Вот и стали эти немолодые родители жить-поживать, воспитывать своего долгожданного единственного сыночка, да носить цветы на могилку того, второго, который не смог порадовать их своей радостной детской жизнью.
Так прошло около двадцати лет. Сыночек вырос, возмужал и стал настоящим мужчиной. А его родители, радуясь его успехам, ушли потихоньку в мир иной каждый в свой срок — не было им отпущено долгой жизни. Но тут никто ничего заранее, как известно, знать не может.
Пока Вадим рассказывал эту историю, Серёня слушал его и недоумевал. Это же история его собственной жизни. И отец у него был хирургом, и мать — домохозяйкой. Но при чем здесь все это. Кажется, сегодня не он был «именинником» на этом загородном балу. И когда Вадим на минутку перевел дух и вновь отхлебнул из чашки уже совсем остывший чай, Серёня не выдержал и подал голос.
— Вадим, ты мне толком объясни — при чем здесь моя биография? — Серёнин голос был полон недоумения. Вадим нетропливо взглянул на него, снова отхлебнул из чашки и продолжил.
— Ты, Сергей Николаич, не торопись. Торопливость, она часто приводит к ошибкам. А нам ошибки в этой истории ни к чему. И так столько лет многие тут ошибались. Ты нам поручил это дело, вот теперь сиди и слушай. Мы не зря свой хлеб едим. Так вот, — Вадим снова обернулся к затаившим дыхание слушателям, — но только у истории этой есть один поворот, о котором никто до сих пор даже не догадывался. И если бы не случайное стечение обстоятельств, то мы бы с вами никогда здесь не собрались. Дело в том, что второй ребеночек тоже выжил. А акушерка та все наврала. И чтобы никто в этом сейчас не сомневался, разрешите предъявить вам некий документ. Вернее, это кинодокумент. Даша, будь добра поставь-ка нам эту кассетку в видик.
Дашка стрелой метнулась к Вадиму, взяла из его рук кассету и быстренько зарядила ее в видеомагнитофон, стоящий здесь же на кухне на холодильнике. Какая же кухня без видика? Ни поесть нормально, ни чаю попить. На кассете замелькали полоски и через мгновение все увидели следующее. На кровати лежала древняя старушка, а рядом с ней сидел Вадим собственной персоной. Вадим обернулся к видеокамере и прямо в нее, как заправский журналист, ведущий «горячий» репортаж, сказал:
— Мы находимся в доме у Анастасии Павловны Николаевой, которая в свое время трудилась в Энском роддоме акушеркой и принимала роды у гражданки Карельской, что установлено при помощи имеющихся в нашем распоряжении архивных документов. Прошу вашего внимания, сейчас Анастасия Павловна, будучи в здравом уме и твердой памяти, сделает заявление. Приступайте, Анастасия Павловна, — сказал он, поворачиваясь к старушке, и объектив камеры нацелился крупным планом на лицо говорившей. Её голос звучал как шелест осеннего ветра в сухой листве деревьев. Слова были тихими, но четкими, и вполне можно было разобрать все, что говорила эта старушка.
— Я тогда в роддоме работала. Все при детках. А вот своих детей у меня не было. И бес меня попутал, озлобилась я на весь свет. За что, думаю, бог меня так наказал. А тут как раз оказия случилась. Приходит как-то ко мне на работу моя сестра и говорит: «Знаешь, Настя, тут такое дело. Ко мне люди одни обратились. Я с ними на курорте в Гаграх познакомилась. Помнишь, мне от профсоюза путевку выделили? Хорошие люди. Слово за слово, я и рассказала, что ты у меня в роддоме работаешь. Они как пристали ко мне — познакомь да познакомь, мол, дело у нас есть к ней. Я сначала очень удивилась — какие могут быть дела у незнакомых людей? Хотя, с виду они — порядочные, состоятельные. Сознались эти люди, что бездетные они, а ребеночка им очень хочется, и еще сказали, что могут нам с тобой много денег дать. Я и подумала, а что, может быть, это шанс, а, как ты считаешь? Тебе скоро на пенсию, я тоже много за жизнь не скопила. А тут такой случай. Я и согласилась их к тебе привести. Прошу тебя, выслушай их».
В общем, встретилась я с этими людьми. Они действительно люди состоятельные. Но просьба у них была необычная. Детеночка им сильно хотелось. А поскольку сами они не могли родить, то и попросили меня добыть им сыночка. Я сначала в ужас пришла, как это — добыть. Там же живые люди. И потом в детских домах этих «детеночков» — пруд пруди. Но они мне сказали, что из детского дома им брать никого не хочется. Вдруг наследственность плохая, там же много детишек, у которых родители-алкоголики или больные чем-нибудь. А в роддоме — совсем другое дело. Там я могу и про родителей все узнать — кто да что, так намного надежнее будет. Долго они меня уговаривали и денег много предлагали, очень много. Вконец меня измучили. Измором взяли. Согласилась я на их предложение. И вот тут поступила роженица одна, в возрасте уже. А у нее двойня намечалась. Я так рассудила. Раз бог двоих деток дает, то можно же и с другими поделиться. Беда-то у них общая была. Только вот этой гражданочке, как сейчас помню, Карельская её фамилия была, уже повезло. Хоть и поздно, но все же будет у нее свой ребеночек. А вот тем моим новым знакомым еще бог никого пока не дал. И даст ли, вопрос. Так что, когда у той, Карельской, двойняшки родились, я одного спрятала, а матери с отцом сказала, что помер он, второй-то. И чтобы они не переживали, я сама все и сделала. И похороны, и веночки, и крестик на кладбище. Благо, главврач у нас душевный человек был. Я ему много чего тогда наплела — и о тяжелых родах, и о травме душевной для немолодой уже мамочки. Он и согласился с моими доводами, все бумаги мне и подмахнул. Вот так я все и устроила. А ребеночка того, второго, я этим людям передала. Они меня деньгами-то не обидели, озолотили просто. Но деньги те нам впрок не пошли. Сестра моя скончалась через год от скоротечного рака. А у меня, грешницы, паралич ноги разбил. И всю жизнь я теперь этот грех перед Господом замаливаю, не знаю, простит ли когда или нет. И сегодня перед его светлым ликом, который во снах мне почитай каждый день является, видно зовет уже, я прошу прощения у тех, кому я столько зла причинила. Если можете, простите меня.
И бабуська откинулась на подушки, переводя дух после такого страшного для любого человека признания.
Запись на кассете закончилась, и теперь на экране мелькала рябь от пустых кадров. Но в кухне стояла такая тишина, что даже дыхание казалось кощунственным нарушением вселенского покоя и вечности. Дашка тихо плакала, «бородачи» молча сидели, глядя в пустой экран. Серёня растерянно глядел на всю честную кампанию и одна только мысль вертелась в его голове: «Чудны твои дела, Господи!» Первым тишину нарушил Вадим.
— Теперь вы сами все видели, Сергей Николаевич. — Вадим от торжественности момента встал во весь свой могучий рост. — Разрешите представить вам вашего родного брата, Юрия.
В ту же секунду раздался грохот. Это Юрий, у которого от сегодняшних событий нервы и так были на пределе, свалился в обморок, перевернув стул, на котором он сидел.
Юрий пришел в себя от резкого запаха нашатыря, разлившегося в воздухе. Он лежал на кровати в спальне. А вокруг него сидели несколько мужчин, которые сегодня так внезапно ворвались в его жизнь и перевернули в ней все вверх дном. Юрий посмотрел на Серёню.
— Ну, братан, ты даешь! Как девка, ей богу. У вас, у артистов, что, все такие нежные? — Но в глазах Серёни бегали чертики, и Юрий понял, что он сейчас неожиданно для самого себя оказался в кругу друзей. Вот это жизнь! Вот какие она иногда крендели выкидывает, никогда не догадаешься, что там за поворотом.
Юрий неожиданно улыбнулся брату.
— Ты знаешь, я и сам не знаю, как это вышло. Вроде, по-жизни не слабак. Но тут столько навалилось.
Серёня улыбнулся ему в ответ.
— Ладно. Лежи-лежи, я понимаю. Нам с тобой еще столько всяких разговоров надо переговорить — не перечесть. Мне тут, пока ты в отключке валялся, ребята про тебя немного рассказали. И, по их мнению выходит, что ты не совсем пропащий человек. А то я за этот год многое передумал — кто это там такой скорый в мою шкуру залез? Но вроде все не так уж плохо. Ладно, ты поспи часок, а мы пока на кухне посидим, покумекаем. Нам есть, что с этими орлами обсудить. Представляешь, они даже мне ничего не рассказали. А я, между прочим, их потенциальный работодатель. — И Серёня укоризненно глянул на друзей. — Вы бы хоть намекнули, что ли. А то так двоих обморочных могли бы заполучить. Я же тоже не железный.
Петр похлопал Серёню по плечу и заметил:
— Я тебя предупреждал, но ты просто не обратил внимания. Помнишь, когда мы обувь свою прятать не стали, я тебе сказал, готовься к представлению. Не пожалеешь. Мы-то точно знали, что прятаться нам здесь не от кого.
Ничего такого Серёня не помнил, но и немудрено. День сегодня выдался — такой один раз в сто лет выпадает. И то не каждому. Но он был не в обиде на «бородачей». То, что они ничего ему не докладывали, в сущности, характеризовало их, как настоящих профессионалов. Чего зря языком чесать, вот сделал дело — тогда можно и обсудить.
