— Очень романтично, — усмехнулась школьная подруга Таня, тоже почему-то знавшая все и всех. — Ты из своих африканских страстей, Валя, не делай примера для подражания. У тебя что ни любовь, то последний день Помпеи. Кому нужны руины? А у Светы было идеально, на зависть. Ей нужно успокоиться, поговорить с Игнатом, во всем разобраться.
— Он снова будет врать и опутывать ее лживыми речами, — заявил повар Сергей Иванович, который относился к Свете с симпатией в ее бытность официанткой.
— Жила как у Христа за пазухой, — попеняла кассир из банка. — Любая провинциалка черту душу продала бы за такой выигрышный билет.
— Нельзя мерить счастье материальным благополучием, — покачал головой директор школы.
— А чем его мерить? — вздохнула жена запойного пьяницы тетя Вера, мамина соседка. — Копейками от зарплаты до зарплаты?
Они окружили Свету, взяли в кольцо, наперебой давали советы, спорили. Она вертела головой, пыталась вставить слово, хотела попросить оставить ее в покое, но эти люди вдруг стали призывать ее хором:
— Вставай! Иди! Действуй! Вставай!
— Девушка, вставайте! Просыпайтесь! — Свету тормошила проводница. — Через пять минут станция.
Спросонья Света запуталась в шарфе, которым привязала себя, и соскочила неловко, ударившись о столик. Попутчиков в купе уже не было. Ушли заранее, чтобы не помогать ей с багажом. Мурлыка не хотел просыпаться. Света стащила его с верхней полки, одевала спящего. Только застегнула молнию — проснулся, заплакал. Поезд уже тормозил. В туалет не успеть. Света доставала багаж, тянула чемодан, сумки, они падали ей на голову. Мурлыка ревел в полный голос. Света впервые испытала раздражение па сына и прикрикнула на него:
— Замолчи! Немедленно заткнись!
Прежде, сталкиваясь с матерями, которые кричат в магазине на ребенка, требующего игрушку с полки, или на плачущего малыша, не желающего уходить с площадки, или просто кричат на чадо безо всякого повода, Света мысленно осуждала этих женщин. Кричать на ребенка, калечить его психику недопустимо. Но благодушие трудно сохранять, когда по голове тебя бьют тяжелые сумки, которые еще надо выволочь из вагона, когда хочется в туалет, когда во сне тебя терзали кошмары, а вчера случилось то, что хуже любых кошмаров.
И все-таки, выгрузившись из поезда на платформу, Света почувствовала угрызения совести. Она присела около коляски, стала целовать и гладить по плечикам Мурлыку:
— Прости, зайчик! Мама была не права, мама очень устала. Сейчас мы приедем к бабушке, и я тебе дам конфетку. Одну! — Света показала палец. — Маленькую.
Мурлыка затих и показал два пальца — торговался, хотел две конфетки.
— Такси надо? — раздался рядом голос. — Куда ехать?
— На Пионерскую улицу, — ответила Света, поднявшись.
— Тысяча.
Это и по московским меркам было безбожно много. Но вокруг вокзалов всегда крутятся таксисты и бомбилы, которые дерут втридорога, пользуясь безвыходностью пассажиров или их плохим знанием местных цен.
— Хорошо, — сказала Света. — Но вы донесете мои вещи, а потом поднимете их на третий этаж.
Кажется, к ней стали возвращаться навыки выживания за пределами золотой клетки. Только бы мама еще не ушла на работу. Позвонить ей Света не могла, не было телефона. Если мама уже в школе, придется идти к соседке тете Вере, а от нее уже звонить маме.
Свете повезло — мама была дома.
Анна Юрьевна открыла на звонок дверь и застыла. Она задохнулась от негаданной радости — за порогом стояли дочь и внук.
— Здравствуй, мама! Мы приехали к тебе.
Анну Юрьевну переполняло счастье, но первыми вырвались слова упрека:
— Что и требовалось доказать!
— Мамочка! — бросилась ей на шею дочь и разрыдалась.
— Будет, будет, успокойся! Ты дома, ты со мной. Мурлыка, напуганный мамиными слезами, тоже заревел.
— А кто у нас тут плачет? — отстранила Анна Юрьевна дочь. — Кто этот прекрасный красивый мальчик? Неужели это мой внук Илюшенька? Иди ко мне, солнышко!
Света поразилась маминой интонации — нежно дурашливой, любящей. Она давно не слышала подобных нот в мамином голосе. С внуком на руках Анна Юрьевна вошла в квартиру, Света занесла вещи.
— Да! — сказала вдруг Света решительно. — Его зовут Илюша и никак иначе.
Мама посмотрела на нее удивленно, но ничего не спросила.
Большинство литературных произведений, имеющих в выходных сведениях фразу «публикуется в авторской редакции», представляют собой стилистически беспомощные, а то и вовсе неграмотные творения. Их авторы, как правило, мнят себя великими писателями, пренебрегают профессиональной помощью и каждую исправленную запятую воспринимают как оскорбление, нанесенное литературными профанами. Между тем не существует рукописи, которой не требовалось бы стороннее квалифицированное прочтение. Ведь взгляд писателя, пока он работает над произведением, пишет и переписывает, замыливается и не ловит очевидных огрехов, которые легко заметил бы, будь рукопись отложена на полгода. Но кто станет столько ждать, хочется выпустить в плавание корабль, застоявшийся в доках. Нет ни одного достойного произведения в мировой литературе, не прошедшего через руки редактора, которому доверяет писатель.
Антон и помыслить не мог о том, чтобы его роман кто-то взялся редактировать. Хватит ему Палыча, завотделом, который уродует его статьи, вычеркивая самые выигрышные места. Свой роман Антон представлял абсолютным творением, мраморным, вроде Венеры Милосской, — что-либо прибавить или убавить кощунственно. Конечно, могут быть недостатки. Но ведь и Венера безрукая.
Для окончательного завершения романа требовалось написать главу о Полине Геннадьевне. По замыслу Антона, она должна была быть черным магом, экстрасенсом и попросту ведьмой. Имелось ли в реальной жизни хоть какое-то основание для подобного утверждения, Антона не заботило. Красивый замысел дороже пошлой истины. Кроме того, народ, он же читатель, падок на всякого рода чертовщину. Сам Антон верил и не верил в необычные способности. Как в жизнь на Марсе: есть там обитатели, нет ли — его не волнует. Хотя, скорее всего, ни жизни на Марсе, ни чудо-способностей не существует. Олег Павлович однажды показал ему статью в журнале «Наука и жизнь», в которой рассказывалось про премию в миллион долларов, основанную много лет назад. Деньги достанутся человеку, который продемонстрирует комиссии любой необычный дар — ясновидения, чтения писем в закрытых конвертах, диагностики заболеваний, перемещения предметов без контакта — любой. Проценты набегают, премия растет, но ни один из тьмы экстрасенсов не покусился на большие деньги.
Готовясь к написанию главы, Антон полдня читал в Интернете про ведовство, белую и черную магию, заклинания, ритуалы, про бурятских шаманов и гаитянских колдунов вуду. В его голове все перемешалось, большая часть информации практической пользы не имела, но некоторые сведения пригодились и дали толчок фантазии.
Как уяснил Антон, ведьмы бывают потомственными и учеными. Полину он решил сделать потомственной колдуньей. Поэтому с детства про Полину говорили, что у нее дурной глаз: мимо кринки с молоком пройдет — молоко скиснет. Обидится на кого-нибудь — человек обязательно заболеет. С другой стороны, девочкой Полина лечила лишайных кошек наложением рук. Про кошек Антон подчеркнул особо, одному из представителей кошачьих предстояло сыграть особую роль. К восемнадцати годам Полина окончательно сформировалась как ведьма. Но ей было необходимо пройти обряд инициации, который, в свою очередь, возможен только после специального знака. Таким знаком стал сон, в котором Полина перенеслась за сотни километров и оказалась незримым свидетелем шабаша ведьм на Лысой горе. Тут Антон посоревновался с Булгаковым и, по собственному мнению, заткнул классика за пояс. В «Мастере и Маргарите» шабаш сатаны напоминает светский бал и никакого трепета не вызывает. А у Антона праздник ведьм — холодящий кровь разгул нечисти, совокупления упырей с утопленницами, вурдалаков с троллями, человеческие жертвоприношения и пиршество вампиров. Проснувшись, Полина посчитала возможным приступить к инициации, которая заключалась в том, что девушка растоптала икону и прочла несколько молитв наоборот. Сделав из героини черную колдунью, Антон отправил ее врачевать людей. Надо же было как-то зарабатывать на жизнь и не в институт же новообращенной ведьме поступать. Тут на сцену выступил кот Берия, прототип того самого гаденыша, который отравлял существование Антона в квартире московского журналиста. Сделав доброе дело поневоле, вылечив человека от смертельной болезни, Полина погружала свои длинные ногти с угольно-смоляным маникюром в пушистую шерсть Берии, чтобы вернуть себе черные силы, залатать прореху. Берия был дьяволом в кошачьем обличье, сгустком отрицательной энергии, исчадием ада. Полина жить без него не могла. Исцелять людские болезни, насылать порчу, снимать порчу, предсказывать будущее, кодировать на успех в бизнесе было для Полины пустяковым делом. Но она упорно совершенствовала свое мастерство, изготавливая кукол вуду и осваивая технику шаманов. Не пропадать же сведениям, которые почерпнул Антон из Интернета. И вот уже Полина камлает не только с бубном, но и со струнным инструментом моринхуром и в состоянии транса может съесть горящие угли, держать в руках раскаленные добела металлические предметы. Зачем ей, спрашивается, угли жевать и за раскаленный нож хвататься? Все просто. Полина находит у человека, скажем, пять болезней, входит в экстаз благодаря горловому пению, бубну и моринхуру, хватает пять угольков, заталкивает в рот — и болезней как не бывало. А чтобы у пациента появилась стойкость в преодолении жизненных невзгод, шаманша берет в руки горячий нож, который шипит в ее ладонях, но следов ожогов не оставляет.
