против нас. И не груби мне, не то беку расскажу. А ты хорошо знаешь, что с тобой потом будет. Бек может промахнуться, когда вновь будет упражняться в стрельбе, и шальная пуля угодит тебе в голову. Лучше не серди меня и скажи, сколько мешков чечевицы собрано с одного феддана. И какая будет на чечевицу цена? Как в прошлом году или меньше?
Хаджи нарочно засыпал Юсефа вопросами, чтобы замять разговор о цыганке.
Постепенно жизнь на рынке входила в свою обычную колею. Но в людях все еще чувствовалась какая-то настороженность. Сделав покупки, они спешили покинуть базар.
Крестьяне старались побыстрее закончить свои дела и уйти из города.
Халиль с перепугу забился в самый дальний угол двора. Даже Юсеф, хоть и посмеивался над ним, был взволнован. Хаджи и тот не выходил из дома, боялся. Только староста, уверенный в своей неприкосновенности, сидел на улице, возле лавки. Кто посмеет его тронуть? Ведь он друг бека. Но солдаты избивали всех без разбора и, когда поравнялись со старостой, обрушили на него град ударов плетьми. Наблюдавшие эту сцену крестьяне покатывались со смеху.
— Посмотри, — торжествующе сказал Юсеф Халилю, — как лупят старосту!
— И поделом ему! Пусть наконец узнает, какова цена битья! А то возомнил, что он и в городе такой же господин, как в деревне.
Староста вбежал во двор, дрожа от страха. Сторож отвел его к хаджи.
— А мне все же жаль его, — сказал Ибрагим. — Но защитить его мы не могли.
— Ты прав, Ибрагим. Но, может быть, это пойдет ему на пользу? Пусть знает, что французам все равно— староста, шейх, крестьянин, управляющий. Они ни перед кем и ни перед чем не остановятся. Кого угодно изобьют.
— Нет, не скажи, хаджи они не тронут, он нужен им, — возразил Ибрагим. — Хаджи является главным их поставщиком. Овощи, сыр, чечевицу, зерно — все это они получают через него. Он им очень помогает, выполняя все их приказы. Например, французам понадобилась чечевица — хаджи остановил уборку урожая. А если потребуют сыр, хаджи тут же отнимет его у бедуинов. Нужны будут бараны, он соберет целые стада. Нет, хаджи они бить не станут.
— Станут, — возразил Халиль. — Они и бека изобьют. Для французов мы все на одно лицо.
— Эй, Халиль! — крикнул староста. — Не принесешь ли нам чаю? У меня во рту пересохло!
— Нет, — отозвался Халиль. — Я ни за что не выйду со двора! Да еще ради чая! Я и за цепами не пойду, если даже они готовы!
— На рынке спокойно, — сказал Юсеф. — Надо выйти и заняться долом.
Приехал на машине бек с французским офицером.
— Рынок работает нормально, — сказал он. — Патрули больше не придут. Идите ремонтируйте инструмент. Завтра же начинайте молотьбу чечевицы.
Вышел хаджи.
— Если цепы будут готовы сегодня, уже завтра вы получите первую партию чечевицы, — сказал он. — Только не посылайте сюда солдат. Никто здесь не выступает против властей, не прячет винтовки и динамит.
Хаджи распахнул ворота и сказал крестьянам, что они могут покинуть двор.
Халиль подошел к старосте.
— Помнишь, — спросил он, — как бек избил меня из-за Салюма? Теперь ты понял, как это жестоко? А я ведь тогда сказал, что и тебя когда-нибудь изобьют. И вот сегодня французы, друзья бека, показали тебе, как бывает больно, когда бьют кнутом.
— Уйди с глаз моих! — морщась от боли, закричал в гневе староста. — А то смотри, как бы тебе не досталось еще раз!
Крестьяне один за другим покидали двор и направлялись к кузнецу. Первым пришел Ибрагим.
— Добрый день, — приветствовал он кузнеца.
— Добрый день, — ответил кузнец. — Только день этот не добрый, а злой. Французы допытываются, кто бросил бомбу. А откуда нам знать? Столько времени зря пропало. Половина цепов была бы уже готова. Иди пока на постоялый двор. Придешь к полуденной молитве.
— Но мы к вечеру должны вернуться домой.
— Ты же знаешь, что нам помешало. До захода солнца постараюсь закончить, чтобы вам здесь не ночевать.
— Поторопись, ведь нам негде укрыться в городе. А тут, сам видишь, все бурлит.
Подошел Абу-Омар и тоже стал просить кузнеца поторопиться.
— Надейтесь на аллаха, мужчины! Сказал же я вам, сделаю все, что в моих силах! — вышел из себя Мустафа. — Возвращайтесь на постоялый двор и раньше пяти часов не приходите. Болтать мне с вами некогда.
Кузнец, весь черный от угля, с карандашом за ухом и сигаретой в зубах, то и дело с опаской поглядывал на улицу.
— Да что с тобой? — тревожно спросил Юсеф. — Успокойся. У каждого свой час.
— Знал бы ты, что здесь творится, — грустно ответил кузнец. — Вы редко видите французов, не то что мы.
— Знаем мы, что такое французы, — возразил Юсеф. — Недавно, когда столкнулись поезда, они нагрянули в деревню и били, пытали всех подряд.
— Десять лет назад мы с оружием в руках боролись против них в горах, — поддержал Юсефа Ибрагим. — А вы здесь жили, горя не знали.
— Ох, Ибрагим, не мешай работать. Некогда мне выяснять, кто из нас больший патриот.
— Все мы ненавидим французов и должны сплотиться в борьбе против них, — сказал Юсеф.
— Каждый из нас, как может, борется с французами, — промолвил Абу-Омар.
От кузнеца некоторые крестьяне, прежде чем пойти на постоялый двор, заглянули к плотнику. Но он лишь руками замахал и тоже велел прийти после пяти часов.
Кое-кто из крестьян пошел в кофейню Джаляля. Над ней вился дымок, и вкусно пахло чаем.
Остальные вернулись на постоялый двор и расположились в тени. Халиль вытащил из сумки несколько сухих лепешек и предложил всем подкрепиться.
После полуденной молитвы крестьяне пошли к Мустафе. Не прекращая работы, Мустафа принялся им рассказывать о бесчинствах французов. Вот уже целый месяц каждое утро взрывы оглашают окрестность, а потом солдаты избивают людей. Приходится то и дело закрывать лавку. Оставаться в городе небезопасно, лучше переехать в деревню, чтобы хоть как-то прокормить семью.
