Напарник Додика просиял, его папаша радостно хихикнул.
— Но у меня большие неприятности.
Папаша посерьезнел, принес бутылку, плеснул в стаканы виски.
— В Лаврентийских горах у меня собственность, с ней проблемы. Налоговая задолбала. Срочно надо десять тысяч долларов. То есть вроде как бы уже вчера. Мне ужасно не хотелось этого делать, ребята, потому что мы все-таки друзья, но я нашел покупателя…
— Мы же партнеры! — проревел младший из ослов.
— …а он хитрый такой, говорит, хочу весь бизнес целиком.
— Но мы ведь партнеры, мистер Кейн! Вы моему сыну…
— Я не хочу вас обижать, но если прочитать внимательно наше с вами соглашение, то вы увидите, что я имею право в любой момент все продать.
Отец и сын возбужденно посовещались по-немецки.
— Всего-то десять тысяч! Он хочет даром. Но что я могу поделать? Меня загнали в угол.
— А если папа изыщет деньги?
— Ну естественно, уж лучше я бы вам продал. Но, ребята, давайте реально. Где вы возьмете сразу десять тысяч? — Додик немного подумал. — За десять дней! — Еще подумал. — Да еще и наличными.
В результате Додик одним ударом получил и вожделенный куш, и избавился от «Средства реального похудания доктора Маккоя». И ведь как вовремя! Потому что всего неделей позже из Эллиот-Лейка поступил первый тревожный сигнал. Двоих рабочих урановой шахты доставили в больницу в состоянии крайнего истощения. Додик радостно отложил в сторону газету, позвонил своему брокеру, с порога отмел его возражения и вложил хорошенькую сумму в игру на понижение урановых акций, после чего написал три письма в Оттаву — самым радикальным социалистам в парламенте, — приложив вырезку из газеты. Уже через три дня один из них произнес возмущенную речь, в которой поднял вопрос о радиации, представляющей колоссальную опасность для здоровья горняков.
И тут же, как Додик и рассчитывал, урановые акции покатились вниз.
— Ха-ха-а! — радовался Додик, распевая под душем. — Ха-ха-а! — путаясь в штанинах, танцевал он, надевая костюм, чтобы идти на пирушку в честь первого телеспектакля, поставленного режиссером Джейкобом Хершем. Надо же, имя его школьного приятеля, коротышки Джейка, крупными буквами сияет на экранах телевизоров по всей Канаде! «Телетеатр Дженерал моторс представляет…»
На пирушку явился и Дуг Фрейзер, и Дженни, и все девушки из труппы, и весь техперсонал, и, естественно, на длинных своих ногах прискакал блондинистый Лукас Скотт, эсквайр, по-прежнему ноль без палочки, весь по самое некуда заваленный отвергнутыми сценариями.
— Ну, как успехи, Шекспир? — рот до ушей, спросил Додик.
— Мериться со мною остроумием ты б, Кравиц, лучше даже не пытался. У тебя нет шансов.
Отступив, Додик присоединился к кружку, собравшемуся вокруг Ханны, которая, как всегда, рассказывала про Джо.
— Он у меня родился в насквозь промерзшем горняцком бараке в Йеллоунайфе при вспоможении (если это можно так назвать) всегда поддатой польки-повитухи…
Поскольку у Джейка, которого в тот момент обхаживали приятели Скотта, богатенькие гойчики, времени для Додика, похоже, не было, тот ушел рано, собираясь купить свежую «Глоб», чтобы глянуть, как на данный момент обстоят его дела на урановом фронте. А прекрасно!
Вот они — быстрые деньги, думал Додик. Реальные и позарез необходимые быстрые деньги.
Необходимые, потому что все это время Додик не прекращал трудов по созданию канадо-еврейского справочника «Кто есть Кто»; работа шла медленно, и чем дальше, тем тяжелее — понадобился презентабельный офис, внушительный банковский счет, выход на типографию и торговую сеть, и все это теперь стало доступно. Теперь он наконец сможет сосредоточиться на ловле жирных спонсоров, привлечь которых собирался обещанием перечислить десять процентов дохода еврейским благотворительным организациям.
Работая тайно, Додик листал телефонные справочники всех городов Канады от океана до океана, прорабатывал страницы светской хроники в газетах — как всеобщих, так и еврейских, — выискивая там фамилии еврейских специалистов и бизнесменов. По совету Джейка, он нашел в Виннипеге какого-то шнука[169] из тех профессоров-романтиков, что пробавляются стишками, которому поручил написать трогательную историю вклада евреев в историю Канады (что-нибудь на парочку печатных листов), чтобы она начиналась с первых еврейских поселенцев, приплывших в 1759 году с генералом Амхерстом, среди которых выделялся, например, реб Аарон Харт, офицер интендантской службы[170] (ох уж эти интенданты, подумал Додик, даже и тогда небось покупал за гроши, а продавал втридорога!), но были и многие другие, кто, едва оглядевшись, сразу кидался в торговлю мехами. «Принеся, — добавил потом от себя на полях рукописи Додик, — современные маркетинговые технологии и торговую смекалку в страну колоритных, но тогда еще полудиких coureurs-de-bois»[171].
Историческая статья открывалась цитатой не больше и не меньше как из Достопочтенного Винсента Мэсси, первого уроженца Канады, ставшего канадским генерал-губернатором, который — надо же! — оказывается, признал когда-то, что евреи «обогащают почву Канады, внося в нее новую животворящую струю». (Иными словами, мы что-то вроде конского навоза, подумал Додик.) При этом в статье ничего не говорилось о том, как эта струя, выйдя из берегов во времена сухого закона, крепла главным образом за счет потоков нелегального виски; не говорилось там ни о «Еврейском военном флоте»[172] двадцатых годов, ни о монреальских букмекерах и игорных баронах позднейшего времени. Еще один нанятый профессор сочинил панегирик евреям в медицине — от Маймонида до Леонарда Хаймана Джекобсона, честнейших правил детского психолога из Торонто. Под заголовками, набранными староанглийским шрифтом и для ясности снабженными краткими выдержками из последующих статей, Додик все это воспроизвел на роскошнейшей бумаге, какую только смог заполучить бесплатно — заказав в Англии образчики бумаги для полиграфии, якобы с целью будущего ввоза в Канаду громадного ее количества.
Затем он, хорошенько приподнявшись на падении урановых акций, вызванном массовым распространением радиационных страшилок в прессе, снова позвонил своему слегка оторопевшему брокеру, снял прибыль с игры на понижение и вылетел во взбаламученную Оттаву, где стал искать встречи с соответствующим министром. Засада в сугробе около клуба «Ридо» дала результат: министр был отловлен.
— Мне надо переговорить с вами конфиденциально, сэр.
— В чем дело?
— Моя фамилия Кравиц. Я личный друг сына сенатора Скотта. Ну, вы в курсе, наверное: подающего надежды драматурга, — от души забавляясь, пояснил Додик.
— Ну, допустим.
— Я могу раскрыть вам истинную причину заболеваемости горняков в Эллиот-Лейке. Делюсь с вами этой информацией как давнишний ваш поклонник и стойкий антикоммунист.
Вернувшись в Торонто, Додик опять позвонил брокеру и распорядился сделать в инвестиционной политике полный разворот кругом: покупать урановые акции в как можно больших количествах. На сей раз очередная порция прибыли воспоследовала сразу, как только следующим вечером успокоенный министр выступил на очередных слушаниях в Оттаве.
Статью об этом «Глоб» поместила на первой странице следующим утром; прочитав, Люк от удивления присвистнул и передал газету Джейку.
Министр выступает со скандальным разоблачением аферы:
Средство для снижения веса содержит яйца ленточного червя
— Ничего себе, — поднял брови Люк. — Мне даже жалко его стало. Ведь теперь Додика запрут крепко-накрепко, да и ключ выбросят!
Н-да-а, такого даже я ему никогда не желал.
— А давай поспорим, что ничего подобного с ним не случится?
— Да как же он из этого выкрутится, Джейк!
— На двадцать долларов — забьем?
— Годится.
Как Додик и ожидал, Йорген с папашей, крякая от возмущения, ждал его прибытия у дверей офиса. Смелости им придавало присутствие некоего чересчур ретивого молодого человека, барабанящего пальцами по чемоданчику «атташе».
— Вы у них шпик на побегушках? — спросил Додик, пропуская гостей в дверь конторы.
— Я их адвокат, если вы имели в виду именно это: я не совсем понимаю ваш эстрадный жаргон.
— Азой?[173]
— Что, простите?
— Йорген, дружище, мы ведь могли бы это обговорить и вдвоем. Ты меня удивляешь. Сперва у тебя адвокат, потом у меня адвокат, потом полетят письма, угрозы, мы так ничего не достигнем, а они будут шинковать капусту тоннами.
— Вот это самый, кстати говоря, избитый и злокачественный трюк, о котором писано-переписано во всех учебниках, — вклинился ретивый молодой человек, вскакивая с кресла. — Попытка посеять раздор между клиентом и его поверенным.
