Линду возмущало столь откровенное противодействие со стороны социальных работников, равно как и их бессовестное любопытство, но что она могла поделать?
— А вы не думали о том, чтобы утрясти дело так, как это принято в России? — попытался разрядить обстановку Алан.
— Не представляю, о чем вы. Понимаете, это не люди, а какие-то бездушные роботы… Чем их проймешь?
— Бутылка коньяка, коробка шоколадных конфет и несколько коричневых конвертов с долларами — обычно это помогает.
14
Октябрь 1997 года
День сурка
Ване было уже почти восемь лет, а он все еще ждал, когда для него начнется настоящая жизнь. Как и прежде, он проводил время, сидя за столиком в группе с детьми много младше себя.
Теперь он был в шестой группе, а не во второй. Но поговорить мог только с одной девочкой — Юлей, которая делила с ним стол, как когда-то Андрей.
Правда, разговаривать с Юлей было интереснее, чем с Андреем. Ходить она не умела, зато знала множество вещей и с удовольствием отвечала на Ванины вопросы. Раньше она жила с папой. Но однажды он заснул и больше не проснулся, а она попала в дом ребенка.
Больше всего Ване нравилось, когда Юля рассказывала ему, как люди живут в квартирах. У них с папой была собственная ванная комната — только для них. Папа разрешал ей барахтаться в ванне и самой пускать воду. Около кровати стоял ночник, который она включала и выключала, когда хотела. Ваня слушал ее как зачарованный. В больнице Барни и Эмили позволяли ему плескаться водой в раковине, но в доме ребенка об этом нечего было и думать. И он ни разу в жизни сам не включал свет. Если бы ты жил в квартире, сказала Юля, то мог бы по собственному желанию включать и выключать не только свет, но и телевизор. У Вани округлились глаза. Когда живешь в квартире, никогда не бываешь голодным, сказала Юля. Можешь брать хлеба сколько хочешь. Просто ползешь в кухню и берешь его со стола.
Кроватки Вани и Юли стояли рядом, и они шептались до поздней ночи. Потом Юля засыпала, а Ваня еще долго лежал без сна, вспоминая ее рассказы и обдумывая каждую подробность. Постепенно его мысли перескакивали на людей, которых он любил, и он пытался представить себе, что они сейчас делают. Первой у него, естественно, шла Андреев-ночка. С ней было проще всего, ведь она находилась наверху, во второй группе. Приходя на дежурство, она обязательно заглядывала к Ване в шестую группу и напоминала ему, чтобы делал упражнения для ножек. Но задерживаться она не могла — торопилась во вторую группу.
Еще Ваня с удовольствием вспоминал, как к нему в больницу приходили Барни и Эмили. С ними было весело. Если он говорил Барни, что хочет писать, то тот нес его на руках в туалет, а потом разрешал повернуть кран и побрызгаться в воде. Один раз он так промок, что Барни пришлось чуть ли не бегом нести его в палату и переодевать в сухую одежду. Нянечка ужасно рассердилась и ругалась на Барни. Хорошо, что Барни ничего не понял. Он приехал из Англии, и Эмили тоже. Нянечки и на Эмили кричали, особенно когда она вывозила Ваню на свежий воздух. Но она тоже ничего не понимала. Просто сажала в кресло на колесиках и везла. Самое интересное начиналось, когда Ваня кричал ей: “Быстрее, быстрее!” Эмили переходила на бег. Ваня снова кричал, и Эмили бежала еще быстрее, пока не запыхается. Как они тогда хохотали! А потом Барни и Эмили уехали в Англию. Это очень далеко.
Андрей тоже далеко. Его увезли в Америку. Теперь у него есть и мама, и папа, и брат с сестрой. Ваня попытался представить себе квартиру, в которой живет Андрей. Наверное, у него есть кровать, и он спит в ней вместе с братом и сестрой. Но свет выключает, конечно, Андрей. А когда проголодается, ползет на кухню и берет кусок хлеба.
Ване вспомнился день, когда Андрей покидал дом ребенка. Ваню все время обнимала женщина по имени Линда, которая привезла ему новые кроссовки. Ваня понял, что она приехала издалека исключительно ради него. Она говорила, что приедет еще. Где она теперь?
Потом наступала очередь Эльвиры. Она тоже далеко. Вернулась в свой дом ребенка. Ваня вспомнил, как они рассказывали друг дружке страшные истории. Еще приходила Вика со своими подругами, учила его стихам и читала ему книжки. И Сэра всегда приводила с собой разных людей… Все они теперь далеко. Ваня лежал без сна, а в памяти проплывали знакомые и полузабытые лица. Он повторял про себя забавные имена иностранцев. И в конце концов засыпая.
Однажды Ваня сидел за своим столиком и мечтал: хорошо бы пришла Ася. Может, она принесет ему деревянную обезьянку на лестнице, которая умеет сама спускаться по перекладинам сверху вниз?
Но тут его отвлекли. В группу зашла Вера. Она только что побывала в новом магазине, открывшемся напротив дома ребенка, и бурно делилась впечатлениями.
— Ты даже не представляешь, какие там цены! — восклицала она. — Один тортик стоит больше моей месячной зарплаты. Что ж это творится?!
Беседа перекинулась на детдомовские дела, и Ваня навострил уши. Он сразу понял, что речь идет о нем. Его присутствия женщины как будто не замечали.
— …англичанка… Помнишь, которая хотела его усыновить? Куда она подевалась?
— Не знаю. Уже полгода прошло. За это время все формальности сто раз уладить можно. А от нее ни слуху ни духу.
— Ей уж за пятьдесят… Не мама, а бабушка.
— И то верно.
— О чем только люди думают? В таком возрасте, и усыновлять ребенка! Да и не похоже, чтоб богатая была. Обратила внимание на ее шмотки?
— Да уж. Видно, передумала.
— И податься ему больше некуда.
Женщины продолжали разговаривать, а Ваня сидел, оглушенный услышанным. Только сейчас он осознал, как рассчитывал на Линду. Она приехала издалека специально ради него и обещала вернуться. У мальчика аж живот скрутило. Неужели ему придется ехать в интернат? Даже думать об этом было страшно. Ваня смотрел перед собой, ничего не видя и ничего не чувствуя, пока чьи-то руки не подняли его со стула. Это пришла Адель, чтобы отнести его на еженедельную службу в часовне дома ребенка.
15
Ноябрь 1997 года
Поиск стрелочника
После приезда Линды в Москву прошло уже семь месяцев, а дело с Ваниным усыновлением не двигалось с мертвой точки. Однажды, когда Сэра была дома, в дверь позвонили. Это была Вика. Она сердито сбивала снег с сапожек. Щеки у нее горели огнем.
— Вика, ты что, бежала? Не уверена, что в твоем положении это разумно.
Но Вике было не до ее беременности.
— Я прямо из дома ребенка. — Она сняла шапку и тряхнула волосами. — Опять снова-здорово? Надоели мне их сюрпризы.
Сэра увела ее на кухню и заварила чай. Вика только что поругалась с Аделью. Началось с того, что Адель упомянула о скором появлении комиссии из больницы № 6. Комиссия приезжала освидетельствовать старших детей и поставить каждому диагноз.
Не успела Адель договорить, как Вика ее перебила:
— Вы же не собираетесь снова тащить Ваню на эту комиссию? Вы не можете позволить им навесить на него еще один ужасный диагноз! У меня вообще такое впечатление, что они намеренно записывают его в имбецилы. Кто же после этого захочет его усыновить?
Дети с подобным диагнозом не имели ни одного шанса попасть в списки на усыновление, так что Адель понимала, насколько важно уберечь Ваню от комиссии. Вика не постеснялась напомнить ей, что она обещала защищать Ваню до усыновления. Адель, как всегда, уклонилась от прямого ответа. Она предпочитала не управлять событиями, а предоставлять им идти своим чередом. Только пожаловалась, что из министерства нет никаких вестей об усыновлении Вани. И заметила, что без документов ничего не может сделать для мальчика. В конце концов, Ване уже почти восемь лет, и ей грозят крупные неприятности за то, что она так долго держит его у себя.
У Вики внутри что-то оборвалось.
— Значит, вы согласитесь отправить его в интернат? — Она уже не сдерживалась. — Чтобы он двадцать четыре часа проводил в кровати? Вы этого хотите для него?
