И Маша продолжала говорить, и радовалась, что может хотя бы так помочь Тане и вдруг подумала, что, может, Таня специально сказала эту глупость про неправильное заклинание, чтобы она, Маша, не чувствовала себя настолько беспомощной перед лицом всего, что ей пришлось выслушать. Из бездны отчаяния Таня задумалась о ней, о Маше, и помогла ей единственным, чем могла - дала возможность почувствовать себя нужной, сказать слова утешения. Жалость и нежность захлестнули Машу, она протянула руку и взяла металлические Танины пальцы своими, теплыми и живыми. Она представила, как они выглядят со стороны - две красивые молодые женщины, утешающие друг друга за столиком модного клуба. И тут Таня сказала:
– Ты не понимаешь. Конечно, это не было заклинание для убийства. Это было заклинание для исполнения желаний. Но, может быть, я как раз и хотела Сережиной смерти?
Эта неделя для российского кризиса была переломной. Раньше еще можно было надеяться на благополучный конец, верить, что дефолт - это еще один "черный вторник", доллар подрастет себе немного, а потом откатится назад и все будет как было. Но Дума раз за разом отказывалась признать Черномырдина премьер-министром, рубль стремительно падал, а уличные цены на доллар росли еще быстрее. Во вторник торги признали несостоявшимися, в среду в обменниках доллар шел по двадцать с лишним. Все понимали, что и это не предел: тогда-то и появился анекдот "в чем разница между рублем и долларом?" - "один доллар". Так народная молва объявила рубль бесконечно малой величиной.
Все старались держаться вместе. Хотя никто ничего не страховал, сотрудники "Нашего дома" по утрам приходили в офис, а ближе к обеду подтягивалась и Маша. Пили бесконечный чай, пересказывали свежие слухи, новости и анекдоты. Чебурашка говорила, одна ее знакомая, секретарша крупного банкира, рассказывала, что из банка вывезли всё золото и закопали в лесу: на случай, если запретят хождение наличной валюты. Никто толком не понимал, как связано золото с наличной валютой, но все согласно кивали, да, с них станется, запретят как пить дать.
Абросимов и Майбах на два голоса исполняли самый популярный анекдот:
– Добрый день. Как дела? - мрачно говорил Денис в выключенную трубку своего мобильного.
– Отлично, - с деланной бодростью отвечал Абросимов.
– Простите, - похоронным тоном говорил Майбах, - я, наверное, не туда попал.
Оптимисты считали, что это анекдот про банковских работников, пессимисты - что "про всех нас". Когда Денис рассказал его впервые, Маша подумала, что для человека, с Демосфеновым упорством воспитывающего в себе умение отвечать "замечательно", подобная шутка - белый флаг капитуляции.
Федор Поляков неожиданно гладко побрился и сказал, что этим ограничит свою деловую активность на ближайшие недели: ситуация слишком нестабильна, и чем меньше рыпаться, тем лучше. К огорчению Абросимова, Федор отклонил прекрасный план рекламной кампании: купить грузовик гречки и вручить килограмм каждому клиенту "Нашего дома". Мол, в ситуации форс-мажора мы приходим на помощь нашим клиентам. Федор сказал, что народ не поймет, скажут - они над нами глумятся. Лучше, повторил он, не дергаться, а потом рассказал, что отечественные машины так подешевели, что один его приятель закупил пять автомобилей "Ока", заплатив за все штуку баксов.
– Зачем ему столько? - спросил Денис.
– Сказал - буду девкам дарить, - ответил Федор, и Аля заметила, что на месте девушек отказалась бы, мол, "Ока" - чудовищная консервная банка и при любой аварии складывается в минуту.
Аля теперь уже не была так уверена, что все как-нибудь образуется, но все равно старалась не унывать. Сегодня она предложила гадать на курсе доллара, делая ставки, насколько он вырастет к завтрашнему дню.
– Говорят, - сказала она, - если больше, чем на 30% от сегодняшнего - это к хорошему жениху.
– Зачем тебе гадать? - тут же спросила Света. - У тебя и так от женихов отбоя нет.
– Не говори, подруга, - парировала Аля. - Все мои женихи перечитывают старые сообщения на пейджере и плачут.
Денис погружался в полузабытое прошлое. Магазины пусты, у обменных пунктов - очереди, рестораны закрываются "на ремонт" - да и вообще Москва похожа на декорацию к фильму о временах перестройки. Только церетелевские монументы торчали посреди городского пейзажа редкими золотыми коронками в беззубых деснах умирающего города. Майбах пробовал вспомнить, как наслаждался хаосом и анархией семь лет назад - и не мог вернуть былого восторга. Что-то изменилось за эти годы - и даже если бы мир вернулся к тому, что было, Денис уже не мог стать прежним.
– Почему из магазинов стали исчезать продукты? - спрашивал Абросимов и сам же отвечал: - Потому что у населения кончились запасы 1991 года.
Кончились не только запасы еды и товаров, думал Майбах, кончились запасы веры в будущее, надежды на успешные реформы, просто запасы молодой энергии, в конце концов. Сквозь закрытую дверь кабинета Крокодила Гены он слышал, как плакала Таня, умоляя Семина хоть как-нибудь помочь ей вынуть деньги из "СБС-Агро". Паша Безуглов мрачно ходил из угла в угол, будто не замечая происходящего. Аля обнимала заплаканную Таню и говорила:
– Да не переживай, мы новые заработаем. Квартиры теперь наверняка подешевеют.
Света раскладывала таро, всем желающим предлагая узнать свою судьбу. Вадим с независимым видом подошел к столу и сказал, что несколько лет назад тоже увлекался таро. Денис знал, что в свое время Абросимов увлекался всем на свете: Кастанедой, холотропным дыханием, направленными ЛСД-трипами, картами таро, сатанизмом, старообрядчеством, растафарианством и Дипаком Чопрой. Последнее, кажется, пригодилось ему в работе, хотя Абросимов и утверждал, что основы своего подхода к клиентам почерпнул во время одного из кислотных путешествий. Денис не верил, но понимал, что, раз в полгода с неофитским восторгом принимая новый способ решения всех проблем, Вадим старается поддерживать свой странный, на обе ноги хромающий оптимизм. Он прошел через все увлечения - чтобы прийти к безнадежной любви. Может быть, думал Денис, глядя на Абросимова и Свету, это и есть пять лет разницы. Может быть, через пять лет я снова почувствую себя подростком. Может быть, это и есть история жизни: психоделия как второе детство, несчастная любовь как вторая юность, и все вместе - как обретение единственной зрелости, мне пока еще недоступной?
– Нет, - сказала Света, - мужчины не могут хорошо гадать на таро. Это женское дело, Вадик.
– А вот ты, Маша, умеешь гадать на таро?
– К стыду своему, нет, - ответила Маша. - Но если бы я хотела выпендриться, ответила бы, что гадаю только на своей колоде, а ее оставила в Израиле.
– Кстати, об Израиле, - спросил Абросимов Машу, - У евреев есть своя магия?
– Есть, - ответила Маша, - но гоям мы о ней не рассказываем.
Майбах улыбнулся, а Маша продолжила:
– Но вот Свете, как девочка девочке, могу сказать о магических словах, отпугивающих мужчин.
– Тебе нужно отпугивать мужчин, Светка? - спросил Денис. Было бы неплохо, чтобы она раз и навсегда отпугнула Абросимова, подумал он.
Майбах совершенно неприлично переживал за друга. Светка всегда ему нравилась, но чем больше Вадим говорил о ней, тем сильнее она раздражала Дениса. Почему, в самом деле, его друг полюбил именно эту женщину - и полюбил именно так?
– То, что происходит у меня со Светой, - отвечал Абросимов, - это не любовь в привычном тебе и мне смысле слова. Это такие ворота, знаешь, the doors of perception, Джим Моррисон, Олдос Хаксли. Такая психоделия - через другого человека видишь что-то внутри себя, о чем и не подозревал. Заглядываешь на другую сторону, как мы говорили когда-то.
– Не знаю, - ответил Денис, - мне даже под кислотой не удавалось открыть в себе что-то, о чем я не подозревал. В лучшем случае, я обнаруживал то, о чем всегда знал, но временно забыл. Такое припоминание… не очень понимаю, как такое может случиться от любви к женщине.
Две недели назад Денис пришел в ГАИ за справкой о разбитом стекле своего "ниссана". Там на стене он обнаружил старый, советских времен, агитационный плакат. На одной картинке рядом с Купидоном примостился мальчик, натягивающий тетиву на луке, с горящей спичкой вместо стрелы. Сбоку стишок:
Стреляют метко оба сорванца
Знать, выросли без окрика отца,
Но если радость дарит Купидон
Стрела второго всем несет урон.
Прочитав шедевр неизвестного автора, Майбах забился в экстатическом восторге. Прямо из ГАИ он позвонил Абросимову и зачитал стихотворение:
– Радость дарит, ты слышишь, Вадим? - буйствовал Денис, к удивлению очереди. - Радость! А ты что думал? Радоваться тебе надо, слышишь?
Потом Майбах сочинил продолжение, что-то типа "Причина матерьяльного урона / Огонь. Но хуже стрелы Купидона". Впрочем, в глубине души он был уверен, что неведомый поэт прав: ему самому любовь всегда несла только радость. Рецепт был прост: Майбах никогда не позволял себе влюбляться без взаимности, ожидать от возлюбленной больше, чем она может дать, и отказывать себе в том, что могло доставить удовольствие. Он поддерживал многолетние отношения с двумя-тремя подругами - иногда звал их к себе, иногда оставался у них ночевать. Одна девушка была счастливо замужем последние три года, и Денис всегда с удовольствием расспрашивал про мужа и интересовался, когда же крестить детей. Абросимов говорил, что это все - не любовь, в лучшем случае дружеский секс. Денис не согласился.
