— Он запихнул мне в член трубку, — говорю я. — Первый раз никогда не забывается.
Игроки останавливаются и оглядывают нас. Женщины стройные, неестественно загорелые, с укладками, когда они двигаются, их неброские украшения блестят на солнце. Мужчины седые, пузатые, с золотыми водонепроницаемыми часами и тощими кривыми ногами. Джед машет им рукой, Норм здоровается, игроки кивают в ответ, а когда мы проходим мимо, шепотом обсуждают нас. Кто-то достает мобильный.
— Кажется, мы попались, — заявляет Джед, однако не похоже, чтобы его это сильно волновало. — Давайте разделимся, — предлагает он.
— Я пойду туда, — Норм указывает на мощеную дорожку для гольф-картов, которая скрывается за деревьями. — Если найду его, позвоню.
Мы с Джедом шагаем дальше по полю мимо третьей лунки наискосок к четвертой метке.
— Хороший сегодня день, — замечает он, как будто нас не должны вот-вот схватить за вторжение в элитарный загородный клуб.
Я размышляю о том, что все-таки это талант — всегда и везде чувствовать себя комфортно и ничего не бояться.
— Как вам с Нормом это удается? У меня так никогда не получалось, — говорю я. — Вы совершенно не думаете о последствиях.
— О каких именно последствиях?
— Даже не знаю. Скажем, о последствиях нарушения простейших общественных правил. Норм закатывает скандал в приемной, а ты с невозмутимым видом проходишь в кабинет, как будто это твоя клиника. А теперь мы залезли в частный клуб, и ты не хуже меня понимаешь, что нас обязательно поймают.
— Пока не вижу ничего страшного, — замечает Джед.
— А если нас арестуют? — не сдаюсь я.
Джед пожимает плечами.
— Тебя вчера арестовали, и что? Сегодня ты безо всяких последствий разгуливаешь на свободе.
— Нам просто повезло.
— Да ладно тебе, Зак, — произносит Джед. — Ну что такого случится? Ну, арестуют, предъявят иск, может, штраф заплатишь. Все равно вечером солнце сядет, и ты заснешь в собственной постели.
Я киваю.
— И при этом я по-прежнему нервничаю, а вы двое ничего не боитесь.
— Да, я ничего не боюсь, — горько улыбается Джед. — Наверно, поэтому я два года не выхожу из дома.
— Эй, не поддавайся на провокации Норма!
Джед отмахивается и оборачивается ко мне:
— Знаешь, что есть у нас с Нормом, чего нет у тебя? — говорит он, задумчиво потирая подбородок. — Ничего. Как говорится, если у тебя ничего нет, то тебе и терять нечего. Ни работы, ни девушки, ни приятелей. Мы оба одиноки. И то, что ты принимаешь за бесстрашие, на самом деле — высшая степень одиночества.
— Это был твой выбор, — замечаю я.
— Мне так не кажется.
— А мне, может, не помешало бы кое-что потерять.
Джед смотрит на меня, ухмыляется и кивает.
— На чужом лугу трава всегда зеленее.
Мы начинаем спускаться к следующей дорожке, убегающей вниз по ступенчатому склону, и замечаем вдали еще одну группу игроков.
— Он там? — спрашивает Джед.
Я приставляю к глазам ладонь козырьком от солнца и вглядываюсь в фигурки на зеленом поле. Четверо мужчин, но лиц с такого расстояния не рассмотреть.
— Не знаю. Может быть.
Мы собираемся идти дальше, как вдруг слышится рокот мотора; из-за деревьев выезжает бензиновый гольф-карт с желтой мигалкой и направляется по полю в нашу сторону. С нашего места мы видим двух мужчин в серо-синей униформе: водитель внимательно вглядывается в нас, а его спутник что-то говорит в рацию, прикрепленную к плечу.
— Ого, — хмыкаю я.
— Быстро они, — добавляет Джед.
— Бежим?
Джед качает головой.
— Еще чего. Они всего лишь охранники. Может, удастся их подкупить.
Гольф-карт подъезжает и останавливается в нескольких метрах от нас. Охранники вылезают и с невозмутимым видом осторожно приближаются к нам, положив руки на дубинки, свисающие с пояса. Водитель — высокий блондин, худой, атлетического сложения, его напарник — хмурый толстяк с детским лицом и ямочками на щеках.
— Господа, вы члены клуба? — спрашивает водитель.
— Не совсем, — отвечаю я.
— Вы нарушаете границы частного владения, — говорит толстяк. — Как вы сюда попали?
— Ребята, хотите заработать? — вопросом на вопрос отвечает Джед, доставая бумажник.
— Что?
Джед пересчитывает банкноты.
— Это будут самые легкие триста шестьдесят три бакса в вашей жизни.
Водитель раздраженно шагает к Джеду.
— Только не говорите, что вы предлагаете нам взятку.
— Нам нужно кое-кого найти, — продолжает Джед, не обращая на него внимания, и протягивает толстяку деньги. — Он сейчас играет здесь в гольф.
Игроки внизу, как ни в чем не бывало, продолжают партию, не обращая никакого внимания на то, что происходит на холме. Даже если доктор Сандерсон среди них, мысль подойти к нему при таких обстоятельствах кажется в лучшем случае сомнительной.
Завидев деньги, толстяк вопросительно смотрит на водителя, но тот в ответ бросает на него такой сердитый взгляд, что переговоры заканчиваются, не начавшись. Водитель снимает с плеча рацию и направляет ее на Джеда, точно пистолет:
— У вас есть два выхода: либо вы садитесь в гольф-карт и мы мирно выдворяем вас отсюда, либо, если будете сопротивляться, вызываем полицейских и задерживаем вас до их приезда.
— Успокойтесь, ребята, — Джед примирительно поднимает руки. — Остыньте.
— Значит, второй вариант, — говорит водитель, снимая с пояса наручники.
— Ничего себе! — ахает толстяк, вглядываясь в то, что творится за нашими спинами; мы дружно оборачиваемся и видим Норма, который, размахивая руками, в одной майке несется к нам вниз по склону холма, красный от бега, с бешеными глазами, а за ним мчатся двое охранников. У одного из них в руках красная рубашка Норма, которая развевается на ветру, точно флаг кавалерии.
— Давай за ним, — командует водитель, и охранники бросаются наперерез Норму, чтобы его схватить.
Тут-то бы нам с Джедом бежать со всех ног, но вид Норма, кубарем летящего с холма, завораживает, как редкое природное явление, и мы стоим, остолбенев, пока он, точно свирепый бык, набрасывается на охранников. Все трое валятся на землю и катятся по мокрой траве добрых пять метров, прежде чем остановиться почти у самых наших ног.
— Да уж, такое не каждый день увидишь, — замечает Джед.
Норм первым поднимается на ноги, руки и плечи его выпачканы в грязи и траве, так что он похож на сказочное болотное чудовище.
— Бегите! — кричит он во все горло и мчится с холма, а четверо охранников устремляются за ним.
— Офигеть! — выдыхаю я, и мы с Джедом несемся вслед за ними.
Норму почти удается добежать до поля. Четверо игроков внизу замерли как вкопанные и, опустив клюшки, с открытыми ртами таращатся на приближающуюся к ним толпу. Охранники хватают Норма, едва он ступает на газон, и втроем валят его на землю. Как и в первый раз, они летят кувырком по траве, точно перекати-поле, — клубок из рук и ног. Мы с Джедом очертя голову бросаемся вниз, и я на бегу замечаю, как взмывают в воздух дубинки и опускаются на извивающегося на земле Норма. Нам ничего не остается, как ввязаться в потасовку: сцепившись с охранниками, мы, то и дело оскальзываясь, стараемся перехватить их мельтешащие руки, мокрые от травы, и отвести удар. Мы падаем, но не сдаемся, устоять на скользкой траве почти невозможно, и драка продолжается на земле. Наконец нам удается остановить охранников, те орут на нас, чтобы мы перестали сопротивляться, а мы в ответ кричим, что подадим на них в суд за жестокое обращение. На нас с Джедом приходится по одному охраннику, а Норма держат сразу двое. Он стоит между ними на одном колене и тяжело дышит, покрасневшее лицо его забрызгано грязью. Что-то в его позе не так — голова неестественно клонится к плечу. Норм судорожно моргает.
— Норм! — кричу я, вырываясь. — Что с тобой? Охранник пытается меня перехватить, но, заметив, как плачевно выглядит Норм, отпускает. Его напарники отходят в сторону, пропуская меня.
— Норм! — кричу я. — Папа!
Он поднимает голову и смотрит на меня, наши взгляды встречаются, и на мгновение его лицо светлеет.
— Все хорошо, — задыхаясь, отвечает Норм еле слышно, улыбается мне, закатывает глаза и со словами «нацисты чертовы» оседает на траву.
Норма отвозят в кабинет врача. Мы с Джедом наблюдаем, как худая чернокожая медсестра помогает ему снять майку, чтобы послушать сердце. Посередине его вздымающейся груди красуется длинный розовый шрам.
— Вам делали операцию на открытом сердце, — замечает медсестра.
— Восемь лет назад, — соглашается Норм, который, едва пришел в себя, когда мы сажали его в гольф-карт, старается дышать размеренно. Живот его весь в царапинах, грязи и траве.
— Что вы принимаете? — спрашивает медсестра.
