— Она знает, что делал Роберт?
— Немного.
Мо вздохнула и сжала мою руку.
— Я хочу есть, — подбежала к нам Пеппа, и мы развернулись и пошли назад. По дороге Пеппа рассказывала Мо про Адама.
— Он клевый, и Сол из-за него покраснела.
Мо обернулась и улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ.
Пеппа понеслась вниз с холма, а Мо пошла рядом со мной.
— Я назвала ему ваши настоящие имена.
— Знаю. Он никому не расскажет.
Ингрид все еще спала. Уже темнело, и я приготовила на ужин рис, фасоль и солонину. Для Ингрид мы тоже отложили порцию, но она не захотела. Мо пошла посидеть с ней, пока я ошкуривала ясеневые ветки, а Пеппа читала книжку при свете фонарика.
Мо сказала, что будет спать в своем шалаше, и мы завернули горячий камень в полотенце, чтобы ей было теплее. Пеппа легла, Мо тоже, а я сидела у огня и смотрела на шалаш Мо до позднего вечера. Вокруг ухали совы.
Глава шестнадцатая
Дымка
Утром я проверила, что Мо спит в своем шалаше, надела флиску и развела костер, пока все еще спали. Солнце еще не взошло. Я вскипятила чайник, приготовила Ингрид чаю из сосновых иголок, добавила сахар и отнесла чай в шалаш. Она спала, и я оставила чай у кровати.
Я поставила кеды Мо к огню, чтобы они просохли, а потом взяла винтовку и подзорную трубу и пошла прогуляться и попробовать подстрелить кролика. Я залезла на вершину холма над лагерем — туда, где росли елки, — и прошла по холму до довольно крутого обрыва. Внизу рос лес. Потом я нашла извилистую тропинку, которая вела вниз, и полезла по ней, иногда съезжая немного на заднице. Внизу рос орешник с прямыми, ровными ветками. Из них получаются хорошие стрелы для лука — я видела, как это делал Рэй Мирс. Я прошла еще вперед и нашла развалины маленького домика. Внутри давно росли деревья. Я разглядела каменную стенку и остаток дымохода. С другой стороны оказалась широкая тропа между деревьями. Я пошла по ней. Кажется, это была старая просека. Следов шин я не заметила.
Потом открылась поляна, окруженная довольно крутыми скалами. На земле лежали большие плоские камни, покрытые тонким слоем снега. Я заметила кроличий хвост и спряталась за сосной. Подождала немного и медленно вытащила подзорную трубу. На другой стороне поляны виднелись кроличьи норы. Рядом с одной лежала свежая кучка земли. Я медленно повела подзорной трубой в сторону и увидела кролика. Большого. Он насторожил уши, и у него дергались усы. Потом рядом уселись еще двое. И еще один вылез из норы, и кроликов стало четверо. Самый большой копал лапкой снег, а маленький вдруг попрыгал ко мне. Замер на полпути и посмотрел на остальных. Они разбрасывали снег и жевали траву под ним. Большой кролик сидел и прислушивался. Тогда маленький кролик снова прыгнул вперед, в мою сторону, и сел. Он смотрел на других кроликов, как будто сторожил. Остальные трое разгребали снег и грызли траву, а этот просто сидел.
Где-то далеко загавкала собака. Большой кролик трижды стукнул лапой по земле — бам-бам-бам — и все четверо бросились в нору.
Я сидела на месте. Собака снова залаяла. Хорошо, что я не выстрелила. Я не хотела убивать этих кроликов.
Я снова полезла вверх на холм, выбралась на хребет и прошла до обрыва над полянкой. Внизу виднелся лес, серо-белый от мороза, и две длинные полосы тумана, которые как будто обнимали долину, как руки. Между полосами была еле видна дорога и маленькая серая машина. Потом машина исчезла в тумане. Стало совсем тихо, и я присела на край обрыва и стала смотреть вниз. Собака снова залаяла, еще дальше, чем раньше, и послышался слабый крик:
— Арк!
Я болтала ногами, свесив их с обрыва. Мне казалось, что тишина и холод наполнили мое тело изнутри. Оно стало легким и как будто онемело. Сначала ноги и задница, потом и выше. В конце концов я превратилась просто в пустое место, которое внимательно смотрело на затянутую серебристым туманом долину. С неба падали маленькие огоньки, похожие на звезды, и я долго рассматривала их. Иногда они складывались в полосы и зигзаги, которые танцевали перед глазами, а глаза мои превратились в дыры, ведущие в ничто. Меня больше не было.
Я вернулась к реальности благодаря вороне. Она уселась на высокую сосну и каркнула прямо над моей головой. Потом к ней присоединились еще две. Я не знала, сколько времени просидела тут, но ноги у меня всерьез затекли, и мне пришлось встать и растереть их.
И тут я вдруг вспомнила про Пеппу, Мо и Ингрид и побежала. Я запаниковала, сердце у меня забилось, а голос в голове как будто твердил: «Ты этого не сделаешь». Твердил и твердил — в том же ритме, в котором я бежала. Винтовку я держала в левой руке, а подзорная труба висела на шее и колотила меня по груди. Ты этого не сделаешь. Не сделаешь. Я бежала по хребту, между огромных деревьев, топая по подмороженному снегу. Ты этого не сделаешь. Не сделаешь.
Добравшись до тропинки, которая вела к лагерю, я уже еле дышала. В груди страшно жгло, и боль отдавалась в ногах, пока я спускалась вниз, ломая ветки вокруг. Два фазана выскочили из кустов и исчезли в лесу. Потом я почувствовала запах дыма, и голос заткнулся. Последние несколько метров я прошла совсем медленно. Перепрыгнула через ручеек у пруда. Мо и Пеппа сидели, закутавшись в одеяла, и пили чай.
— Где Ингрид? — спросила я.
— Спит, — ответила Мо. — Ты в порядке?
Я тяжело дышала, и лицо у меня горело. Я зашла к Ингрид и пощупала ей лоб. Теплый.
Она открыла глаза и улыбнулась мне.
— Все хорошо, Сол, не беспокойся.
Я залезла к ней и обняла ее. Она была худая, костлявая и мелкая, как ребенок. От волос пахло дымом и соснами.
Когда Ингрид снова заснула, я вылезла наружу, к огню. Мо помешивала кашу, а Пеппа держала наготове миски и горшочек с джемом.
— Сол, что с тобой? — спросила Мо.
— Ингрид заболела.
— У нее спина болит, — сказала Пеппа, — когда она ломает ветки ногами, спине делается хуже.
— Мы за ней присмотрим, — пообещала Мо.
Мы поели каши с джемом, а потом Пеппа заявила, что хочет побегать, и унеслась в лес.
— Осторожнее там! — крикнула я, но она уже не слышала.
Я села рядом с Мо. Она свернула самокрутку. Мне еще очень многое нужно было ей сказать.
— Пошли посмотрим на барсуков? — предложила я.
— Ну пошли.
Она увидела у нашего шалаша пневматическую винтовку и спросила:
— Роберта?
— Ага. Я ее украла.
Мо долго смотрела на нее, а потом сказала:
— Ладно, пошли.
Я вытащила из костра обгоревшую ветку и нацарапала на плоском камне огромные буквы: «Ушли к барсукам» — и еще стрелку из веточек выложила.
— Она заметит, — решила Мо.
Я взяла одеяло. Ветер дул с северо-запада, так что мы немного прошли вдоль реки, прежде чем перейти ее. Мо шла и прыгала без всяких проблем. Я думала, она будет вести себя как девчонка и ныть, что у нее ноги промокли и что она не хочет лезть в грязь, но она была прямо как я: сильная, быстро лезла вверх по склону и легко прыгала по камням. Серое пальто при этом развевалось. Помогать Мо было не надо. Мы прошли по плоскому дну долины, где все еще висел туман. Здесь росли дубы, густой орешник, а кое-где еще ольха и береза.
— Давай медленно поднимемся наверх и встанем с подветренной стороны. Вдруг они выйдут.
— Хорошо, — прошептала Мо.
По берегу реки мы прокрались к норе и встали под большим дубом, метрах в пятнадцати от нее. Снаружи лежала куча земли и сухой травы, а на снегу виднелись следы. Барсуки зимой не такие активные, как летом, но они все-таки иногда выходят, особенно если поблизости есть мягкая земля, в которой можно поискать червей и слизняков.
Мы расстелили одеяло и сели за деревом, так чтобы видеть нору. Край одеяла я накинула нам на плечи. Я показала Мо, как настраивать подзорную трубу, и она долго смотрела в нее. Ветра почти не было, и нора еле виднелась сквозь туман — так, черное пятно на снегу.
