— Мам, а о малыше, который у тебя в животе, можно говорить? Нельзя, наверно, тоже, да?
Ну вот, долиберальничалась. Разве хорошо, если семилетний ребенок самостоятельно фильтрует — что кому говорить? Гладкая, прямая дорожка ко лжи как удобной форме общения с окружающим миром. Да, конечно, есть правда, которой можно убить. Есть иллюзии, которых нельзя лишать. Человек с ними живет и умрет счастливым. Но есть люди, к примеру, ближайший Варин родственник, для которых искренность просто неинтересна, скучна, неприятна и в себе, и в других. Не хотелось бы, чтобы Варюшины глаза когда-нибудь так же остекленели, как у Саши, и чтоб от ее улыбки так же несло мертвечиной и гнилью…
Я же любила этого человека! Любила до потери собственной личности! Зачем я теперь так говорю… От обиды? Или вмиг раскрылись глаза? Не знаю.
Я смотрела на Варьку и думала — ведь правда, мне грех роптать, я ведь родила такую чудесную девочку от этого человека. Но как же мне жаль собственной любви! С каждым днем боль становится меньше, ее замещает странное чувство — мне жалко любви, жалко напрасно растраченной нежности, этих лет, проведенных в ожидании самого лучшего на свете Саши Виноградова, мне жалко, что я знаю о жизни и любви то плохое, о чем некоторые даже не подозревают…
— Здравствуй, Варюша, — Ирина Петровна впустила, точнее, ввела за плечо Варю и поцеловала ее. — Здравствуй, Лена.
Она встала как-то так, что я никак не могла переступить порог, не толкнув ее. Я так и стояла за порогом. Где-то вдали замаячила Нинуся с большой чашкой в руках.
— Папа! Я несу тебе чай, несу! — Нинуся заметила нас. — Пришли? Мам? Ну что, это они, наконец?
Я услышала, как Ефим Борисович в своей комнате прокашлялся и выразительно, в рифму Нинусе, выругался.
— Лена, а ты не хочешь прогуляться по магазинам?
Я смотрела на Ирину Петровну, а она — на меня.
— Д-да, я могу, конечно…
Варька обернулась и умоляюще посмотрела на меня. Я постаралась спокойно ей улыбнуться:
— Мне как раз надо подарок Жене купить.
— Женя — это?.. — Ирина Петровна вскинула тонкие брови.
— Наш друг с мамой, — с гордостью пояснила Варька. — У него такой медведь в ресторане… и живой крокодил…
— М-м-м… хорошо-то как! Вот и друг появился — с рестораном!
— Да нет, Ирина Петровна… Это…
— Мне все равно, Лена. Варюша, ты разделась? Иди к Нинусе. Я провожу твою маму.
Варька, оглядываясь на меня с сомнением, пошла в комнату.
— Ирина Петровна…
— Лена! Ты столько портила Саше жизнь!
— Я?
— Хватит уже! Ну не любит он тебя! И никогда не любил. Что ж ты отвязаться-то от него никак не можешь!
— Я? — Я больше не могла ничего сказать.
— Ну ты, ты! Уже старая, честное слово! Дай ему пожить без себя, Лена, без твоих сцен, ревности, уходов-приходов, в конце-то концов!
— Ирина Петровна…
— Что? Что? Ты столько из него вытянула за эти годы!
Почему я стояла и слушала все это? Я чувствовала, что не смогу долго удерживать слезы.
— Что же я тянула из него?
— Деньги, деньги, что!
— Да какие деньги, Ирина Петровна! Когда он мне несколько лет назад предлагал деньги, чтобы мы квартиру поменяли, я не взяла…
— Конечно, не взяла! Ты же на четырехкомнатную нацелилась! И на дачу! Захотела хозяйкой стать! Все себе загрести!
— Ирина Петровна, это несправедливо…
— Несправедливо сыну моему жизнь портить. Дочку против него настраивать.
— Да Варька так его любит… Что вы!
Она махнула рукой.
— У меня просто внуков других нет. Я к ней привыкла. А вообще-то ты сама уверена, что Варя — его дочь?
— Ирина Петровна… — Я прямо задохнулась.
— Через два часа приходи.
Я посмотрела в ее глаза, так похожие на Сашины. И с ужасом увидела, как из-за угла комнаты выходит Варька. Там, где она стояла — темная комната, идти дальше некуда. Значит, она все это слышала.
— Бабушка Ира, ты извини, что мы такие уродские цветы тебе подарили, ладно?
Варька взяла свою курточку и проскользнула между Ириной Петровной и стеной. Ирина Петровна тихо сказала:
— Лена, ты знаешь, почему мой сын так на тебе и не женился, как ты ни старалась, а?
— Почему?
— Варя, не слушай! Потому что на таких, как ты, — не женятся, понимаешь?
Варька взяла меня за руку, а свободной рукой помахала бабушке.
— Нинуся у тебя — гадость!
Я пихнула Варьку на лестницу и там, спускаясь вместе с ней, тихо сказала:
— Она… очень пожилая — понимаешь? С ней так нельзя!
— А с тобой? Она как ведьма с тобой разговаривала! Старая, страшная ведьма!
— Нет, Варюша, она просто любит своего сына, как я люблю тебя, и не любит всех его врагов…
— А мы разве его враги, мам? Враги?
— Нет, ну, то есть… Сейчас ему кажется, что я — враг…
— А я — твоя частичка, ты же всегда так говоришь? Значит — я вражинка…
— Не значит. Ты — уже самостоятельный человечек… человек.
— Мам, а что мы Жене подарим? Сколько ему лет исполняется?
На самом деле завтра была суббота, и мы собирались ехать к Женьке на день рождения. За всеми бурными событиями я как-то и думать забыла о подарке.
— Представляешь — не знаю. Давай сейчас как раз подумаем и попробуем купить.
На Полянке мы не нашли подходящего магазина. Зашли было в антиквариат — и вышли. Надо было что-то такое купить… такое… И мы купили большого фарфорового слона. Слон держал в хоботе цветочек и был при этом необычайно пикантен. Вот только поверит ли Женька, что подарок выбирала Варя?
Утром, пока мы собирались и волновались, достаточно ли мы модно экипированы для подобного раута, позвонил Женя и предложил поехать вместе.
— Да я уже заказала такси…
— В такси не будет меня. Через час соберетесь?
— Конечно!
— Записываю адрес.
Варька очень обрадовалась, да и я, если честно, тоже.
Мы быстро собрались и вышли, на улицу — подышать перед поездкой. Я еще не видела его машину, даже не знала — какая она. Но завидев красивый новый кабриолет густо-красного цвета, поворачивающий в наш двор, почему-то поняла, что это — Женина машина. Он ловко выпрыгнул из автомобиля, подошел к нам, поцеловал Варю и меня в щеки, взял нашу сумку и усадил нас на заднее сиденье.
Мы ехали очень весело. Женя поставил диск. Он записал его с одной известной пятидесятилетней певицей, про бесчисленные романы которой уже даже неприлично рассказывать и слушать.
— Я и не думала, что ты поешь. Тем более с Виолой.
Женя посмотрел на меня в зеркальце.
— А я и не пою. Разве это пение? А Виолу я утешал, по-братски… Ее бросил студент-первокурсник после одной ночи бурной страсти. Она мне рассказывала, что это она его бросила, и при этом страшно рыдала. Не думай, что я сплетник. Это все сплошное вранье — не поймешь, где правда, где пиар, где мечты, где сон спьяну приснился…
Я посмотрела на Варю. Она слушала песню и увлеченно подпевала.
— Сего-одня… то-олько сего-одня… ты мне скажи-и… кто же кто-о-о…
На даче нас встречала Антонина Филипповна, мама Жени, и… Ольга.
— Опа! — сказала Ольга.
— Здравствуйте, — тоже несколько смутилась я.
— Это она? — спросила Ольга у Антонины Филипповны.
— Похоже, что да, — кивнула та.
Женя в это время доставал из багажника пакеты и сумку и поглядывал на нас.
— Мам, все привезли из ресторана?
— Да, налаживают уже.
— А повар приехал?
— Конечно, француз с двумя ребятишками, помощниками.
— Да какой он француз! — отмахнулся Женя. — Так! Потомок французского гувернера.
— А почему тогда по-русски плохо говорит?
— А зачем ему говорить? Ему готовить надо, а не говорить! Вот Лена хорошо говорит по-русски. Знакомься, мам. Леночка, ее дочка Варя, мои хорошие подружки. Они очень хорошие! Их, — Женя посмотрел маме в глаза, — обижать нельзя. Ясно?
— Ясно. А кто собирался их обижать?
— Знаю я вас!
Чуть позже мы сидели и пили кофе-чай с дороги.
— Ну, как ты? — Ольга решила демонстративно обозначить наше знакомство.
Женя с любопытством посмотрел на нас.
— Вы знакомы?
— Еще как! — с некоторым вызовом ответила Ольга. — Лен, ты в порядке? Глаза совершенно отсутствующие…
— Ольга… — Я не знала, куда мне деваться.
— Я видел когда-то такие отсутствующие глаза… — вмешался Женя и посмотрел на Антонину Филипповну, которая с независимым видом раскладывала печенье. — У своей мамы, в очень трагический период ее жизни.
— У Лены, насколько я знаю, никто не умер… Да, Ленусь? — быстро ответила Ольга.
— Как сказать… Можно сказать, что умер. Извините, если у меня какие-то глаза. Зачем тут мои проблемы, на твоем дне рождения…
— Твои проблемы — мои проблемы, — Женя пододвинул свой стул ближе и неожиданно поцеловал меня за ухом. Мне стало смешно и очень приятно.
