— А вторая?
— А вторая — это свиданка. Жена ведь приедет не с пустыми руками. Деньжонок, может, подвезет, грев какой-ни- будь. Надо его как-то будет завезти. У тебя дорог нет, а у Захара — зеленая дорога. Скоро он тебе это и предложит.
— Я и через Мустафу могу.
— Он это тоже знает, поэтому, чтоб мимо него не проплыло, будет сейчас тебе петь о том, что у Мустафы все каналы перекрыты. И что в клубе тебя кинут и так далее.
— У Захара все на роже написано.
— Правильно. Поэтому послабуха для тебя сейчас и создается. Кинут, на сто процентов. А потом, если вдруг начнешь предъявлять, — запустят под пресс. Грибанов найдет причину упрятать в изолятор суток на десять. А когда выйдешь — снова под пресс. Пока про все не забудешь — не до этого станет.
— Я, собственно, так и думаю.
— А если ты откажешься, начнут мстить. Сценарий у них один. Так что жди в ближайшее время предложений.
С силой метнул недокуренную папиросу в землю, задавил ее сапогом и пошел, не оглядываясь.
На следующий день, напялив, как обычно, рабочие обутки, мы со Славкой перебирали частокол из лопатных черенков. Лопаты наши были помечены, а потому никому другому брать их не полагалось. За этим занятием и застал нас Захар.
— Что, Санек, золотую ищешь, а-га-га?.. Так это не здесь— здесь все одинаковые. Правильно я говорю, Керин? На воле бабки, говорят, греб лопатой, а-га-га?.. Ты лучше понимаешь, которая золотая, а которая — могилу рыть, а-га-га!
— Если б греб лопатой — тут бы не сидел, — лениво огрызнулся Славка.
— Надо было со своей приезжать. Вон, Саньку на свиданку, может, жена подвезет. Надо ей черкнуть, пусть фильдеперсовую подыщет, а-га-га! Он, один хуй, работать не хочет. Будет хотя бы по зоне с красивой лопатой канать... Когда свиданка-то?
— Не знаю. На днях.
— У-у, тогда надо временно на дно прилечь, а то лишит Грибанов. А что? Он может. Ему когда баба евоная не дает, он со злости свиданки кого-нибудь да лишает, а-га-га!
Захар еще поострил, погоготал и исчез. Мы же, выдрав, наконец, из пачки лопат свои, нехотя двинулись в сторону мусорных куч.
Выпавший снег продержался недолго. В этот день появилось солнце и стало прожигать проталины. От них шел легкий парок, а валяющиеся вокруг бревна подсохли и нагрелись. На них, толстенных и пахнущих хвойной корой, приятно было посидеть в перекур, вытянув ноги и глядя в небо.
Куча опилок, которая была определена нам в качестве дневной нормы, к обеду неожиданно закончилась. Самосвал уехал, и все рухнули на бревна курить и говорить. Мы со Славкой сидели спиной ко всей бригаде и тихо обсуждали, как лучше протащить в зону деньги и мешок с продуктами. Вдруг что-то прилетело мне в спину. Я обернулся. Славка окинул народ подозрительным взглядом. Никто не отреагировал.
— Меж собой перебрасываются, черти. Промахнулся, что ли, кто-то, — засомневался он.
Позади на бревнах сидело врассыпную человек сорок. В основном простые мужички и несколько петухов. Все, кто поблатней, разбрелись по своим делам. Мы с Кериным тоже ловили момент, чтобы незаметно смыться в лесоцех к его подельнику. Тот был бригадиром и имел массу возможностей.
— Пойду гляну, где Захар, — выдохнул дым Славка, лениво поднялся и пошел в сторону тепляка.
Не успела за ним закрыться дверь, как в спину опять прилетело. На этот раз обрезок доски — с кусок хозяйственного мыла. Я резко вскочил.
— Кто?!. Кто бросил, твари?!
Все молчали, глядя на меня.
— Ты?
— Нет...
— Ты?
— Нет...
По траектории полета я пытался определить, откуда бросили. Никто не сознавался. Всем не предъявишь, хотя как минимум половина видела.
— Узнаю кто — лопату об башку сломаю! Поняли меня?
В ответ тишина и несколько ухмыляющихся рож.
Снял телогрейку, постелил на бревно и демонстративно
сел спиной. Фуражку положил рядом, полез в карман за сигаретами. На этот раз обрубок ветки прилетел мне точно в затылок. Удар был сильный, болезненный, а самое главное — уничижительный. Это был, как сказал бы Медведь, «натурально конкретный наезд».
Я молча поднялся, взял лопату и пошел навстречу. Ухмыляющиеся рожи превратились в тревожные. Все замерли.
— Кто?
Повисла пауза, и через мгновение — голос со стороны:
— Да хуй его знает... Тут за всем только менты следят.
Я надвигался, твердо решив бить всех, не разбирая.
Вопрос был лишь в том, с кого начать. Прощать такое в лагере нельзя.
— Кто?.. Отвечайте, суки!..
В этот момент один из сидевших сбоку мужичков тихо скосил глаза на одну из рож. Собственно, про эту я и подумал. Но никак не мог поверить, что у ее обладателя хватит наглости. Да и зачем? Мы никогда не общались. По положению он был гораздо ниже меня — нечто среднее между «чертом» и «ушаном». Да и лет ему было не больше двадцать пяти.
Поравнявшись, я вскинул лопату и плашмя, со всего размаху ударил его в лицо. Лицо с треском разлетелось. Бедолага упал навзничь. Сидевшие рядом бросились врассыпную. Я навис над ним и прорычал:
— Говори, тварь, кто научил? Говори, сука, или башку отрублю!..
Вдавив ему лопату в переносицу и размахнувшись рукой над черенком, добавил:
— До трех считать не буду...
Кровь хлестала у него из носа ручьем, заливала глаза и рот. Народ вокруг замер — вот это оборотка!
— Не могу, Александр, не могу, прости... не могу сказать...
Я отдернул лопату. Он обхватил лицо руками, рывком перевернулся на живот и остался лежать плашмя, сотрясаясь всем телом.
— Еще кто-нибудь желает бросить? — зловеще поинтересовался я и, получив в ответ гробовое молчание, вскинул лопату на плечо и пошел прочь. Навстречу мне, надевая на ходу рукавицы, бежал Славка.
— Хорошо ты этой крысе приложил! Пойдем дойдем до Медведя, — торопливо сказал он.
Через полчаса со стороны лесоцеха показался Захар.
— Давай быстро собирайтесь! Пошли в жилзону, работы на сегодня больше не будет — опилки кончились, а-га-га!..
Все потянулись в тепляк.
— Зря ты, Александр, ему по еблу лопатой, — сожалеющим тоном отчитыват меня Медведь, — надо было сапогом. На худой конец— кулаком. Сейчас побежит в оперчасть или Грибану пожалуется. Побои сниму!'— на раскрутку можешь угодить.
— Да мы его тогда под эстакадой удавим, — возражал Славка.
— Удавить-то удавим, да поздно будет. Помяни мое слово, они такую возможность не упустят.
— Я думаю так, — перебил Славка, — если он по этому делу подкатит, ты ему, не в кипиш, намекни, что этот черт признался, мол, будто бы Захар его и торпедировал. Но сам ты в это, конечно, не веришь. Тот — не дурак, быстро что-нибудь придумает.
В раздевалке обычного гвалта не было, все переговаривались тихо. Ждали, как отреагирует Захар, а значит, и начальство.
Он вышел на крыльцо, весело скалясь:
— Сегодня план по мусору дали, можно домой с чистой совестью, а-га-га!..
Строй двинулся. В средине, затесавшись в толпе, понуро брел тот, с разбитой мордой. Звали его Вовиком.
Наша компания, примерно из шести человек, сбившись в кучу, гоготала, всем видом давая понять, что ничего особенного не произошло. И если надо будет повторить номер с лопатой — в любой момент сделаем не задумываясь.
Захар тихо переговаривался с шедшими рядом. Изредка громко острил, тоже делая вид, что ничего не произошло. На половине дороги отряд остановился, пропуская группу идущего навстречу начальства.
— Новик, за тобой идут, а-га-га!.. Гасись в запретку! А-га-га! — заржал в спину Захар, и все следом засмеялись. Дальше был уже его репертуар. Это дело он обожал, а главное — умел. Глядя не на меня, не на Славку, а поверх голов в самое начало строя, он будто обращался к галерке:
— Санек-то Новиков, бля буду, серьезно решил досрочно освобождаться — два плана дать хотел, а-га-га!.. Так лопатой махал, что, вон, Вовику все ебло разворотил! А не хуя стоять с разинутым, да, Вовик?.. А-га-га!
— Да он замастыриться решил — сам под лопату морду сунул! — поддержал Медведь.
— А-га-га!..
— Что молчишь, Вовик? Сейчас тебе на свиданку свою бабу лучше не вызывать. Приедет, увидит — в обморок упадет. Подумает, что ты здесь не блатной, а-га-га! Наверно, бабе-то написал, что здесь сидишь на положении, а?.. Почти что вор в законе, а-га-га!
Захара было не остановить.
— А я-то думаю, что это Новик с Кериным с утра целый час лопаты выбирают, черенки щупают. Вот оно, бля, что, а-га-га! Ты, Вовик, эту сохрани — там с твоей хари барельеф остался. Если что — в санчасти по лопате восстановят!.. А-га-га!
Он закурил на ходу и продолжал:
— А тебя, Санек, если в трюм за евоную харю закроют, все равно на свиданку на пару дней выпустят. Вон, Петруха, если что, перед Дюжевым похлопочет, а-га-га! Они кенты по кумовской части!..
Петрухи рядом не было. Тем не менее Захар куражился так, будто тот шел рядом и поддакивал ему.
Наизгалявшись до всеобщего ржания, Захар придвинулся ко мне и уже серьезно сказал:
— Отрядник будет спрашивать, что было, скажешь, ничего не было. Я этот вопрос с потерпевшим, хе-хе, подработаю, — лукаво подмигнул он одним глазом. — После свиданки, надеюсь, не обделишь вниманием, а?.. Тут ведь как, Санек, в лагере: не все, что гребешь лопатой, надо грести под себя, хе-хе... Это — первое. Второе: не та лопата золотая, что из золота, а та, которую правильно употребляют. Да. А третье? А третье — если кто первые два правила не усвоил, может случиться, что в!сь срок будет на себе испытывать, что крепче: морда или лопата. А-га- га!.. — И уже в полный голос заорал: — Правильно я говорю, Вовик? А?.. Вовик-хуеголовик! А-га-га-га!..
