— Граф, — обратился я к нему, — часы дежурства пройдут быстрее за разговором, чем в молчании.
— Но если мы станем говорить, то не услышим врагов, которые рыщут вокруг, — ответил мне он хитро.
— Опасных врагов мы так и так не услышим, а вампиры, предполагаю, передвигаются бесшумно. Поэтому давайте-ка поговорим, не так будет страшно. Вот, кстати, возьмите все эти новые немецкие романы, те, которые называют готическими, там в страшных местах никогда нет диалогов, одни мрачные описания. А только наступит рассвет или персонажи немного расхрабрятся, пожалуйста, сразу начинается болтовня.
— О чем бы вы предпочли поговорить? — спросил он любезно.
— О Виттгенштейне.
— Кто это такой?
— Тот, что приезжал с инспекцией относительно цистерны.
— А-а, вы имеете в виду графа Виттгенау?
Все кроется в имени, подумал я, даже роза не пахла бы, а воняла, если бы ее назвали не розой, а смердянкой.
— Граф обнаружил… я думаю, что сейчас я могу вам это рассказать, в том смысле, что теперь это не так важно… итак, граф узнал, только не спрашивайте меня как, что регент ведет переговоры с турками насчет того, что за ящик золотых монет соответствующего веса предаст Сербию. Так ему сказали, я имею в виду, графу Виттгенау. И еще сказали, что на своих любовниц и товарищей по охоте и пьянству регент тратит денег больше, чем можно выжать из Сербии с помощью всех налогов. Сербия бедна…
— Любовницы и товарищи богаты, — помог ему я.
— Что? Должно быть. Во всяком случае…
— А мир это собрание не вещей, а фактов, — прибавил я.
— Что? Этого я не знаю. Как бы оно ни было, граф Виттгенау узнал, что регент спрятал золото в цистерне на Калемегдане. Граф несколько раз делал попытку спуститься вниз и проверить это, однако цистерну очень хорошо охраняют. Он быстро пришел к выводу, что попасть в цистерну из крепости невозможно. Но вскоре от кого-то услышал, что существует старый римский водопровод, который ведет от одного села в окрестностях Белграда прямо к цистерне на Калемегдане. Водопровод проходит частично по поверхности земли, частично под землей. По всей длине он защищен кирпичными стенками высотой чуть ниже среднего человеческого роста. Какие-то сербы объяснили графу, где за пределами города можно проникнуть в водопровод и куда нужно сворачивать на развилках, чтобы оказаться именно в крепости. Как-то ранним утром граф верхом покинул Белград. Он был переодет в сборщика налогов…
— Не очень разумно.
— У него была охрана, несколько солдат. Ехали медленно, чтобы создать впечатление, что заблудились, при этом старались особенно не удаляться от города. Остановились переночевать в корчме неподалеку от той водяной мельницы. Наутро граф бесследно исчез, а солдаты оказались пьяны и ничего не помнили. Расследование, проведенное по распоряжению регента, ничего не дало. Нас, в Вене, это не удивило. Но удивило появление тела Виттгенау шесть месяцев спустя в той же самой корчме, откуда он исчез. Тело было в прекрасной сохранности, словно жизнь покинула его совсем недавно. В сущности, оно выглядело как живое. Как тело вампира. Теперь понимаете? Я это понял только сейчас. Регент официально распорядился подготовить тело к похоронам по христианскому обряду, а на самом деле, негласно, приказал проткнуть его сердце колом из боярышника, мы с вами видели, как это делается, а потом сжечь. Так исчезло главное доказательство.
— Что вы подразумеваете под главным доказательством? Что регент изменник или что граф вампир?
— Одно другого не исключает.
Выглянула луна.
— Но вы, полагаю, не повезли бы вампира в качестве доказательства в Вену?
— Разумеется, повезли бы. Только так мы смогли бы доказать, что вампиры действительно есть — показав императору настоящего вампира. Как иначе?
— Но вампиры бы начали распространяться!
— Оставьте, мы же ученые, мы все держали бы под контролем. Мы никак не могли бы позволить себе скрывать от науки и императора такое важное открытие.
— Но как бы вы держали этого дьявола под контролем?
— Дьявола не смогли бы, этого я не говорил.
— Но… — начал было я, но тут же вернул диалог в прежнее русло: — Значит, если бы вы сейчас нашли еще одного вампира, вы бы его прямо живьем запаковали и отправили в Вену?
— Без всяких колебаний!
— А что ж вы не сделали этого с Савой Савановичем?
— Мы не могли, там было слишком много крестьян. Но мы приказали Шмидлину не класть ладонь на рот вампира, чтобы мотылек смог вылететь…
Я вскочил и с криками принялся его душить:
— Вы… безумцы… все люди… превратятся в вампиров… Страшный суд… Страшный суд…
Он брыкался, пытался достать меня ногой, укусить, но я сжимал его все сильнее, сильнее, сильнее. Пальцы и ладони немели. Я стиснул зубы, мои ноздри раздулись. Я ненавидел его. Он кулаками нанес мне несколько ударов по голове, парик с него свалился, я продолжал сжимать его горло. Это же надо! Чтобы вампиры выбрались за пределы Сербии?!
И захватили весь мир. Чтобы я погиб из-за ученых! Чтобы погиб весь мой мир!
Разве не сказал Сократ: «Ego scire me non scirem» — «Наука меня ничему не научила»?
Сопротивлялся он недолго. В какой-то момент я ослабил хватку. Разжал пальцы, и он растянулся на земле. Пока я жив, вампиры Сербию не покинут!
1.
Как мог Александр поверить Шметау и оставить меня на милость или немилость вампиров и Сербии? Меня начало мутить. Казалось, сейчас стошнит. Я прижала руку к губам. Я не могла даже плакать. Не могла выговорить ни слова. Чувствовала, что мои лицо и тело покрылись потом. Огромными каплями пота. Я вся была мокрой. Началась дрожь, меня трясло.
Рыжеволосый сказал:
— Не может быть, чтобы не было такого участка стен, который не охраняется. Какого-нибудь места, где мы прокрадемся или прорвемся, если нужно, даже с оружием в руках.
— Вы безумец! — выкрикнул фон Хаусбург, — безумец! С тех пор как я приехал, я только и слышу рассказы о том, что белградская крепость самая лучшая и неприступная. Что все турки мира не смогли бы ее захватить. Что ни один голубь не пролетит в нее, если ему это не позволено. Мы никогда не сможем туда попасть. Но нам это и не нужно. Я думаю, разумнее всего было бы обойти Белград стороной, в каком-нибудь подходящем месте перебраться через Саву и оказаться в Европе. А там, на том берегу, мы решим, что делать дальше. Все мы тут графы и герцогини, уж наверное не пропадем.
— Об этом не может быть и речи, — сказала я, — у меня в Белграде регент. Я не хочу его бросать. Я докажу ему, что я не вампир, что мы с вами не вампиры. И докажу, что Шметау обманщик и сумасшедший…
— Если мы проберемся в Белград, ваш муж встретит нас с колом из боярышника, так же как он встретил Виттгенштейна.
— Какого Виттгенштейна? — спросила я.
— Я думаю, герцогиня права, — снова заговорил рыжеволосый, — мы должны вернуться в Белград. Мы не вампиры. Если мы сбежим в Австрию, то нас, вероятно, объявят в розыск или применят какую-то другую процедуру, предусмотренную для вампиров. Мы должны доказать, что мы не вампиры. Причем именно в Белграде. Потому что известие о вампирах придет из Белграда. И мы должны остановить его именно в Белграде.
— Я знаю, как можно проникнуть в город, — сказал Новак.
Фон Хаусбург мрачно глянул на него, но промолчал.
— Существует старый римский водопровод, который идет от Большого Мокрого Луга, это село к востоку отсюда. Он проходит частично под землей, частично по поверхности до самого сердца крепости. Этим водопроводом пользуются до сих пор, он в хорошем состоянии, и по нему можно передвигаться. В детстве я часто в нем играл. Вода течет по желобу на дне и сверху защищена сводом и стенами высотой немного ниже среднего человеческого роста. Нам придется лишь слегка пригнуться. Снаружи нас никто не сможет увидеть, а внутри никого нет.
— Шметау все это знает. Он лично рассказывал мне, что в случае осады города все подступы и тайные тоннели будут перекрыты и заминированы, чтобы незваные гости не смогли проникнуть в крепость, — на одном дыхании выпалил фон Хаусбург.
— Не могут же они засыпать собственный водопровод, — возразила я.
— Могут, — ответил фон Хаусбург. — У них есть цистерна с водой, вы это прекрасно знаете, им вообще не нужна вода из лесных родников и источников.
— Я иду в водопровод, — сказала я.
— И я, — присоединился ко мне рыжеволосый.
— И я, — сказал Новак.
Фон Хаусбург в бешенстве замотал головой. Но не проронил ни звука.
— Ведите нас! — обратилась я к Новаку.
Он кивнул. Отъехал немного вперед и остановил коня, раздумывая. Потом двинулся на восток, мы следовали за ним. Я оглянулась еще раз, пока мы были на ровном месте, на вершине холма, посмотреть на Белград. Он словно горел под утренним солнцем. Он был весь залит неестественным светом. Мне показалось, что его охватывает пламя, защищая от остатка мира. Тут мы начали спускаться вниз, и город исчез из вида.
