Он помог Мо встать и спросил:
— Где болит?
— Попа, — сказала Мо, и он снова рассмеялся.
— Вам повезло. Могло быть хуже.
— Очень хочу есть, — призналась Мо. Она посмотрела на меня и вдруг обняла изо всех сил.
— Не извиняйся, — буркнула я.
Она прижалась губами к моей шее и сказала:
— Не буду.
И сунула деньги мне в руку.
Мы пошли в «Литл шеф». Мо хромала и иногда хваталась за поясницу. Адам объяснил, что ехал обратно в универ, остановился позавтракать и увидел нас, когда вышел из машины. В кафешке было тихо, и мы сели в углу, так чтобы я видела дверь. Мы с Мо взяли по огромному завтраку, а Адам заказал кофе.
— Будьте поосторожнее, — сказал он Мо, — возможно, у вас сотрясение мозга. Если вас затошнит или вы потеряете сознание, лучше сходить к врачу.
— Хорошо, — согласилась я, — у нас есть врач.
Адам спросил меня, сколько мне лет, и удивился — он думал, что больше. Я покраснела. Мо положила руку мне на голову и сказала:
— А вот и нет, она еще совсем малышка.
— Нет! — обиделась я, и Адам засмеялся.
Мо ушла в туалет, а я осталась сидеть с Адамом.
— Адам, пожалуйста, не рассказывайте никому, что нас встретили. Мы не должны быть здесь. Нас ищут, и нам придется прятаться в лесу какое-то время. Не выдавайте нас.
— Не буду, — согласился он. — А кто вас ищет? Я мог бы помочь.
— Нет, мы в безопасности. Просто нам надо остаться здесь. Я за ними присматриваю. За Мо и Пеппой. У меня есть нож, и я могу их защитить. Я ничего не боюсь.
Адам посмотрел мне прямо в глаза.
— Да, наверное, не боишься. Ты настоящий разбойник.
Я согласилась, а он улыбнулся и сказал:
— Не верю, что тебе всего тринадцать.
Мо вернулась, и он встал. Она сказала ему спасибо и пожала руку, а он посоветовал ей сходить к врачу.
Мы смотрели вслед его маленькой голубой машине с багажником на крыше. Там лежали лыжи.
— А он симпатичный, Сол, — заметила Мо.
— Пеппа в него прям влюбилась.
— И я. — Мо засмеялась.
Она взяла меня за руки и тихо сказала:
— Я была голодная и очень злая. И чувствовала себя очень одиноко. И очень устала. И испугалась. А когда я боюсь, я убегаю. Я хотела найти чего-нибудь, чтобы забыться, Сол. Я всегда так делала. Когда я увидела вас с Пеппой и поняла, что ты сделала и зачем… я просто захотела убежать и забыться, как всегда.
Глаза у нее снова были ясные. Она не накрасилась с утра, а в туалете умылась, и лицо сияло.
— Я подумала, что ты хочешь и меня убить.
— Я и хотела. И убила бы, если бы ты бросила Пеппу.
Она вздохнула и поцеловала мне руки.
Мы расплатились и купили в магазинчике ибупрофена для Ингрид и молока. По дороге обратно я сбегала наверх и захватила винтовку. Мы шли по тропинке очень медленно, потому что у Мо болели ноги.
Мо рассказывала мне о своем детстве. Ее взяла под опеку пожилая пара, Клифф и Мэри, потому что ее собственная мать не могла за ней присматривать. Мо никогда не видела своих родителей и не знала, кто ее отец. Клифф говорил, что он был бандитом. Клифф и Мэри были в принципе нормальные, но старые, и Мо думала, что они взяли ее в семью только из-за денег. Они ее так и не усыновили. Мо мечтала найти свою настоящую мать или хотя бы узнать, жива ли она. Клифф и Мэри жили в новом квартале, у них был садик и гараж, и они ходили в церковь. Мо сказала, что ей нравилось в церкви и в воскресной школе, и она читала Библию, а однажды, когда ей было одиннадцать, они ездили на каникулы в Испанию. Клифф работал электриком в местном совете, а Мэри готовила обеды в школе.
С моим отцом она познакомилась в школе. Он был на год старше, его звали Джимми, но все называли его Маз. Мо сказала, что школу она ненавидела, чувствовала себя глупой и ничего не понимала. Вместо уроков она торчала в парке, пила и накуривалась с другими ребятами. Она сказала, что первый раз напиться было очень круто. Как будто во всем мире включили свет.
— Я не такая умная, как ты, Сол. Я ничего не знаю. Я даже не знаю, как бросить пить.
— Просто не пить, — объяснила я, — ни одной рюмки.
Она кивнула. Мы перешли реку и присели отдохнуть на камень. Мо закурила, а я стала искать ясень. Я хотела сделать лук, из нескольких слоев дерева. В результате я срезала ветку толщиной со свое запястье.
Мы шли обратно в лагерь. Солнце уже стояло высоко, и снег таял. Я попросила Мо не говорить Пеппе про Адама и про ее побег в «Литл шеф», и Мо согласилась.
В лагере Ингрид сидела у костра, обмотавшись одеялом, строгала деревяшку и учила Пеппу немецкому. Пеппа пыталась заточить палочку новым ножом.
— Смотри, я делаю стрелы! Для твоего лука. Подходят?
Я посмотрела и сказала, что понадобится еще оперение и грузик, чтобы они летели прямо.
— А по-немецки стрела будет pfeil. У них вечно P и F рядом в одном слове, например, паприку они называют pfeffer, а меня бы звали Пфеффереппа. Почему в разных странах все называется по-разному?
Я сказала, что не знаю, и я правда не знала. Но это хотя бы был нормальный интересный вопрос. Мо села рядом с Ингрид, которая обняла ее и тихо спросила, все ли в порядке. Мо кивнула и тут же заревела.
Мы с Пеппой смотрели на нее. Я часто видела, как она плачет, и мне было все равно, а вот Пеппа испугалась.
— Мо, может, ты хочешь поговорить с богиней по имени Шерил? — спросила она.
Мо засмеялась и согласилась. Ингрид приняла таблетку и вернулась в шалаш поспать, а мы пошли в лес, к пустоши и к Магна Бра. Винтовку я оставила в лагере, но взяла с собой подзорную трубу и нож. И рюкзак с паракордом и пакетом изюма. А еще я налила в бутылку воды из чайника, чтобы у нас не было обезвоживания.
Пеппа болтала всю дорогу. Я шла последняя и все слышала. Она рассказывала Мо, что Ингрид говорила о богине, и о детстве Ингрид в Берлине, и об убийстве ее мамы, и о жизни с Клауси и Ганси. Она объяснила Мо кучу немецких слов (почти все были матерные). Мо только смеялась и говорила: «Пеппа!»
На краю пустоши снег был совсем мягкий, а еще мы увидели канюка. Чем выше мы поднимались, тем тверже становился снег. Где-то его совсем сдуло, а хребты наверху обледенели. Ветер тоже становился все сильнее — северный, холодный. Мы спрятались за каменным забором, поели изюма и выпили воды. Посмотрели вниз, на лагерь, и увидели свои следы. Ветер нес по небу облака — пухлые и серые.
— Это что там? — спросила Мо и ткнула пальцем.
Прямо под нами, метрах в пятнадцати, под заснеженным камнем сидел белый заяц с черными ушами. Мы притихли. Я навела на него подзорную трубу.
— Это заяц-беляк, — объяснила я, — он сменил шкурку на зиму.
Он к чему-то принюхался, и у него дергался нос. Но уши мирно лежали на спине, и вообще он нас не замечал.
— Сол, не убивай его, — попросила Пеппа.
— Я и не собираюсь.
Хотя он наверняка был вкусный, а из шкурки можно было бы сшить шапку.
— Такой милый, — сказала Мо.
Заяц просто сидел и смотрел на нас. Потом поскреб землю лапой. Он был очень большой, гораздо больше кролика. В подзорную трубу я видела серые пятна на белой шкуре. Глаза у него были желтые, с длинными ресницами. Иногда он моргал. Когда мы встали, заяц напрягся, а потом убежал подальше. Я разглядела подушечки больших широких лап. Мо улыбалась. Мы полезли дальше.
Когда мы добрались, Пеппа забегала вокруг камней с криками:
— Хайль, Шерил!
Мы с Мо огляделись. Вокруг лежали долины и озера, рос лес, а еще ниже мы увидели поля и реку. Городок был скрыт за холмом, а вдали виднелось что-то серо-голубое. Наверное, море.
— Тут… просторно, — сказала Мо.
— Площадь этого района составляет триста семьдесят пять квадратных миль, — вспомнила я. — Его видно из космоса, потому что тут нет искусственного освещения. Он похож на темное пятно на юго-западе Шотландии, прямо над заливом Солуэй-Ферт.
Мо потрогала верхушку камня, на который опиралась спиной. Там намерз лед, и казалось, что лишайник залит стеклом. Мо посмотрела на Пеппу.
