«— Я вижу, что вы собаки, и ухожу от вас к моим родичам. Джунгли для меня закрыты, и я должен забыть вашу речь и ваше общество…»
— Ты спишь, Ванечка? — говорит папа хриплым шепотом.
Ваня не спит, плачет, но лежит тихо-тихо, накрывшись с головой.
Утром Ваню отводит в сад баба Тома. Баба Тома как будто и не бабушка вовсе, а Снежная Королева. У нее серебряная шуба до пят, меховой кокошник и серьги в ушах, как елочные игрушки. Баба Тома очень красивая, ее шуба так пахнет, что у Вани немного кружится голова. Они едут в машине с шофером, как в карете. Ваня всю дорогу на нее любуется. Мама, конечно, похожа на бабу Тому, но у мамы шубы нет, у нее курточка короткая, как у Маленькой Разбойницы, в хвостах и помпонах. Ваня такую курточку видел в мультике. Баба Тома заводит Ваню в группу и долго разговаривает с Людмилой Юрьевной. Так долго, что Ваня успевает сам раздеться и уйти играть.
На завтрак в саду всегда каша. Мама говорит, что каша — это «правильная еда». Папа считает, что если человек голодный, то любая еда для него будет правильная и вкусная, а когда есть не хочется, то даже шоколадки в горло не лезут. Ваня верит папе, но сомневается, как это может быть, чтоб не лезли шоколадки?
После завтрака все выходят на прогулку. Опять одеваются. Ваня в садике за день больше всего устает оттого, что надо постоянно раздеваться и одеваться. Можно было бы в комбинезонах и куртках поесть, нарисовать очередную елочку и выйти на улицу. Людмила Юрьевна сначала стоит в раздевалке и помогает всем застегивать и завязывать, а потом уже садится на маленькую скамеечку. Лицо у нее красное и мокрое, как будто она бегом бежала от самого магазина.
— Встали парами, Еремин! Я говорю, встали! Витя, где варежки? Мы все уходим, Витя без варежек остается, будет караулить группу!
Витя сразу плачет, громко и безутешно. Людмила Юрьевна говорит, что у нее уже нет сил, быстро находит Витины варежки под шкафчиком, и они без всяких пар вываливаются на белое крыльцо.
Снега вдоль дорожки так много, что Насте Мишиной почти по шею. Снег твердый и не копается просто так, его приходится долго колотить и рубить лопаткой. Ваня быстро устает и идет на заборное место отдохнуть, где утрамбовано и ноги не проваливаются.
Дом за забором высокий, красивый. Синий, с оранжевым и белым, как картинка в книжке. Солнце. Ваня хватается обеими руками за сетку и опрокидывает голову назад. Солнце затекает в глаза, слепит, уже не видно деревьев, домов, машин и людей. Видны только синее с белым холодное небо и большая птица высоко, наверное, Чиль.
После солнца Ваня некоторое время ничего не видит, ждет, пока глаза опять привыкнут. Пока ребята завтракали, почти все машины со стоянки уехали. Теперь там ходит один дяденька и в руках у него рычащая и жужжащая машинка с рогами. Он приставляет машинку к куче снега, машинка рычит — р-раз и снега нет, только пыль белая кружится.
— Людмила Юрьевна-а! А что это там такое на стоянке рычит? Мотор?
— Ну вот, Ковалев опять у забора торчит! Где мотор? Это? Так это машинка специальная, снег разбивать. Он за ночь жесткий стал, его трудно теперь убрать. Сейчас дядя дворник раздолбит все кучи, а потом снег счистит с асфальта. И будет просторно и чисто.
Дети сгрудились у ворот, Ваня стоит чуть в стороне, он ужасно горд. Кто заметил машинку? Дядя дворник двигается медленно, как бы нехотя, обходит редкие машины, оставшиеся на стоянке.
— А у моего папы такая же, вон, белая!
— Какая же это белая? Это тойота!
— Ну, тойота!
Лиза стукает Костю лопаткой по спине.
— А у моего папы вообще, знаете какая…
— А у моего — мерседес!
— А моя мама, знаете, где работает?
Дяденька дворник ходит с машинкой. Лицо у него молодое, но сердитое, иногда он останавливается и курит, тогда Ване он чем-то напоминает папу. Шапкой?
У машинки морда тоже сердитая, внизу оранжевые челюсти, сверху рукоятки-рога и нахмуренные брови. Может быть, ей уже надоело?
— Людмила Юрьевна, это она что, снег ест?
— Что? А, ну да. Вот мы придем на обед, будем кушать суп, макароны с подливкой. А она ест снег.
Ваня не любит в садике подливку, и суп не любит. Он ест только бабушкин борщ и бульон с сухариками. Поэтому обычно за обедом он долго сидит, возя ложкой в тарелке и откусывая хлеб большими кусками. Бедной машинке приходится есть очень много снега. Ваня знает, что когда не хочется, сделать это очень трудно. Теперь Ване кажется, что у машинки не злое лицо, а печальное. И как дворнику ее не жалко?
— Зачем он ее заставляет снег кушать, Людмила Юрьевна?
— Что? Как заставляет, у них работа такая!
— Нет, она вон какая грустная, больше не хочет снега.
— Хочет, хочет. Мы вот тоже покушаем как следует за обедом, да, Ваня, и выйдем вечером машинке помогать.
— Нет, она правда грустная…
Ребята смеются. Людмила Юрьевна смеется тоже.
— Пойдем, Ковалев, вставай с Настей. Пока вы разденетесь, котлеты остынут.
Настя берет Ваню за руку так крепко, как будто он сейчас убежит.
— У меня в кармане мандарин есть, мама оставила, будешь? — Настя — верный друг.
— Давай после спанья съедим на улице, когда выйдем?
На обеде все тихие, внимательно смотрят в свои тарелки, кто сколько съел. Ваня с двумя кусками хлеба все-таки осилил суп. Однажды у бабы Томы ему пришлось отдать кашку Маврику — бабушкиному бульдогу. Кашка была не очень вкусная, Ваня старался, но есть не мог. А Маврик очень просил из-под стола, возил слюнявой мордой по Ваниным коленкам. Вот он и высыпал кашку в собачью миску, когда бабушка вышла. Она всегда сама так делала с недоедками. Ване было очень стыдно, но Маврик съел с большим удовольствием.
Перед тихим часом Людмила Юрьевна читает ребятам книгу, она закрыла окно, и не слышно, работает машинка или нет.
«— Ни один волчонок не возвращался, чтобы поблагодарить старого Балу за его уроки. Ну, Маленький Брат, скажи Слова Народа Охотников.
— Мы с тобой одной крови, ты и я, — сказал Маугли, как это делают все охотники…»
После полдника дети торопятся скорее одеться и выйти. Как там машинка? Людмила Юрьевна удивлена, не успевает завязывать шарфы. Таня Смолина сама застегнула сапожки, Витя нашел варежки.
Во дворе темно, фонарь освещает только площадку пред крыльцом, вход в беседку и часть забора. Тихо. Дворника нет и машинки нет. Стоянка ровная и чистая, и уже наполовину заставлена тойотами. Ване почему-то хочется плакать, а не чистить снег новой лопаткой и есть Настин мандарин. Скорее бы домой. Скучно. Людмила Юрьевна болтает с воспитательницей из седьмой группы, Еленой Олеговной, и не строит ребят играть в ручеек.
— …разводятся, сегодня мадам бабуля со мной беседовала. А мне что, с ним с одним заниматься?
— Не говори, дома он у нее один, а здесь двадцать. За эти деньги мне вообще их только одеть, и то, как придется.
— Я говорю! Ест, не ест. Сегодня ел. То один заберет, то другая. Я каждый день до семи с ним гуляю! Забирай в пять и корми, как хочешь…
Сюда к крылечку за всеми приходят родители. За Витей — мама, за Костиком — папа. За Таней — дед, наконец, за Настей — старший брат. За Ваней долго никто не приходит. Он мечтает, что сейчас опять выйдет дворник с машинкой, тогда Ваня его как-нибудь уговорит не кормить ее больше. Дворник позволит Ване ему помочь, они вычистят оставшийся у выезда на улицу снег, а там придет бабушка и заберет их пить чай.
Машинку можно будет поставить в коридоре, она, наверное, грязная. И лопаты.
Но дворник не приходит. Людмила Юрьевна с Ваней возвращаются в группу. Они собирают кубики, закрывают все шкафчики. Людмила Юрьевна переодевается из гуляльного тулупа в пальто с белым пушистым воротником, чтобы идти домой. Людмила Юрьевна ничего не говорит Ване. Он сам все знает.
Наконец, когда тетя сторож уже погасила свет на всем втором этаже, за Ваней приходит папа. Выглядит папа так, как будто он уже проходил мимо киоска и уже Ковалев.
— Пап, я сегодня Чиля видел!
Папа молчит, он совсем не похож на дворника ни шапкой, ни лицом.
— Пап?
Он не сердитый, а грустный. Сегодня у него для Вани карамелька коричневая, под настроение. Хорошо идти с папой за руку, даже когда он молчит! Ваня оборачивается — садик уже весь темный, снег падает в треугольном свете фонаря. Падает тихо на машины, на стоянку, на дорожки, мягко и неспешно. Такой снег здорово будет копать завтра фанерной лопаткой. Где-то за машинами, вдоль забора, невидимая в гуще темноты, крадется Багира…
Папа курит, отгоняя дым в сторону от Вани, и вздыхает, как будто он ужасно устал.
— Поедем сегодня к бабушке, Маленький Брат?
«— Теперь, — сказала Багира, — прыгай ко мне на спину, Маугли, мы отправимся домой. Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что наказание уничтожает старые счеты, все оканчивается, и никто не хмурится…»
