— Мы можем узнать, что произошло на самом деле, — наконец проговорил он.
— Как? — выпалил Элиот. Вопрос прозвучал резко и был похож на ружейный залп.
Гренвил повернул голову и внимательно посмотрел на Элиота.
— Мы можем спросить Джосса.
Элиот издал звук, который раньше в классических романах имитировали как «пфу»…
— Мы спросим его. И он скажет нам.
— Да он не знает, что это такое — правда!
— У тебя нет оснований это утверждать!
Элиот вышел из себя:
— Господи Боже, да что, тебе правду под самый нос сунуть надо, чтобы ты ее признал?
— Не смей повышать на меня голос!
Элиот притих и только глядел на старика негодующим и недоверчивым взглядом. Когда он наконец заговорил, это был почти шепот:
— Довольно с меня Джосса Гарднера! Я никогда ему не доверял и не испытывал любви к нему. Я считаю, что он шарлатан, вор и лжец, и я знаю, что прав. Когда-нибудь и ты убедишься, что я прав. Дом этот — твой. Я это признаю. Но вот чего я не могу признать, так это его права распоряжаться в этом доме и помыкать всеми нами только потому, что ему случилось быть…
Мне пришлось его остановить:
— Элиот!
Он повернулся и взглянул на меня так, словно совершенно забыл о моем присутствии.
— Элиот, пожалуйста, не надо больше ничего говорить.
Он опустил взгляд в стакан, залпом допил виски.
— Ладно, — наконец выговорил он. — Временно молчу.
И он пошел налить себе еще виски. Он наливал, а мы с Гренвилом молча глядели на него. В гостиную вернулся Морис Тетком.
— Ну, тогда я поехал, — сказал он в затылок Элиоту.
Повернувшись, Элиот увидел его.
— Как там она, ничего?
— Она наверху. С вашей мамой.
— Выпейте еще на дорожку.
— Нет, я уж поеду.
— Просто не знаем, как вас благодарить. Страшно подумать, что могло бы быть, если б вы не… — Он замолчал, но оборванная эта фраза рождала в сознании ужасные видения: Андреа, умирающая от переохлаждения, утомления, потери крови.
— К счастью, тут подвернулся я. — Он попятился к двери, видимо, желая поскорее ретироваться, но не зная, как лучше это сделать. Элиот сунул пробку в графин и, отставив свеженалитое виски, пришел ему на выручку.
— Я провожу вас.
Морис неопределенно кивнул в нашу с Гренвилом сторону.
— Спокойной всем ночи.
Однако Гренвил грузно, с достоинством поднялся.
— Вы все очень толково сделали, мистер Тетком. Мы вам признательны. И будем крайне признательны, если вы, к тому же, не станете разглашать девочкиной версии того, что произошло. По крайней мере, прежде, чем факты не будут проверены.
К этому предложению Морис отнесся скептически.
— Все равно просочится.
— Но, надеюсь, не через вас.
Морис пожал плечами.
— Дело ваше.
— Именно. Дело это наше. Спокойной ночи, мистер Тетком.
Элиот пошел впереди Мориса к двери.
Гренвил с трудом опять опустился в кресло. На секунду он прикрыл рукой глаза, и я подумала, что такие сцены губительны для его здоровья.
— Вы себя плохо чувствуете?
— Ничего. Все в порядке.
О, если бы я могла быть с ним откровенной, могла признаться, что мне известно про Софию и что Джосс — ее внук! Но я знала, что если заговаривать об этом, то инициатива должна исходить от него.
— Хотите выпить чего-нибудь?
— Нет.
Я оставила его в покое и стала поправлять подушки на диване, придавленные и сбитые Андреа.
Элиот вернулся не сразу, но когда он появился, то казался опять бодрым и веселым, а внезапная ссора, вспыхнувшая между ним и Гренвилом, была забыта. Элиот принялся за оставленное виски.
— Твое здоровье! — сказал он деду, поднимая стакан.
— Я считаю, мы в долгу перед этим молодым человеком, — сказал Гренвил, — и надеюсь, будет случай отдать ему этот долг.
— Насчет Мориса я не стал бы слишком беспокоиться, — бросил Элиот. — Думаю, он вполне способен сам о себе позаботиться. А Петтифер просил меня передать вам обоим, что ужин готов.
Ужинали мы втроем. Молли оставалась с Андреа, а в середине ужина приехал доктор, и Петтифер повел его наверх. Позже мы услышали, как доктор и Молли спустились в холл и разговаривают, после чего, распрощавшись с доктором, Молли вошла в столовую, чтобы сообщить нам, что сказал доктор.
— Шок, конечно. Он дал ей успокоительное и велел полежать в постели день-другой.
Элиот отодвинул стул для нее, и она села, изможденная и потрясенная.
— Подумать только, что такое могло произойти! Как мне сказать это ее матери, ума не приложу!
— Не думай об этом, — сказал Элиот. — Отложи до завтра.
— Но такая кошмарная история! Она ведь совсем ребенок… Ей всего семнадцать. И о чем только думал Джосс! Он просто с ума сошел.
— Может быть, пьяный был, — сказал Элиот.
— Да, вероятно. Пьяный и буйный.
Ни я, ни Гренвил ничего не сказали. Мы словно заключили между собой безмолвное соглашение, не означавшее, однако, что я простила Джосса или как-то извинила его поступок. Возможно, потом, когда Гренвил его расспросит, правда всплывет наружу и мы узнаем все как есть. Но к тому времени я, наверное, уже буду в Лондоне.
Но если бы я оставалась здесь… Я медленно общипывала гроздь винограда и клала в рот виноградины. Наверное, это мой последний ужин в Боскарве, но я так и не знала, рада я этому или нет. Казалось, я стою на перепутье и понятия не имею, какую дорогу выбрать. Но скоро мне так или иначе придется решиться.
Элиот назвал это компромиссом, и прозвучало это холодно и не слишком завлекательно. Но после всей дурной театральщины этого вечера его предложение кажется основательным, разумным, солидным, имеющим достаточную опору в реальности. «Ты создана для того, чтобы жить с мужчиной, иметь дом, детей».
Я потянулась за своей рюмкой и, подняв глаза, перехватила взгляд Элиота с другого конца полированного стола. Он заговорщически улыбнулся мне. На лице его читались уверенность и торжество. Возможно, в то время как я прикидывала, могу ли, в конце концов, выйти за него, он уже знал, что так и будет.
Мы вернулись в гостиную и, сидя у камина, пили кофе, когда раздался телефонный звонок. Я думала, что к телефону подойдет Элиот, но он так плотно уселся в кресле с виски и газетой и так не спешил встать, что на звонок в результате ответил Петтифер. Мы услышали, как скрипнула кухонная дверь, услышали его старческие шаги в холле. Звонок прекратился. Не знаю почему, но я взглянула на каминные часы. Было уже без четверти десять.
Мы ждали. Потом дверь приоткрылась, и в нее просунул голову Петтифер. Очки его сверкнули в лучах света от лампы.
— Кто это, Петтифер? — спросила Молли.
— Спрашивают Ребекку, — сказал Петтифер.
Я удивилась:
— Меня?
— Кто это звонит тебе в такой поздний час? — спросил Элиот.
— Понятия не имею.
Я встала и вышла. Возможно, это Мэгги, что-нибудь насчет квартиры. Или Стивен Форбс интересуется, когда я все-таки выйду на работу. Я почувствовала угрызения совести, что не звонила ему, не сообщала ни о своих делах, ни о том, когда намереваюсь вернуться.
Присев на сундук в холле, я взяла трубку.
— Алло?
Тоненький слабый голосок запищал по-мышиному, как будто с другого конца земли.
— О, мисс Бейлис, мы проходили, а он лежит… муж сказал… мы втащили его по лестнице в квартиру… не знаю, что произошло… весь в крови, еле говорит… Хотела доктора позвать… так он не велел… боязно оставлять его одного… надо, чтобы был кто-то рядом… а он сказал, что справится…
Не вдруг и с некоторым трудом, но довольно быстро я сообразила, что это миссис Керноу и что звонит она мне из автомата на Фиш-лейн сообщить о том, что случилось что-то с Джоссом.
Я была приятно удивлена, что сохраняю почти неколебимое спокойствие и невозмутимость. Казалось, я была подготовлена к такому повороту событий, что мне будут даны распоряжения и станет ясно, что делать. Сомнения, неуверенность — все осталось позади. Я должна ехать к Джоссу.
Поднявшись к себе, я достала куртку, надела, застегнулась, спустилась вниз. Ключи от машины Молли лежали там, где я их оставила, на середине стола в холле, на медном подносе.
Когда я брала ключи, дверь распахнулась, и ко мне подошел Элиот. Мне даже в голову не могло прийти, что он попытается меня остановить. Что кто-нибудь или что-нибудь способно остановить меня.
Он увидел, что я кутаюсь в кожаную куртку.
— Куда это ты собралась?
— По делу.
— Кто это звонил?
— Миссис Керноу.
— Что ей надо?
— Джосс ранен. Она и мистер Керноу шли домой дорогой возле гавани, были в гостях у ее сестры. Они нашли его.
— Ну и?.. — Он сказал это холодно и очень тихо. Видимо, тон его должен был меня испугать, но я не испугалась.
— Я хочу взять машину твоей мамы. Я еду к нему.
