Прямо за углом здания стоял лоток, с которого торговали книгами. Ангелина остановилась возле него и долго смотрела на яркие обложки. С обложек стреляли, ухмылялись и тянули к Ангелине растопыренные пальцы обезьянообразные люди, а соблазнительные дамы в нижнем белье игриво прижимали к обнаженным частям тела оружие всех калибров.
Невинная, занятая писанием романов и работой по дому, совершенно не следила за творчеством собратьев по перу. И теперь она с интересом взялась читать названия и аннотации. Через десять минут она признала правоту редактора: на фоне Афанасия Отмороженного, Василия Ошалевшего и Климента Убойного Катя Николаева выглядела бы настоящей марсианкой. Ангелина вздохнула и подумала: «А что, если мне… вот так, как положено, со стрельбой, тайной организацией и героиней, которая одна стоит целого взвода наемников…» Ангелине даже пришло на ум подходящее имя — Чумовая, Брунгильда Чумовая… Близкие друзья могли бы ласково называть ее «наша Чумка»…
Невинная вдруг ясно представила свою героиню: высокая брюнетка с огненным взором и фигурой принцессы-воина Ксены, приключения которой писательница смотрела иногда со своими детьми. Идея Ангелине понравилась, но она тут же сникла: откуда возьмется материал для книги? О чем будет роман? Нет, ей не потянуть, ведь она и представления не имеет о светских салонах, о скупщиках краденого…
А между тем книга требовалась позарез. Дела Ангелины шли из рук вон плохо. Ее творчество не соответствовало высоким требованиям издательского вкуса. Дети хулиганили, муж довольствовался зарплатой научного работника, и если бы не старшее поколение Невинных, которые завели на даче настоящее фермерское хозяйство, то неизвестно, как бы они жили.
В самом гадком расположении духа Ангелина побрела на рынок. И тут обычная жизнь вступила в свои права. Продавец рыбы обсчитал ее и обхамил. Нагруженная тремя рыбешками в изрядном куске льда, сохранившимися, видно, с доледникового периода, Невинная натолкнулась на недоброго молодца с ротвейлером без поводка и намордника. Молодец задел Ангелину широким плечом и посоветовал не лезть кобелю под ноги. Даже не интересуясь, которому из двух она помешала, писательница отправилась в мясные ряды. Здесь она по своей нерасторопности забыла помять со всех сторон говядину и в результате получила под видом вырезки замаскированную кость. Потратив миллиард нервных клеток и сорок гривен, Ангелина Невинная покинула сию юдоль скорбей человеческих. Но жизнь на этом не заканчивалась.
В трамвай Ангелина заползла на четвереньках, так как входящие шли на вход, а выходящие на выход — одновременно. Мужчины, как водится, усидчиво сидели, а женщины, старики и младенцы стойко стояли. Вися на слишком высоком для нее поручне и раскачиваясь в сотрясающемся от приступов миграционной активности пассажиров трамвае, Ангелина почувствовала, как в ней зреет нечто, напоминающее вдохновение. Будучи бесправным, забитым и навьюченным существом, она готова была потребовать сатисфакции. Перед глазами мелькали, словно в бреду, картинки с обложек, и Невинная слышала чей-то незнакомый, но родной голос, кричавший: «Всех порешу!» Двухметровый контролер, годный служить в войсках особого назначения, вынул у нее из зубов талончик и вернул к действительности, сообщив, что талончик пробит не по правилам. Заплатив штраф, Ангелина вывалилась из трамвая и понесла своим домашним хищникам свежебитые яйца и костистую вырезку.
Хищники уже вернулись в родной дом и ходили кругами у холодильника. Холодильник рычал, домочадцы тоже. Выйдя на арену семейной жизни, Ангелина щелкнула кухонным полотенцем и принялась кормить, мыть и стирать…
Но чувство, посетившее ее в вагоне трамвая, не исчезло, а напротив, окрепло. Уложив детей и усадив мужа перед телевизором, Ангелина села писать. На сей раз она точно знала, что ей предстоит создать шедевр.
Пространство и время волшебным образом подключились к старенькой машинке, и на листе бумаги возникла она — Брунгильда Чумовая. Затянутая в комбинезон из черной кожи, владеющая тайнами ногопашного боя, имеющая постоянную поддержку на самых высоких уровнях астрала и мистическую связь с мудрецами из Верхней Вольты и Нижнего Тагила, она явилась в мир, чтобы судить и карать.
Прежде всего Ангелина описала ту известную ныне всякой просвещенной женщине сцену, в которой Брунгильда входит в трамвай. Легко вскинув к плечу свой верный «Узи», она произносит твердо и насмешливо: «Встать, гады!» И гады, конечно, встают. И так они стоят на дрожащих ногах долго-долго, потому что Брунгильда приговаривает их к пожизненному проезду стоя.
Затем писательница отдала дань своим дневным впечатлениям от похода на рынок. Не жалея эпитетов, она щедрыми мазками изобразила орущую толпу, продавца рыбы с торчащей у него из ушей мойвой, торговок мясом, суетливо доказывающих свое крестьянское происхождение, и бабушек с зеленью, радостно закладывающих перекупщиков…
Ага, вот и знакомый хозяин ротвейлера! Закинутый Брунгильдой на крышу павильона, он кричит: «Девушка, снимите меня отсюда! Я больше не буду!», а грозный пес скулит внизу… Но самое полное счастье от своего творчества Ангелина получила, когда переносила на бумагу воображаемую встречу Чумовой и сантехника Жоры из ЖЭКа. Вот раздается хамский звонок в дверь. Там, за дверью, стоит Он, ужасный и могучий вершитель судеб домохозяек, весь в предвкушении расправы над очередной беззащитной овцой. Сколько раз Ангелина слышала его веселый голос, вопрошавший: «И что тут у вас, дамочка?» Сколько раз она отвечала: «Кажется, прокладка…» И всякий раз следовало знакомое до слез продолжение: «Да разве ж тут прокладка? Тут делов часа на четыре, а у меня, дамочка, рабочий день не резиновый! Вот я вам щас вентиль-то перекрою!» — «Ой, не надо, не надо вентиль…» — рыдала испуганная Ангелина. — «А за все платить надо, дамочка», — жалел Ангелину Жора. И, получив обычную десятку, он за пять минут устранял неисправность, а затем сообщал «радостную» новость: «Менять все надо — и трубы, и унитаз, и вентили, а то уж скоро все рванет…»
О, какое наслаждение получила Ангелина, сочиняя, как входит ее мучитель, оставляя такие следы, словно он специально потоптался в свежем цементе, как он идет по ковру и вдруг обнаруживает вместо стонущей над краном хозяйки Брунгильду — эту статую из черного гранита… О, сладкий миг, когда, трепеща и задыхаясь, он вмиг меняет и прокладки, и вентили, и смеситель, а после удаляется спиной вперед, кланяясь и благодаря…
Коснувшись больной жэковской темы, Ангелина, не останавливаясь, прописала историю мирового заговора, созревшего в недрах данного учреждения. Возглавлял его циничный начальник жилищной конторы. С помощью малогабаритных излучателей он и его подручные действовали на разум жителей микрорайона и приводили их в состояние невменяемости… Естественно, Брунгильда разрушила их коварные планы и парочкой гранат прекратила существование осиного гнезда.
Ангелина писала до утра. Уже встало солнце, и муж, явившийся в кухню, начал на ощупь искать утреннюю колбасу. Не обнаружив ее, он открыл очи и поинтересовался, а не сошла ли Ангелина с ума… Ангелина кинулась готовить завтрак и радостно подумала, что ее супругу еще предстоит занять свое место на страницах романа. «Он будет готовить и стирать!» — мстительно думала она, подкладывая мужу лучшие кусочки. — Я сделаю его Брунгильдиным экономом. Нужен же ей кто-то, чтобы смотреть за домом».
Пока создавался роман, Ангелина стала гораздо спокойнее. На все хамские выходки она отвечала лучезарной улыбкой, потому что знала: стоит ей сесть за пишущую машинку, и на ее защиту встанет Брунгильда Чумовая во всем своем могуществе.
О, Брунгильда отомстила за нее всем: проводнику поезда «Киев — Москва», пьяному дебоширу из соседней квартиры, телефонному мастеру и начальнику ОВИРа, министрам и депутатам, киоскерам и милиционерам! Последним в этом ряду стоял Василь Васильич. Ангелина Невинная отдала рукопись в другое издательство.
Книга имела ошеломляющий успех. На любом книжном лотке красовалась Брунгильда Чумовая с ручным пулеметом в прекрасных руках. Книга постоянно переиздавалась, читатели требовали продолжения, на телевидении запустили сериал о приключениях воительницы. Ангелина взяла няньку и купила шубу. Она могла бы навеки забыть, что такое общественный транспорт и городской рынок. Но! Она по-прежнему сама покупает вырезку и частенько влезает в свой любимый трамвай № 116. Ибо она твердо помнит, где находится неиссякаемый источник ее вдохновения.
Маруся смотрела на персик. Персик, огромный, смугло-золотой, лежал на соседней тумбочке. И было ясно, что на вкус он сладкий, с кислинкой. И стоит прокусить грубоватую, покрытую пушком кожицу, как в рот брызнет сок… Маруся сглотнула слюну и отвернулась к стене. Она знала, что, если еще минуту будет глазеть на этот персик, Наташка, ее соседка по палате, обязательно скажет: «Мария, возьми персик и съешь, а то мне придется своим обратно отдать!» Маруся не выдержит и возьмет персик, будет его жадно есть, а Наташа уставится на нее повлажневшими от жалости глазищами. Хотя почему бы и не взять — у соседки вся тумбочка забита баночками и кульками. Родни куча: и муж, и мать с отцом, и сестры. Каждый день кто-то приходит и что-то передает. А у Маруси тумбочка чистая, наверху стоит стакан с чаем и лежат два яблока, которые еще в прошлое воскресенье девочки с работы принесли.
