Ключи к жизни. Ключи к выживанию. Их несложно найти. Но нужно еще знать, где двери, к которым они подходят, чтобы не пришлось ходить с тяжелой связкой от одной двери к другой и пробовать каждый ключ. Мне так страшно, что хочется все бросить. Нить, на которой висит моя жизнь, тоньше шелка. Нить всего живого. Вот почему животные дрожат. Резкие, дерганые движения. Они словно бьют током. И если удастся встретить взгляд дикого животного, то можно увидеть в нем саму жизнь, нагую и прекрасную. Все то, от чего мы так хотели себя защитить. Услышать странно знакомую мелодию.
Я не знала смерть, пока не стало слишком поздно. Но ты ее видел. Видел, как видят дикие звери. И ты понял, что ее невозможно выразить словами, что для нее не существует слов. Она живет в нервах и мышцах, судорогах и конвульсиях, глубоко внутри.
Я укрылась в гнезде времени. Но теперь мне слышно, как ветер качает ветки деревьев. Я чувствую, как раскачивается мое гнездо вместе с деревом. И я узнаю. Медленно узнаю. Я, которая думала, что знает все.
Когда мои мысли обретут пальцы и нащупают опору, я уйду отсюда. Вернусь обратно в свою жизнь. Это мой долг. Это то, что человек должен сделать.
Прошло два месяца, прежде чем Хельга с Соломоном собрались в Наттмюрберг, чтобы рассказать Инне о несчастье, случившемся с Ароном.
Они тянули так долго, потому что не хотели терять надежду. Никто не видел его мертвого тела, а значит, он мог быть жив. Но шли недели, и надежды не осталось. Арон не вернулся. Как бы им ни хотелось услышать его голос, его шаги, Арон не вернулся. И Инна наверняка переживает.
Соломон попросил соседей позаботиться о детях и скотине, потому что они собирались заночевать в Наттмюрберге. Лыжни туда проложено не было, а дневного света едва хватало часа на два пути.
Но когда они свернули с главной дороги на тропинку, ведущую к хутору, то обнаружили, что она хорошо утоптана. Кто-то постоянно ходил по ней зимой. Неужели Инна? В деревне ее никто не видел. Они сказали Улофссону и другим, что, если Инна появится в лавке, чтобы они, не говоря ни слова, тут же послали ее к Хельге и Соломону.
Когда они добрались до Наттмюрберга, уже стемнело. Никто из них не бывал там раньше, но они сразу поняли, что пришли, куда нужно.
Перед домом они сняли лыжи и воткнули их в снег. Переглянувшись, поднялись на крыльцо. Соломон открыл дверь и прокричал «Добрый день» в сени.
В печке горел огонь, и они сразу увидели Кно-веля, строгавшего полено у очага. Обернувшись, он уставился на незваных гостей. В Наттмюрберг никто никогда не захаживал, тем более зимой.
— Добрый день, — буркнул он.
Соломон коротко объяснил, кто они такие, и спросил, можно ли войти. Старик едва заметно кивнул головой. Мысли его перепутались. Что им нужно? Зачем они пришли? Может, все дело в земельном наделе? Или их прислали из церкви?
Хельга искала глазами Инну, но девушки нигде не было видно. В спальне свет не горел.
— Вы, наверное, удивляетесь, что нас привело в такое время, — продолжил Соломон.
«Еще бы», — подумал Кновель, но вслух ничего не сказал. Пусть сами говорят.
Соломон огляделся по сторонам:
— Вообще-то мы пришли не к вам, а к Инне. Мы хотели бы с ней поговорить.
— Инна, — буркнул Кновель. И больше ничего не сказал.
— Ее нет дома? — не унимался Соломон.
Кновель оторвался от полена, которое строгал, и мрачно взглянул на Соломона:
— В хлеву. Шлюха в хлеву.
Хельга с Соломоном переглянулись.
— Значит, она скоро вернется? — предположила Хельга.
Кновель швырнул полено в огонь, не удостоив их ответом.
Супруги снова переглянулись, Хельга нахмурилась и знаком показала на дверь.
В хлев можно было попасть через сарай, к которому вела протоптанная дорожка. Перед тем как открыть дверь, Соломон, постучал, но дверь не открылась.
— Инна! — крикнул он. — Это Соломон и Хельга, друзья Арона из деревни. Можно нам войти?
Внутри послышалось какое-то движение. Дверь приоткрылась, и в щелочке они увидели Инну. Разглядев, кто перед ней, девушка попятилась, освобождая проход, и Соломон открыл дверь:
— Можно нам войти?
Кивнув, Инна шагнула назад.
Внутри тоже был разожжен огонь. Овцы и козы изумленно уставились на гостей, даже коровы повернули к ним свои большие головы. Прикрыв за собой дверь, Соломон поздоровался:
— Добрый день.
— Добрый день, Инна, — сказала Хельга.
— Добрый, — отозвалась Инна.
Девушка была бледной как мел. В глазах застыл страх.
— Можно нам присесть? — спросил Соломон.
Они опустились на чурбачок и табуретку, что были в хлеву. Хельга порылась в своем узле и достала пакет с кофе.
— Может, сварим кофе и перекусим? — спросила она.
Инна кивнула, доставая кастрюлю.
— Дело касается Арона, — начал Соломон. — Мы принесли печальные известия.
Инна дернулась, словно в конвульсии. Глаза впились в лицо Соломона.
Глубоко вздохнув, он продолжил:
— По дороге из Мальго Арон провалился под лед на озере Ара.
В хлеву стало тихо. Хельга заставила свои руки налить в кастрюлю воды, насыпать кофе и закрыть крышку. Заставила их достать хлеб, окорок, холодную вареную картошку и разложить все на чурбачке.
— Мальго? — прошептала Инна.
— Да, он ходил в Мальго, — пояснила Хель-га, все пытаясь что-то нащупать в мешке. Достав наконец пакет, она протянула его Инне. — Вот, он ходил в Мальго за этим, — сказала она и разрыдалась. Рука, державшая сверток, задрожала, и Соломону пришлось самому положить сверток Инне на колени.
— Это тебе, — сказал он. — От него.
Инна уставилась на пакет, потом перевела взгляд на Хельгу.
— Он умер, — прошептала она. — Умер.
Нижняя челюсть у нее внезапно затряслась, хотя тело оставалось неподвижным.
— Девочка моя, — всхлипнула Хельга, обнимая ее. — Девочка моя, как мы тебя огорчили!
Соломону самому пришлось заниматься кофе. Хельга продолжала сжимать Инну в объятьях. Теперь они обе рыдали навзрыд.
— Разверни его, — всхлипывала Хельга. — Там кольцо. И ткань. Он пошел купить все это к свадьбе. Бог знает, зачем он отправился в Мальго, когда можно было пойти в Ракселе. Но он пошел в Мальго, и собака вернулась домой одна, Соломон ходил с ней к озеру и там нашел на льду мешок, весь заледеневший... видимо, собака вытащила его из воды. Боже милостивый, Инна, какое несчастье.
Соломон налил всем кофе и плеснул в чашки самогона из фляжки.
— Пейте, — велел он.
Женщины разомкнули объятья и взяли кружки. Какое-то время все молча прихлебывали горячий кофе.
— Ты добавил туда спиртного, — сказала Хельга.
— Да, нам всем это необходимо. И это, — показал он на хлеб. — Давайте пейте. — Он протянул ломоть Инне: — Ешь. Все это так тяжело. И для нас тоже, Инна. Мы очень любили Арона. В нем было что-то особенное. И мы так обрадовались, когда он нашел себе жену.
Инна молчала. Взгляд у нее был отстраненный. Время от времени ее тело сотрясала дрожь.
— Мы можем все рассказать, — сказала Хельга. — Если захочешь, мы можем все тебе рассказать.
Они продолжали молча пить кофе и есть хлеб. Животные улеглись. Инна машинально подкинула в огонь еще полено и опять села неподвижно, словно силы оставили ее. Хельга внимательно посмотрела на нее.
— Значит, ты живешь здесь, в хлеву? — спросила она осторожно.
Инна кивнула.
— Вы с отцом в разладе?
Молчание.
— Но нам можно здесь переночевать, нам с Соломоном? Дать ногам отдохнуть?
— Конечно, — прошептала Инна.
Они улеглись спать на сено. Хельга легла рядом с Инной и снова обняла девушку.
— Мы еще поговорим. И отдадим тебе его вещи, Арона. Мы их с собой не взяли. И собаку, если хочешь, тоже тебе отдадим. Ты можешь прийти к нам в гости в Крокмюр. Или мы снова тебя навестим. Вижу, что весной тебе понадобится помощь. Ты же ждешь ребенка, Инна, не так ли?
Инна крепче прижалась к Хельге. Хельга почувствовала, как тело девушки сжимается от боли.
— У тебя родится красивое дитя. Всё в него, — сказала Хельга, поглаживая Инну по серебряным волосам. — Красивое дитя.
Город-порт на юге Швеции. Хохай находится на севере. (Здесь и далее примеч. переводчика.)
Существа из скандинавской мифологии.
Героиня одноименного романа норвежской писательницы Сигрид Унсет.
Книга Астрид Линдгрен.
Пиетизм — движение внутри лютеранства, придающее особое значение личному благочестию и общению с Богом.
Последние слова Иисуса Христа на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Евангелие от Матфея, 27, 46).
