— …я давеча видела одного, — замирающим голосом говорила Санда. — Мама поймала в гнезде… Но я не смогу, мне жалко… Не выношу… вида крови…
— С кем ты говоришь, Санда? — громко спросил Егор. — Кого ждешь здесь, среди ночи?
Она осеклась, пристально и непонимающе вглядываясь в него.
Боясь отвести от нее глаза, словно она могла ускользнуть куда-нибудь, если он зазевается хоть на секунду, Егор вскинул руки и, цепляясь за камни стены, крикнул:
— Я пришел за тобой!
— Да, мама говорила, — пробормотала, дрожа, Санда. — Но мне страшно… Спуститься вниз? Прямо отсюда?
Егор окаменел. Санда поднялась на цыпочки и налегла всем телом на подоконник. Вероятно, она была слишком слаба, чтобы сразу одолеть такую высоту. Тогда она повторила попытку, очень спокойно, но упрямо — как будто выполняла чей-то приказ, не подлежащий обсуждению.
— Что ты собираешься делать? — крикнул он. — Стой на месте! Не двигайся!
Санда то ли не слышала, то ли до нее не доходил смысл слов. Ей удалось наконец забраться на подоконник. Теперь она ждала знака — или только прилива храбрости, чтобы прыгнуть. До земли было метра четыре, не больше. Но из той позы, в которой, покачиваясь, стояла Санда, готовая нырнуть головой вниз, прыжок мог оказаться фатальным. Егор в ужасе кричал на нее, махал руками, чтобы она услышала его, опомнилась.
— Не бойтесь, — раздался рядом сухой голос. — Она упадет нам на руки. Тут невысоко.
Он повернул голову. Г-н Назарие, потный, помятый, стоял, не глядя на него, наблюдая за безотчетными телодвижениями Санды.
— Вы бы пошли к ней в комнату, может, успеете, — шепотом добавил г-н Назарие. — А мы посторожим тут. С доктором.
В самом деле, в нескольких шагах позади них, опершись о ружье, расположился среди роз доктор. Его, казалось, уже ничем нельзя было удивить — такая неестественная уверенность была в его фигуре, такое строгое, застывшее внимание на лице.
— Кто поджег? — спросил г-н Назарие, подходя под окно.
— Я, — ответил Егор. — Опрокинул керосиновую лампу. Во сне опрокинул, нечаянно… Мне привиделась девица Кристина…
Г-н Назарие дотронулся до его руки.
— Я тоже ее видел, — спокойно сказал он. — Там, в парке…
В эту секунду Санда мягко взмахнула руками, как раненая птица крылами, и без звука рухнула вниз. Она упала на грудь Егору, свалив его на землю. С минуту Егор пролежал, прижимая к себе оголившееся при падении сонное и холодное девичье тело. Санда была неподвижна, руки повисли.
— Надеюсь, вы не очень ушиблись, — сказал г-н Назарие, помогая оглушенному ударом Егору подняться.
Потом приложил ухо к сердцу упавшей.
— Ничего, — прошептал он. — Сердце пока бьется…
XVII
Пламя вздымалось теперь высоко над домом, освещая парк до верхушек акаций. Летала стая разбуженных ворон. Где-то очень далеко проснулись наконец и глухо залаяли собаки.
— Надо отнести ее в тепло, — сказал Егор, укутывая своим пиджаком плечи Санды. — Когда еще она очнется…
Встряска от падения пошла ему на пользу — он как будто бы снова обрел чувство реальности.
— А вещички-то наши все… тю-тю, — прошептал доктор, не сводя глаз с огня и напряженно пытаясь вспомнить, что он сделал со своим гонораром. Где эта тысяча лей — при нем, в кармане пальто, или осталась на столе вместе с часами и патронташем?
— Дом сгорит дотла, — мрачно сказал г-н Назарие. — Может, оно и к лучшему. Окаянное место…
В дальнем конце двора раздались первые человеческие голоса.
— Идут с виноградников. — Егор заторопился. — Надо скорее отнести Санду.
Он взял девушку на руки. Ее голова безвольно запрокинулась, лицо было слегка запачкано — то ли сажей, то ли грязью с Егоровой одежды. «Просто чудо, что она ничего не сломала, не вывихнула, — радовался Егор. — От боли она бы, конечно, закричала, пришла в себя. Или опять обморок?..»
— Вы кто? — окликнул г-н Назарие темные фигуры, бегом приближавшиеся к ним со стороны дворовых построек.
— Свои, барин, — раздался голос. — Мартыновы, с виноградника.
— Пропащее дело, — вступил другой. — Пока подоспеют деревенские, все сгорит…
— Пусть его, — строго ответил г-н Назарие. — Пусть сгинет упырь.
Люди ошарашенно замерли. Переглянулись.
— Вы тоже видели? — робко спросил первый. — Это она была, покойная барышня?..
— Она, девица Кристина, — четко сказал Егор. — Это она опрокинула лампу, — добавил он уже на ходу, направляясь к заднему крыльцу флигеля.
Ему становилось жутко держать на руках бесчувственное молодое тело, биение сердца в котором почти не улавливалось. Г-н Назарие остался с людьми.
— Оно и к лучшему, — говорил он. — Будет покончено с чертовщиной..
Народ прибывал со всех сторон. Сбившись в кучу поодаль от огня, люди стояли не двигаясь, ничего не предпринимая и только ахая. Из уст в уста передавалось сказанное Егором.
— У нас тоже скотина пала, — слышал г-н Назарие обращенное явно к нему. — Нынешней осенью — вся, и мелкая, и крупная…
— А ежели какой помрет из младенцев, как раз в упыря обернется…
Никто не подходил ближе к дому, никто ни о чем не спрашивал. Никто, кажется, не собирался тушить пожар. Теперь с треском рушились перекрытия и время от времени осыпались, в клубах дыма, потолки.
Г-н Назарие вдруг оказался один на один с толпой. Он не знал, что надо сказать этим поднятым с постели крестьянам, еще не отдышавшимся от бега. Не знал, надо ли просить их о чем-то, и его уже начинал разбирать страх от их числа, от их угрюмого и как будто все более зловещего молчания. Столбы пламени поднимались к небу так мощно, а колеблющаяся тень толпы распространилась так широко, что г-ну Назарие невольно пришла на ум мысль о крестьянском бунте. Только пока люди держались молча, думая свою суровую думу, и ничего не требовали, ничьей жизни. Разве что жизни девицы Кристины, а вернее, ее настоящей смерти, не наступившей тогда, давно, в большой смуте девятьсот седьмого, от пули управляющего…
Г-н Назарие торопливо пошел в дом вслед за Егором. В окна проникало теперь довольно света, чтобы свободно пройти по коридору. Дверь к Санде была открыта, Егор стоял на пороге.
— Не знаю, хорошо ли я сделал, что опять принес ее сюда, — сказал он. — Хочется надеяться, что она спит… Но может проснуться с минуты на минуту, и тогда мало ли что ей взбредет в голову…
— Надо ее постеречь, — предложил г-н Назарие. — Позовемте и доктора.
— Но у меня есть дело к людям… — задумчиво продолжал Егор. — Ваша помощь при этом мне тоже понадобится…
Он не знал, на что решиться. Снова вошел в комнату. Санда лежала по-прежнему неподвижно.
— Что же доктор не идет? — с раздражением сказал Егор. — Не могу понять, что с ней, почему сон такой тяжелый…
— Что доктор, — тихо заметил г-н Назарие. — Доктор, боюсь, тут не поможет.
* * *
Когда стали рушиться стены, народ подался назад. Можно было подумать, что горит нежилой дом, так безучастно они топтались перед ним прямо на клумбах с розами. Почти все молчали, словно на их глазах исполнялся наконец-то давний обет, столь долго и столь тщетно желанный, что в душах уже не осталось места для радости.
— Расступитесь! — прозвучал вдруг голос Егора.
Он как будто вырос и стоял, на голову возвышаясь над толпой. Лицо осунулось, глаза запали.
— Заклятье кто-нибудь умеет снимать, заговор от упыря кто знает? — спрашивал он направо и налево, пробивая себе путь в молчащей толпе.
Люди жались, пряча глаза.
— Это к бабкам надо… — сказал один, как-то странно жмурясь. Егор не понял, то ли он ухмыляется, то ли подмигивает. Это был явно самый бойкий, самый храбрый из всех.
— А топоры у кого-нибудь найдутся? Или ножи? — прогремел Егор. — Сделаем вместе одно дело…
Слова попали в точку. Люди зашевелились, заволновались. Колоть, бить — вот на что у них чесались руки. Просто так смотреть на гибель в огне проклятого дома было мало.
— За мной! — крикнул Егор тем, кто первыми вышли из толпы.
Г-н Назарие подскочил к нему, схватил новоявленного атамана за руку, спросил, перепуганный:
— Что вы намерены делать?
С той минуты, как Егор покинул комнату Санды, словно бы разгневавшись на ее непонятный обморок, с пеной у рта пытая всех встречных-поперечных, где спальня г-жи Моску, профессор не знал, что и думать. Уж не сошел ли Егор с ума? Г-н Назарие не смел смотреть ему в глаза — таким диким блеском они горели.
— На что вам топор? — допытывался он, теребя Егора за рукав.
— Мне нужно железо, — отвечал тот. — Все железное, что есть. Чем больше, тем лучше — против злых чар.
И хотя слова прозвучали ясно, отчетливо, все же Егор провел рукой по лбу, как будто отгоняя слишком страшное воспоминание, слишком свежий ужас. Затем размашисто пошел к дому, за ним гурьбой повалили крестьяне.
