— Может, и ошибаюсь, — спокойно проговорил он.
— Чаю, тайбань? — спросила Диана, и в её глазах мелькнула глубоко спрятанная тень улыбки.
— Да, думаю, выпью. — Он был уже уверен, что ключ взяли супруги Чэнь.
Она встала, громко приказала подать чай и снова уселась.
— И-и-и, поторопились бы они… эти полицейские.
Филлип смотрел в окно на высохший сад:
— Вот бы дождь пошёл.
— Интересно, во сколько нам встанет вернуть Джона, — пробормотала она.
— Разве это имеет значение? — обронил Данросс после паузы.
— Конечно имеет, — тут же взвилась Диана. — На самом деле, тайбань!
— О да, — эхом откликнулся Филлип Чэнь. — Пятьсот тысяч долларов! Айийя, пятьсот тысяч — это же целое состояние. Проклятые триады! Ну что ж, если они просят пятьсот, я смогу сторговаться на сто пятьдесят. Слава богу, миллион не запросили! — Брови у него взлетели вверх, а лицо ещё больше посерело. — Цзю ни ло мо на всех похитителей. Они должны получить по заслугам — все.
— Да, — согласилась Диана. — Мерзкие триады. Полиция должна работать эффективнее! Более четко и более эффективно, и охранять нас лучше.
— Ну, это уже несправедливо, — резко возразил Данросс. — В Гонконге много лет не было громких похищений, а в Сингапуре это происходит каждый месяц! Уровень преступности у нас фантастически низок, и наша полиция ведет огромную работу — огромную.
— Ха, — фыркнула Диана. — Все они продажные шкуры. Зачем ещё идти в полицию, как не для того, чтобы разбогатеть? Я не верю ни одному из них… Мы знаем, о да, мы-то знаем. Что касается похищений, ха, последнее было шесть лет назад. Тогда похитили моего третьего кузена, Сун Фу-саня, и семья вынуждена была заплатить шестьсот тысяч, чтобы он вернулся целым и невредимым… Они после этого чуть не обанкротились.
— Ха! Чтобы Колибри Сун обанкротился? — с издевкой переспросил Филлип Чэнь. — Этого просто быть не может!
Колибри Сун, очень богатый судовладелец родом из Шанхая, был уже не молод, за пятьдесят, и выделялся среди соплеменников острым — и очень длинным, для китайца, — носом. Его прозвали Колибри за то, что он постоянно порхал из одного дансинга в другой, как с цветка на цветок, в Сингапуре, Бангкоке, Тайбэе и Гонконге, погружаясь в мириады дамских нектарников, причем ходили слухи, что его мужское естество было ни при чем, потому что он обожал куннилингус.
— Если не ошибаюсь, большую часть денег полиция вернула, а преступники сели в тюрьму на двадцать лет.
— Да, тайбань, верно. Но на это ушли месяцы. И могу поспорить, что кое-кто из полиции знал гораздо больше, чем говорил.
— Абсолютная ерунда! — вскипел Данросс. — Нет никаких оснований верить чему-либо подобному! Никаких.
— Совершенно верно! — раздраженно подхватил Филлип Чэнь. — Они поймали их, Диана. — Супруга лишь глянула на него, и он мгновенно переменил тон: — Конечно, дорогая, кто-то из полицейских может быть и продажным, но нам здесь повезло, очень повезло. Думаю, я и не стал бы так переживать о… о Джоне… Дело ведь только в выкупе, и нам, как семье, пока что грех было жаловаться… Я не стал бы так переживать, если бы не… не это. — Он с отвращением указал на коробку. — Это ужасно! И абсолютно нецивилизованно.
— Да, — согласился Данросс и подумал: «Если это ухо не Джона Чэня, то чье? Откуда можно взять ухо?»
Он чуть не рассмеялся над тем, какие смешные вопросы себе задает. Потом снова стал размышлять, действительно ли похищение как-то связано с Цу-янем, винтовками и Бартлеттом. Китайцы не стали бы обезображивать жертву. Нет, конечно, да ещё так быстро. Похищение — древнее китайское искусство, и правила всегда были четкие: платишь и держишь язык за зубами — никаких проблем, тянешь время и болтаешь — много проблем.
Он стал смотреть из окна на сад, обширную панораму северной части города и на простирающийся внизу морской пейзаж. Лазурь моря была усеяна точками кораблей, джонок и сампанов. Над морем ясное небо без намека на дождь и ровное дыхание летнего муссона с юго-запада. «Как, интересно, в прежние времена смотрелись клиперы, когда шли с попутным ветром или боролись со встречным?» — рассеянно думал он. Здесь, на вершине холма, у Дирка Струана всегда был тайный наблюдательный пункт. Отсюда открывался вид на юг, восток и запад, а также на большой канал Сюнсымэнь, подходивший к Гонконгу с юга, — единственный путь в бухту для кораблей из дома, из Англии. Со Струанз-Лукаут можно было заметить идущий к берегу почтовый корабль и дать тайный сигнал вниз. И тогда тайбань высылал быстроходную шлюпку, чтобы получить почту первым и на несколько часов обойти соперников, на те самые несколько часов, которые в торговле могли значить и целое состояние, и полное банкротство — так много времени протекало до получения вестей из дома. «Это не то что сегодня, когда сообщение мгновенное, — думал Данросс. — Нам везет, нам не нужно ждать ответа почти два года, как Дирку. Господи, какой, надо думать, это был человек! Я не должен дать маху с Бартлеттом. Я обязан получить эти двадцать миллионов».
— Сделка представляется очень хорошей, — сказал Филлип Чэнь, словно читая его мысли.
— Да. Похоже, что так.
— Если они действительно вложатся, все мы заработаем целое состояние и это станет сян ю для Благородного Дома, — добавил Филлип, сияя.
Улыбка Данросса снова сделалась язвительной. Сян ю, «ароматная смазка», — это деньги, отступные, комиссионные, которые все китайские рестораны, большинство компаний, все игорные дома, дансинги, женщины легкого поведения платили триадам, той или иной форме триад, по всему миру.
— Не перестаю поражаться: ведь сян ю платят везде, где в бизнесе участвует хоть один китаец.
— Да что вы, тайбань, — сказала Диана таким тоном, словно говорила с ребенком. — Какой бизнес может существовать без защиты? Предполагается, что ты должен платить, и ты, естественно, платишь, а как же иначе? Сян ю — так или иначе — дают все. — Она сменила позу, бусинки яшмового ожерелья зазвенели, глаза на белизне лица, так высоко ценимой у китайцев, выделялись тёмными-тёмными пятнами. — Ну, а сделка с Бартлеттом, тайбань, как вы думаете — сделка с Бартлеттом состоится?
Данросс пристально смотрел на неё.
«Ах, Диана, — думал он, — тебе известно до мелочей все, что знает Филлип, про его бизнес, про мой бизнес и ещё много такого… Филлип будет рыдать от ярости, если докопается, что для тебя это не тайна. Так что ты прекрасно осведомлена: „Струанз“ может оказаться в большой беде, если сделка с Бартлеттом не состоится, а если она будет заключена, наши акции взлетят и мы снова станем богатыми — и ты тоже, если сумеешь подсуетиться заранее, купить заранее.
Да.
И я изучил вас, китайских дам из Гонконга, так хорошо, как не дано бедняге Филлипу, потому что я даже на малую часть не китаец. Я знаю: когда дело доходит до денег, вы, китайские дамы из Гонконга, становитесь самыми жесткими женщинами на земле — а может, самыми практичными. И про тебя, Диана, мне все известно. Ты сейчас вся аж дрожишь, как бы ни старалась этого скрыть. Потому что Джон Чэнь не твой сын. Если он выходит из игры, ближайшими по родственной линии становятся двое твоих собственных сыновей, а твой старший, Кевин, делается прямым наследником. Так что ты будешь молиться, как никогда, чтобы Джона больше не было. Ты просто в восторге. Джона похитили и, вероятно, убили, но что там насчет сделки с Бартлеттом?»
— Дамы — такие практичные существа, — заметил он.
— Как это, тайбань? — прищурилась она.
— Они смотрят на все в перспективе.
— Иногда мне кажется, что я совсем не понимаю вас, тайбань. — Её голос зазвучал резче. — Что ещё мы можем сделать сейчас для Джона Чэня? Ничего. Все, что в наших силах, мы сделали. Когда принесут требование о выкупе, мы поторгуемся и заплатим, и все будет, как и было. А вот сделка с Бартлеттом — дело важное, очень важное, очень-очень важное, что бы ни случилось, хейя? Mo цзин, мо мин. Нет денег — нет жизни.
— Точно так. Это очень важно, тайбань. — Филлипу попалась на глаза коробка, и он содрогнулся. — Я полагаю, при данных обстоятельствах, тайбань, ты нас извинишь сегодня вечером… Я не…
— Нет, Филлип, — твердо заявила его жена. — Нет. Мы должны пойти. Это вопрос чести для всего дома. Мы пойдем, как и планировали. Сколь бы ни было трудно, мы пойдем, как и планировали.
— Ну, как скажешь.
— Да, пойдем.
«О, ещё как да, — думала она, мысленно перебирая все детали своего туалета, чтобы усилить драматический эффект при их появлении. — Мы пойдем сегодня вечером, и о нас будет говорить весь Гонконг. Кевина возьмем с собой, конечно. Может, он теперь уже наследник. Айийя! На ком жениться моему сыну? Надо уже сейчас подумать о будущем. Двадцать два — прекрасный возраст, и мне нужно позаботиться о его новом будущем. Да, жена. Кто это будет? Лучше подобрать нужную девушку прямо сейчас, и побыстрее, а то это сделает вместо меня какая-нибудь молодая кобылка, у которой огонь между ног и алчная мамаша. Айийя! — Её даже в жар бросило от этой мысли. — Боги не допустят такого!»
