— Нормально.
— Слава Богу! Честно говоря, я повела себя непростительно, безоглядно устремившись за вами, и сама утратила чувство реальности.
— Но разве гипнотизер, не выводит своего пациента из гипнотического состояния?
— Гипнотизер? Не знаю точно, но по-моему, вы правы, — выводит. А вам показалось, что я гипнотизировала вас?
— Да. Но это ведь известный прием: метроном или спираль, или еще что-то ритмичное, отвлекающее внимание.
— Не внимание, а сознание, если уж быть точным. В этой части да — приемы довольно однообразны, хотя есть и более жесткие способы. Но вот дальнейшее… вы я вижу, неплохо осведомлены в этих вопросах. Тогда скажите, с какой же целью я гипнотизировала вас?
— Чтобы проникнуть в подсознание.
— И там…?
— Выяснить скрытые от моего сознания причины происходящих со мной странностей.
— То есть вы уверены, что странности, происходящие с вами, всего лишь картинки, хранящиеся в вашем подсознании и вырывающиеся наружу, потому, что сознание по какой — то причине перестает выполнять свои функции?
— Откровенно говоря: не знаю. Но все то, чему учили меня, и что сама я где-то читала и слышала из этой области, не позволяет мне думать иначе.
— Но, тем не менее, вы — то как раз пытаетесь думать иначе? В обратном случае, вы бы обратились к какому-ни-будь модному психоаналитику…
— Ну, уж нет!
— Что так-то?
— Был печальный опыт несбывшихся надежд — Понятно. Но специалисты бывают разные. Может, вам просто «повезло» — нарвались на шарлатана или недоучку.
— Возможно. Но теперь не пойду и к светилу.
— И все же, простите за нескромность, ко мне вы пришли, только потому, что у вас устойчивое неприятие психологов, или потому, что традиционное трактовка: сознание — сейф, подсознание — замок и сторож одновременно, и если что « не так», то это сейф прохудился? Или же вы ищите иных объяснений тому, что « не так»
— Ищу, это вы очень правильно заметили. Всего лишь — ищу, но не очень верю в результаты поиска, и не очень представляю себе, что же именно пытаюсь найти?
— И этого уже немало. Так вот вам откровенность за откровенность: до определенного момента вы были правы. И про сознание, которое сторожит. И про подсознание, которое сундук о семи замках. И чтобы замки отпереть, надо сторожа убаюкать — это тоже верно. Но в этой точке наши с вами представления о дальнейшем диаметрально расходятся. Потому что вы представляете подсознание — хранилищем, в которое выпихивают все то, что поскорее нужно забыть или просто незачем помнить. А я вижу его как живую, самостоятельную субстанцию, назовите ее душой или нематериальной энергией, или как вам будет угодно, которая может вести совершенно самостоятельную жизнь, вне зависимости от нашего тела и вне его самого. Другое дело, что природой, пока мы живы, оба они: и тело, и душа связаны почти неразрывно, дабы стройная система мироздания не обратилась в хаос. Потому душа и томиться в плену. Тут есть некоторое почти неразрешимое противоречие. Ибо тело подчинено велениям духа, но и дух, не может действовать самостоятельно, не пользуя при этом возможности тела. Однако я сказала — почти — и оно содержит в себе несколько исключений из этого, в общем-то, незыблемого правила. Существует всего несколько ситуаций, когда душа обретает самостоятельность. И первая из них — это физическая смерть тела. Этот вариант, самым жестким образом регламентирует действие души. Та должна немедленно покинуть тело, и отправится по маршруту, который разные религиозные или около религиозные идеологии определяют по — разному. Однако, все настаивают на одном: стремительном отчуждением души от поверженного тела. Однако и здесь душа не всегда следует догме. И с древних времен нам известны истории о неприкаянных душах, не желающих покидать подлунный мир. Причины разные, но в основе их всегда сильнейшая эмоция, которую переживает душа в момент физической кончины тела Не важно, как окрашена эта эмоция: отрицательно или положительно, чаще, увы! — первое, но она дает душе такой энергетический заряд, что та оказывается в состоянии либо по — прежнему управлять мертвым телом — и мы слышим ужасные истории о восставших покойниках, приведениях и тому подобное, либо душа не может более управлять плотью, но остается среди смертных и пытается каким-то образом дать им о себе знать.
— Вторая ситуация — это не смерть, но беспомощное состояние тела.
Наркоз, наркотическое, а иногда и алкогольное опьянение, травма, вследствие которой человек теряет сознание, даже — сон. Душа, словно караулит эти счастливые для себя минуты, и вырывается на свободу. Куда спешит она? Это очень индивидуально. Но и здесь есть некоторые обобщения, свидетельствующие «за». К примеру, почти все люди, пережившие клиническую смерть, одинаково вспоминаю свои ощущения в эти трагические минуты. Вы наверняка читали у доктора Моуди: коридор, тоннель, свет, распахнутые двери или ворота, встреча с близкими людьми, покинувшими мир.
— Ситуация третья может наступить при ясном сознании, но опять же, когда человек переживает сильнейшее, эмоциональное потрясение: тогда душа проявляет себя, наделяя тело своей несоизмеримо большей силой. Все мы помним пример молодой женщины, удерживающей в течение почти часа, бетонную стену весом в несколько тонн, рухнувшего дома, потому что прямо под стеной в своей кроватке лежал ее младенец.
— И наконец, последняя, четвертая ситуация, позволяющее душе действовать самостоятельно после физической кончины тела. Это судьбы праведников, всю свою жизнь, более всего заботившихся о душе, в ущерб бренному телу. Благодаря их образу жизни душа, не внезапно, как в первых трех ситуациях, под воздействием эмоционального шока, а постепенно обретает и множит тот же энергетический заряд, который позволяет ей позже действовать самостоятельно. Откройте Житие более половины всех Святых, и вы найдете там множество тому примеров.
Теоретические рассуждения мои затянулись, но без них я не смогла бы сейчас сделать то, ради чего, собственно, вы и пришли ко мне: проследить дороги, по которым бродит ваша душа. Понять, что же пытается она обрести в своих странствиях, и рассказать вам об этом. А дальнейшее — уже дело вашего мироощущения, веры, стремления к гармонии и много еще чего…
Словом, решение, как поступить, все равно принять сможете только вы сами.
— Значит, усыпив мое сознание, вы, как бы, выпустили на волю мою душу и сумели последовать за ней?
— Совершенно верно и очень точно сформулировано.
— Вы обладаете таким даром или это наука?
— И то, и другое, но речь сейчас не обо мне. Вы можете с полным на то основанием, отмести всю мою теорию, и, следовательно, не поверить ни одному моему дальнейшему слову. Ведь, собственно с этого и начинает формироваться ваше решение. А оно, как я уже сказала, может быть принято только вами, и только самостоятельно. А если кто-то скажет, что может помочь, и захочет это продемонстрировать — гоните его прочь. Потому что это означает, что вам повстречался обманщик или очень страшный человек, да, собственно, и не совсем уже и человек.
— А кто же?
— Не будем рассуждать об этом всуе. Сейчас вам нужно ответить мне на один только вопрос: хотите ли вы слушать меня дальше, при условии разумеется, что теоретическая часть, как я уже сказала завершена. Сейчас я не спрашиваю вас: верите ли вы мне? Это было бы преждевременно, и ставило бы вас перед выбором, к которому вы еще не готовы. Только одно: хотите ли вы слушать? И не бойтесь, Бога ради, отказом, обидеть меня. Гораздо хуже, если затаив неверие, вы будете слушать то, что никак не отзовется в вашей душе, а, напротив, может даже нанести ей вред, потому что необходимость лукавить и претворяться, исподволь разрушают наши души.
— Я попробую ответить вам честно. Теория ваша меня увлекла и многое в ней, на первый взгляд кажется убедительным и даже абсолютным. Но я так воспитана, причем самой жизнью, что патологически не могу воспринимать ничего на веру. Моя категория — убежденность. И чтобы убедиться мне, не нужны даже конкретные факты, нет — достаточно нескольких часов собственных размышлений, анализа всего, что я услышала, интуитивного исследования, если хотите.
— Что ж, я вас понимаю прекрасно. Эта позиция логична и даже чем-то близка моей собственной. Хотите прийти в другой раз? Я вас приму. Вы интересны и симпатичны мне, и я искренне, теперь уже на основе собственных впечатлений, а не только лишь по просьбе Машеньки, хочу вам помочь.
— Нет. Я, как раз, хочу дослушать вас до конца, потому что вашего дальнейшего рассказа, возможно будет достаточно, чтобы моя вера стала убежденностью. А если этого не случиться, даю вам слово: я честно скажу об этом и вот тогда, наверное, попрошу дать мне время на размышление.
— Отлично. Меня это устраивает вполне. Итак, ваша душа…. — Кассандра снова застывает в той позе, которой застала ее я, в момент своего возвращения в реальный мир. И глаза ее, хотя в комнате уже совсем темно, опять наполняются неземной синевой, становятся бездонными как два близнеца — омута в непролазной лесной глуши. Она начинает говорить, но голос ее звучит совсем не так, как только что, и не похоже на то, как говорила она, когда вводила меня в транс. Напротив, теперь речь ее бесцветна и ровна, как бесконечная выцветшая дорога в степи. Слова ее теперь будто бы не служат выражением ее мыслей, а напротив, бесстрастно фиксируют то, что дано было видеть ей некоторое время назад, картину или целую череду картин, к которым сама она не имеет ни малейшего отношения. — Душа ваша рвалась на волю так неистово, словно тело ваше наскучило ей, и более того — тяготит ее. Это был тревожный знак. Но, когда, миновав рубежи, она вырвалась, наконец, на простор, причина того открылась мне. В бескрайнем мире, окружающем нас, но не данном нам в восприятии и ощущении, ее ждали, нетерпеливо и трепетно. Вы знаете, о ком я говорю сейчас…
