В самом деле, из коридора все ближе к ним подступали звуки ударов и разрушения. Время от времени среди этих низких глухих стуков звонко тенькало разбиваемое стекло.
— Остановите их! — продолжал г-н Назарие. — Они уже столько комнат разгромили!.. Вас привлекут к ответу!
Егор снова сжал виски в ладонях и закрыл глаза. В голове мутилось, воля слабела.
— Пусть, это даже лучше, — тяжело проговорил он. — Пусть все порушат.
Г-н Назарие схватил его за грудки и затряс, так некстати была сейчас эта слабость.
— Вы с ума сошли! — шипел он. — Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете. Здесь же приданое Санды!
Егор с усилием встряхнулся. Нахмурив брови, сжав кулаки, он поспешил к людям.
— Все назад! — крикнул он. — Назад! Жандармы!
Он с трудом проложил себе дорогу почти до комнаты Кристины. Коридор был неузнаваем. Окна везде разбиты, мебель покорежена, стены — в выбоинах.
— Назад! Назад! — надрывался Егор. — Жандармы пришли! Полк жандармов!..
Егора никто не слушал. Погром затихал сам собой — распространилась весть, что умирает барынина старшая дочка, и люди, присмирев, стали отступать. Постепенно, по двое, по трое, они выбирались во двор, взлохмаченные, припорошенные штукатуркой, перепачканные сажей, и снова собирались в толпу, молчаливую, настороженную.
— Пойдемте со мной! — глухо позвал Егор г-на Назарие и, запрокинув голову к небу, добавил: — Эта ночь кончится когда-нибудь? Я уже не помню, когда видел дневной свет…
Однако заря приближалась, пока еще невидимая. Воздух стал особенно холоден и недвижим. Звезды поблекли в полыхании зарева. Егор взял у кого-то из рук керосиновую лампу и осторожно, чтобы не погасла на ходу, нес ее. Видя, что он решительно направляется в глубь парка, г-н Назарие испуганно спросил:
— Что вы задумали?
Ему было страшно удаляться от людей, от огня. Страшно, потому что затянувшийся обморок Санды все время напоминал ему о силе злых чар.
Егор не ответил. Он торопился к старому каретному сараю. Было очень темно, еще темнее от дрожащего, светящегося клубочка лампы. Огненный столб над усадьбой остался далеко позади. Когда Егор открыл ворота сарая и шагнул внутрь, г-н Назарие начал понимать, в чем дело, и похолодел, не смея поднять глаза. Егор устремился прямиком в дальний конец сарая. Коляска девицы Кристины стояла на своем месте как ни в чем не бывало.
— Эта? — спросил Егор, поднимая лампу, чтобы посветить г-ну Назарие.
Профессор кивнул, побледнев. Он признал коляску, ту самую, ветхую и сонную, что несколько часов назад, на отдаленной аллее, поджидала легкую поступь девицы Кристины.
— И дверь была заперта… — улыбаясь, прошептал Егор. Улыбка получилась вымученной, а голос прозвучал неверно, тоскливо. Г-н Назарие смотрел в землю.
— Уйдем отсюда, — сказал он. — Мало ли что там может случиться, в доме.
Но Егор мыслями был далеко. При свете коптящей лампы он смотрел на потертые кожаные подушки рыдвана и не мог оторваться. Выходит, все правда, все было. Девица Кристина приходила наяву… она есть… Он смотрел и словно видел это существо, не подчиненное законам природы, на сиденье коляски. Вот и фиалковые духи еще не развеялись…
— Уйдемте же, Егор! — нетерпеливо позвал г-н Назарие.
«Неужели все окажется явью, все до последнего?» — думал Егор, устало поникнув головой. Он вспомнил, как первый раз обнаружил рыдван девицы Кристины.
— Интересно, — сказал он вдруг. — Интересно, что нам еще ни разу не попалась на глаза Симина!
Они пошли назад. Г-н Назарие особенно спешил, боясь даже обернуться.
— Да, правда, — заметил он, — с тех пор как начался пожар, я ее не видел. Куда-нибудь забилась от страха…
— Я знаю, где ее искать, — снова улыбаясь, сказал Егор. — Знаю, где прячется маленькая колдунья…
И все же — какой тяжелый камень лег ему на сердце; словно он опять оказался совсем один, как проклятый, без надежды прорвать огненный круг ворожбы, умилостивить судьбу…
* * *
Доктор вышел из комнаты. Подле Санды остались только женщины и г-жа Моску, которую почтительно принесли сюда на руках крестьяне. Смешавшись с толпой во дворе, доктор стоял и смотрел на догорающий дом. Он ни о чем не думал и не мог бы даже сказать, в какой момент наступила эта приятная пустота в голове, это благостное изнеможение. Он видел, как Егор снова появился в толпе и куда-то позвал крестьян. Слов Егора доктор не слышал — только видел его вскинутые вверх руки, потемневшее лицо. Несколько человек пошли за ним, не слишком торопясь, держась кучно, глядя в землю. Пошел и доктор. Кто-то прихватил с собой факел. Егор, нес в левой руке керосиновую лампу, в правой — железный посох.
— Я спущусь первый, — сказал он, приведя людей ко входу в подземелье. — Ждите здесь, пока я не крикну. Тогда спускайтесь тоже.
Г-н Назарие с воспаленными от бессонной ночи и волнения глазами вцепился в него, стараясь удержать.
— Вы с ума сошли, как можно туда одному?!
Егор рассеянно взглянул на него. «Откуда он берет силы верховодить?» — подумал г-н Назарие, угадав по Егоровым глазам, что тот страшно устал и почти невменяем.
— Вас я возьму, — сказал Егор, с трудом шевеля пересохшими губами. — Но запаситесь чем-нибудь железным… На случай, если придется защищаться, — добавил он чуть слышно, увлекая профессора вниз по ступеням.
Люди остались наверху. Сдерживая дыхание, они жались друг к другу, как бы удостоверяясь, что пока еще целы и невредимы.
Прежде чем потеряться в черной пасти подземелья, Егор бросил последний взгляд наверх. Далеко, на краю неба, темнота стала редеть.
— Скоро рассвет, — сказал Егор, обернувшись к г-ну Назарие, и улыбнулся.
Затем стал быстро спускаться по холодным ступеням, держа лампу прямо перед собой.
Г-н Назарие не отставал. Почувствовав под ногами влажный песок, он вздрогнул и попытался вглядеться в темноту. Ничего не было видно— только стены, вдоль которых они шли при дрожащем свете лампы. Егор без колебаний направился в самую глубину подземелья. Чем дальше они уходили, тем глуше становился шум пожара, рушащихся стен.
Тут, под землей, снова владела всем тишина.
— Страшно? — вдруг спросил Егор, целя лампой в лицо профессору.
Тот заморгал, ослепленный. «Что с ним? Какое безумие он еще затевает?» И твердо сказал:
— Нет, мне не страшно, потому что при мне и железо, и крест. К тому же рассвет близко. И тогда уже ничего плохого не сможет случиться.
Егор, не возразив, сосредоточенно двинулся дальше, поигрывая железным посохом. Они вошли в кладовую. Егор с замиранием сердца узнавал дорогу. Через окошечко в потолке пробивался слабый красноватый отблеск. «Мы снова у пожара», — подумал г-н Назарие. Однако наружные шумы почти не проникали сюда. Тяжелый свод, толстые стены душили звуки, умеряли голоса.
— Вы видите — там! — шепотом спросил Егор, останавливаясь и указывая лампой в темный угол.
— Ничего не вижу, — отвечал г-н Назарие.
— И все-таки это — там, — повысив голос, сказал Егор и двинулся вперед широким, решительным шагом. Влажность и духота усилились. Низко, давяще нависли над головами древние своды.
…Симина лежала, распластавшись на мягкой земле, изрытой вокруг ее пальцами. Она, казалось, не слышала мужских шагов и не переменила застывшую позу плакальщицы. Егор задрожал, наклонясь над ее маленькой скорбной фигуркой.
— Она здесь, правда? — шепотом спросил он, беря девочку за плечо.
Та подняла голову, взглянула безучастно, не узнавая, и снова припала к земле, царапая, разрывая ее ногтями, напряженно прижимая к ней ухо. Руки у нее были изранены до крови, чулочки запачканы, платьице в пятнах от зеленого сока растений, которые она раздавила на бегу, пробираясь ночным парком.
— Напрасно ты ждешь ее, Симина, — резко сказал Егор. — Кристина уже умерла раз, давно, а сейчас умрет окончательно!..
Он яростно подхватил девочку с земли, встряхнул.
— Очнись! Кристина отправится сейчас в преисподнюю, гореть на адском огне!..
Странная вялость охватила его, когда он произнес эти слова. Девочка бессильно повисла у него на руках — с остекленевшим, невидящим взглядом, с искусанными в кровь губами. Но рассудок Егора забил тревогу: «Надо решаться тотчас же, немедля. Была не была. Надо добыть спасение для всех…»
— Подержите ее и не забывайте про крестное знамение! — сказал он г-ну Назарие, передавая ему обмякшее тело девочки.
Г-н Назарие широко перекрестился и завел тихую молитву. Егор нагнулся над тем местом, где только что лежала Симина, сверля его глазами, как будто пытаясь пробить взглядом толщу материи, угадать, где она скрыла нечистое, окаянное сокровище. Потом размахнулся и что было силы всадил посох острием в землю. Капли холодного пота выступили у него на лбу.
