В какой-то момент я оказалась рядом с Фимой, и мы оба нагнулись за мячом. Я первая схватила мяч, подняла глаза… На меня с ненавистью смотрел… кот из моего сна. И глаза, впившиеся в меня, были не синие, а чернущие, и в них колыхалась такая злоба… Так только женщины умеют смотреть на другую женщину — соперницу. Я сунула Фиме мяч, мол, на! бери! и ушла из игры. Мне почудилось в этот момент, что я отдала Фиме не мяч, а отдала его — моего Дориана Грея.
Но примириться я никак не могла. Покажите мне женщину, у которой на глазах отнимают любимого, и она смотрит на это безразлично! Даже в такой нестандартной ситуации, в которой оказалась я. Каждое появление Дориана вблизи отзывалось во мне глухой болью. И тоской по нему. А он был нейтрален, словно я для него была бездушной куклой или вот этим кустиком у тропинки. Хотя я однажды уловила его пристальный, но короткий взгляд. Что в нем я успела понять — раскаяние, сожаление, пренебрежение? Всё что угодно, но только не тяготение ко мне. Надо было как-то и чем-то успокоиться, отстраниться, но как, я не знала.
— Мы уезжаем домой, — сказал Саша. И, опережая мой вопрос, быстро добавил: — Сегодня, после обеда.
То есть, мы уедем раньше на один день. А те останутся. Это хорошо, что мы не поедем вместе, в одно время. Теперь мои мучения — раз! — и закончатся.
Мы уехали, а они остались. Помахали вслед нашей машине.
Так и ушел от меня мой бандерлог, Дориан Грей. Хеппи-энд не получился. И не мог получиться. Само слово «хеппи-энд» — вторая его половина означает «конец». И что тут может быть хорошего — в конце? Конец — это конец всего. А слово «хеппи» просто прицеплено. Для утешения. И всё.
Но примиряться с обстоятельствами не мой удел. Такой никчемный «энд» меня никак устроить не мог. Я продолжала тосковать по Дориану. И это сказывалось на моей семейной жизни самым печальным образом. Но мне было всё равно. Однажды я не выдержала и позвонила ему — нашла телефон в Сашиной записной книжке.
Мы встретились в Тель-Авиве, на маленькой улочке, отходящей от Алленби. Мужчины приходят на свидание к женщине с цветами. У него не было даже цветочка. Он не считал меня женщиной. Так, мимолетное и ненужное, не подавленное вовремя желание. Мы вошли в первое попавшееся кафе, полутемное и не очень чистое. Сели в углу за столик, я попросила у девушки в синем передничке чай, Дориан тоже. Я помешивала ложечкой чай, он делал то же самое, мы подняли глаза друг на друга и рассмеялись. Нас обоих рассмешили одинаковые движения и одинаковое синхронное позвякивание ложечек. Но этот смех ровно ничего не значил.
— Как ты? — спросил он вежливо. — Как дела?
— Какие дела? — я усмехнулась. — Нет у меня дел. Живу, работаю… как все. Я хотела видеть тебя. Я скучаю по тебе.
Я так выразилась — «скучаю». На самом деле это слово не отражало и сотой доли чувств, которые я испытывала к нему. Дориан положил свою ладонь на мою руку и погладил.
— Это ты напрасно. Ты должна понять, между нами ничего не может быть. Потому что… невозможно. — Голос его был мягким, но глаза прохладные и отчужденные.
— А как же тогда, на Кинерете? — жалко и ненавидя себя за эту жалкость, спросила я.
— Это было случайно. Потому что… — он не договорил, но я услышала: «потому что ты этого хотела»
— Ну да. Но ты не отказался. И сейчас пришел, не отказался. Почему?
Я хотела понять этого мужчину. Когда понимаешь, вроде бы легче должно стать. Но он не стал ничего больше объяснять, только пожал плечами. Он живет в своем мире, непонятном и недоступном моему обычному и вполне тривиальному сознанию. Больше говорить было не о чем. Конечно, мне-то было о чем, но ему нет. Мы допили чай и расстались, вполне дружелюбно. Он улыбнулся мне на прощание своей непостижимой улыбкой.
* * *
…Я прогуливалась по улицам Тель-Авива, бесцельно и бездумно. Как часто делаю. Просто так. Я хотела себя убедить, что «просто так». Недавно я прочитала у одного видного психолога, что как-то он попал в буддийский монастырь, и его заставляли там ходить сорок дней пешком и улыбаться. И скоро он обрел просветление и очистился от всего лишнего и ненужного. И что ходьба действует на организм крайне положительно. Она вычищает грусть, боль и прочие ненужные чувства. Главное — не впадать в депрессию и больше двигаться. Вот я и двигалась.
В конце концов, я встретила его. Дориан шел мне навстречу с молодым парнем, они были увлечены разговором, и Дориан только скользнул по мне безразличным взглядом. Они прошли мимо. Я не выдержала, приостановилась и оглянулась. Он тоже оглянулся. Значит, узнал. Оставив своего спутника, Дориан подошел ко мне.
— Привет! — сказал он и улыбнулся. От его улыбки можно было умереть на месте. — У тебя всё хорошо?.. Знаешь, я немного беспокоился… Как Саша? Мы ведь давно с ним вместе не работаем.
— Всё нормально. У нас всё хорошо, — ответила я, прикипая к нему глазами.
— Я рад. — Он опять улыбнулся и поцеловал меня в щеку, легко, чуть прикоснулся губами. И пошел догонять своего друга, который, видимо, уже в обиде, демонстративно отвернулся и медленно уходил, очень медленно.
Дориан, раньше такой чуткий, не заметил, что я хотела отстраниться от его поцелуя. Может, я только мысленно хотела, и только внутренне вздрогнула, но внешне мое движение никак не отразилось.
Он догнал своего мальчика, обнял его за плечи, и они, не спеша, удалялись. Но на ходу Дориан вдруг обернулся и опять улыбнулся мне. Впервые его улыбка показалась неприятной, лицемерно-притворной. Мне стало жалко себя. Жалко Сашу, с которым мы расстались, хотя и не развелись официально. У нас пока не хватало духу. И ни в чем неповинного Йоську обижать не хотелось ни мне, ни ему. Пусть Йоська думает, что мы просто поссорились, временно. Как ни странно, мне даже было жалко однокрылого Фиму, совсем чуть-чуть. До меня как-то, совсем случайно, дошел слух, что Фима дрался из-за Дориана, ревность была его сильной чертой, и его даже посадили, но потом выпустили, и он исчез, уехал куда-то в другие края. Так что, у всех какой-то «энд», всё более-менее хорошо. Или будет хорошо.
В моей сумочке завибрировал, потом затрезвонил «хабанеру» телефон. «У любви, как у пташки крылья…». Дурацкая мелодия, надо поменять. Я достала телефон и глянула на светящийся голубой экранчик. Саша…
— Привет, — сказала я. — Что-то случилось?.. У меня?.. Нет, у меня всё нормально, у Йоськи тоже… Да? С чего вдруг?.. Просто так… Ну, хорошо, я приду. А где это кафе?.. Ресторан?.. Ладно, сейчас приеду, такси возьму. А ты сделай пока заказ, что-нибудь такое… Очень есть хочется… Да, и кофе тоже… Да, уже еду… Да, и я…
Как-то он странно произнес «целую». Будто мороженого объелся.
Я кинулась ловить такси с такой скоростью, будто наступает конец света и, если сию же минуту не поймаю, другого такси уже не будет.
END / HAPPY END
история-сюр
«Кто спасет одну жизнь, спасает весь мир»
— Ты слишком красива. Красота спасет мир, не так ли? Если сначала эту красоту спасти… Тебе лучше быть блондинкой. — Неожиданно заключил он.
— Но почему?
— Рыжие волосы… и твои глаза… Ну, неважно, это я так… — он помолчал и задумчиво смотрел на нее.
— Дарина, значит… Почему не Рахиль, не Эстер… Так твоя подруга живет в Берлине… и её муж немец. Да-да, ты говорила, что наполовину поляк… а я думаю, что наполовину еврей. Но теперь это не имеет значения… Это раньше подсчитывали половинки и четвертинки. То время прошло… Дарина — от слова «дар» — по-русски, если я правильно понимаю. Я немного учил русский. Дар жизни, не так ли? Ты сказала, что собираешься навестить её… Завтра? Ну, это вряд ли…
Он продолжал изучающе рассматривать её.
— Открою тебе один маленький секрет. Я тоже немец. Ты имеешь что-то против?
— Мне как-то всё равно. — Дарина пожала плечами. — Ты же сам сказал, что то время ушло. Сейчас национальность не имеет прежнего значения.
— Да-да. — Он встал с кресла и прошелся по номеру, сложил стопкой разбросанные журналы на диване, передвинул вазу с цветами на середину письменного стола. — В мире нет прежнего порядка, — бормотал он. — Всё не так, как в былые времена… Поедем! — он снял со спинки кресла свой черный пиджак, бросил ей белую сумочку, очень дорогую, сегодня купленную, Дарина подхватила ее за ремешок.
— Куда? В ресторан? Мы же пришли отдохнуть. — Дарина обвела глазами роскошный номер. Новый знакомец только час назад привел ее сюда. — И я еще не проголодалась.
— В парикмахерскую. Я повезу тебя в лучший берлинский салон, в прекрасный салон…
Он или сумасшедший, или у него какой-то непонятный расчет. Дарина бросила взгляд в сторону спальни. В открытой двери была видна часть роскошной постели. Если эта кровать — его цель, то зачем нужен «прекрасный салон»? Может, Питер принял ее за проститутку? Он еще не слишком стар для утех. Сколько всего ей накупил. Она еще не пришла в себя после обеда в шикарном ресторане, а потом вояжа по бутикам, а если подумать об их странном знакомстве, то вообще ничего не понять…
