Кафкианский эффект предложения усиливало то, что его сделали в собственном кабинете Круглова. Трое вежливых мужчин сидели рядом с ним, двое – в креслах, третий, помоложе, тоже успевший зацепить западного бизнес-образования, – прямо на краешке кругловского огромного дорогого стола. Образование западное он зацепил, но манеры оставил тутошние.
Именно этот молодой человек озвучил вышеприведенные условия.
– Ответ мы хотим услышать немедленно, – добавил самый взрослый. Забавно, но когда-то он был на этом предприятии секретарем комитета комсомола – Николай, выходя на «дело», тщательно изучал подноготную всех задействованных персонажей.
– Причем торг не предусмотрен, – завершил переговоры третий, до тех пор молчавший. Его прошлое читалось и без анкет: из-под рукавов дорогого пиджака выглядывали обильно татуированные кисти рук.
– Я понял, – безразлично сказал Круглов. – Мой ответ – «нет».
Дело было не в деньгах. И не в недооценке опасности (хотя последнее имело место: Николай мог бы предупредить некоторые последствия, если бы адекватно взвесил угрозу).
Дело было в его характере. Маленький, даже миниатюрный, Круглов был серьезным соперником, характерологически не готовым к отступлению, а тем более – к бегству.
Ночью их дом – жена настояла, чтобы они на этот раз жили в коттедже, – загорелся: сразу в три окна влетели бутылки с зажигательной смесью.
Николай всегда спал очень крепко, звона разбитых стекол не услышал. К счастью – проснулся от запаха гари.
Тут же разбудил Марину, схватил ее на руки – синтетический ковер уже вовсю горел – и прямо по огню выбежал в коридор. Там было легче дышать, он успел набросить на испуганную жену шубу и помог ей надеть сапоги. Сам сунул ноги в валенки, а на плечи накинул дежурную телогрейку.
Еще через двадцать секунд они с Мариной уже были во дворе.
Убедившись, что жена в безопасности, Круглов кинулся к соседям вызывать пожарных. В соседских домах уже зажигались окна.
«Без меня вызовут», – решил Николай: проснувшиеся соседи, естественно, не станут безучастно ждать, когда огонь подберется к их собственному дому. А сам вернулся к наверняка озябшей Марине, чтобы отвести ее в чей-нибудь коттедж – была хоть и оттепель, но январская.
Он подбежал к охваченному пламенем дому в тот момент, когда, испустив фейерверк искр, внутрь провалилась крыша.
Толпа испустила коллективный выдох: несмотря на предутренний час, собралась целая группа – соседи, сторожа из магазина напротив, какие-то случайные люди. Круглов еще подумал, что среди последних наверняка затесались и те, кто наблюдает за пожаром по заказу поджигателей. А может, и сами метатели бутылок.
Потом стал глазами искать Марину. Не нашел и успокоился: значит, ушла к кому-то из соседей.
Довольно быстро подъехали пожарные, развернули рукава, начали заливать горящий дом водой и пеной. Две машины поливали соседние дома, на которых уже пузырилась краска. Сначала от них пошел пар, потом – когда пламя рядом стало затухать – соседские крыши начали обрастать огромными сосульками.
Прошло не меньше часа, пока Круглов не понял, что он реально замерз.
Николай не был напуган. Плохие парни сделали свой ход. Теперь очередь Круглова, и все предстоящие ходы уже были записаны в его цепкой памяти.
Он бросил последний взгляд на свой бывший дом и уже собирался пойти греться к соседям, с которыми больше всего общались – там же наверняка была и Марина, – как вдруг его окликнули.
Обернулся – это и был сосед, Степан. Тоже с их завода, но технолог, нейтральный человек.
– Николай Владленыч! – еще раз позвал Степан. – Нечего здесь стоять, что сгорело, то сгорело. Давайте с Мариной к нам. Утро вечера мудренее.
– А разве она не у вас? – удивился Круглов. Но не слишком испугался: он же не галлюцинировал, когда своими руками, точнее, ногами вытащил Маринку из горящего дома во двор.
Народу вокруг становилось все больше.
Пожарные, задавив открытый огонь, вошли внутрь коттеджа.
Николай решил дотерпеть холод и остаться, чтобы самому забрать документы и деньги из встроенного сейфа, если, конечно, тот не расплавился от жара. Тем более что Степан успел сбегать домой и принести ему свитер и шапку с перчатками. Теперь стало намного теплее.
Вдруг собравшаяся толпа разом охнула и отшатнулась.
Пожарные на куске брезента выносили из дома чье-то безжизненное, закопченное – явно человеческое – тело. У Круглова сердце защемило: он понял, что их домработница, не предупредив, осталась ночевать на третьем этаже.
Это уже была беда.
Мужики аккуратно положили ношу на снег. Брезент раскрылся – и Круглов увидел край знакомой ночной сорочки. Сам дарил Маринке, привез из Вены.
Еще вечером, когда только легли, ласково поднимал легкий подол.
И сел прямо в снег, обнял голову руками.
Он плохо помнил, что было дальше.
Степан, крепкий малый, поднял его со снега – благо при кругловском весе это было несложным делом, – отряхнул, отвел в дом. Налил полный стакан водки. Заставил выпить. Потом пришли еще соседи. Один пересказал услышанный от зевак разговор.
Оказывается, Марина, постояв несколько минут на улице, вдруг крикнула что-то про загранпаспорта и бросилась в еще не пылавшую дверь черного хода.
Николай понял ход мыслей жены. Эта страна всегда была для Маринки чужой, бессмысленно расточительной и бессмысленно жестокой. А их загранпаспорта оставались единственной материальной возможностью немедленно ее покинуть.
Весь следующий день Круглов проспал.
Потом проснулся, сходил в магазин. Соседи, завидев его, отводили глаза.
В магазине он купил зубную щетку, пасту, бритвенные принадлежности и кое-что из одежды.
Приведя себя в порядок, сходил на пепелище. Из всей усадьбы нетронутым остался только каменный гараж, он же мастерская, он же – кладовая для всякой всячины и даже оружейка – Круглов охотником не был, но поддался общему уральскому увлечению и приобрел себе дорогую австрийскую двустволку двенадцатого калибра.
Николай провел в гараже больше часа. Оттуда его извлек все тот же Степан, всерьез испугавшийся, что оглушенный несчастьем Круглов может свести счеты с жизнью.
Однако Николай Владленович был вполне в форме. И даже одет нормально – в машине оказались запасные, вполне приличные куртка и джинсы.
Вот только планы его ответных действий существенно изменились. Если вчера он планировал начать с полета в Москву и вызова в город представителей независимой – и очень известной – аудиторской компании, то сейчас позвонил бывшему комсомольцу и попросил повторить вчерашнюю встречу в свете произошедших событий. Тот не отказался, даже выказал сочувствие и сожаление. Читалось это так: выжить тебя из города хотели, но жену жечь не планировали.
Круглов пришел в кабинет примерно за час до совещания, сам – без секретарши, которую отпустил на весь день, – вскипятил чайник. Сделал бутерброды и с аппетитом поел.
Партнеры пришли с небольшим запозданием. Их мордовороты-охранники зашли в кабинет перед боссами, обшарили все опытными глазами. И сели тут же, на диван.
– Пусть выйдут, – сказал Круглов. Он был абсолютно спокоен. Лишь темные круги под глазами говорили, что сегодня боец не вполне в форме.
Гости переглянулись. Наконец старший сделал знак, и бодигарды покинули кабинет.
– В общем, мы сожалеем, – сказал молодой. Теперь он сидел не на столе, а, как все, в кресле. – Но дела это не меняет. Хотя мы можем несколько смягчить условия.
Остальные молчанием поддержали коллегу.
– И во сколько мы оценим Марину? – деловито спросил Круглов.
Этого даже видавший виды бывший арестант не ожидал.
– При чем здесь Марина? – сказал комсомолец восьмидесятых. – Мы готовы на компенсационную выплату по вашему отъезду. Согласованная сумма – восемьдесят тысяч евро. – Он был человек жесткий и не собирался менять линию поведения из-за несчастного случая.
– Раньше гораздо больше предлагали, – усмехнулся Николай Владленович.
– Вы же не согласились, – улыбнулся в ответ молодой.
И только опытный зэк чувствовал себя очень не в своей тарелке.
Волчья интуиция не подвела: жить «синему» оставалось не более пятнадцати секунд.
– Короче, я и сейчас не согласен, – закончил переговоры Круглов. После чего достал из-под полированной, красного дерева, столешницы австрийскую двустволку с аккуратно отпиленными стволами.
Наверное, это был самый дорогой обрез в России.
Патроны Круглов тоже снарядил сам: крупная картечь в марлевых мешочках.
Выстрелы в замкнутом пространстве прозвучали оглушительно.
«Синий» умер сразу: ему просто снесло голову. «Комсомолец» шустро вскочил, и картечь ударила ему в живот, сделав из кишок жуткую мешанину.
Позже, на суде, Круглов узнал, что тот промучился еще три дня, под конец умоляя, чтобы врачи его усыпили. Николай Владленович был доволен услышанным.
