Дмитрий Цветков - Anno domini

Но с другой стороны — у Вадима не было денег оплатить проезд в автобусе, и, загнанному нищетой в крайний угол, ему пришлось согласиться на предложенные условия. Это было очень нелегкое решение. Даже не решение, а покорность судьбе, блещущей разнообразием извращений. Откуда можно было продолжать черпать силы, следуя своей принципиальности и гордости, если жизнь с каждым новым событием становилась испытанием на прочность психики, на здравость рассудка? Вадим ощущал себя подопытным экземпляром, которого проверяют на выживаемость: «А если помучить его одиночеством? Заберем жену, мать и друга!», «Ишь ты, жив! А что если лишить его дома, выбросить на улицу с семьей и без вещей?», «Карабкается! А теперь отобрать работу и деньги!», «Терпит! В нищету его, в нищету!», «Смотрите-ка, еще шевелится! А не хлестнуть ли по его чувству собственного достоинства?». Кто-то сверху, в кого он никак не хотел поверить, наказывал его за гордыню уже здесь, на земле. Но, продолжая помнить, что «все, что не убьет тебя — сделает еще сильнее», Вадим толстел кожей, грубел восприимчивостью, старел опытом и в неимоверной борьбе с собственными противоречиями старался не очерстветь душой. Он чувствовал себя древним стариком — столько испытаний выпало на его недолгую жизнь. Он наблюдал за другими судьбами и удивлялся однообразности и стабильности их бытия. Он и мучился, и гордился своими трудностями. Только благодаря выстраданному иммунитету сегодня он не боялся ни тюрьмы, в которую, кстати, никогда не собирался, ни поста президента, на который тоже не планировал. Он знал, что, потеряв столько, сколько выпало на его долю, и, научившись со всем этим жить, он справится с любым заданием на любом посту, который только могли бы ему предложить. Одна беда — кроме Корнеева, никто и ничего более не предлагал. И Вадим, согласившись, продолжал отстаиваться в своем болоте.

Тем временем в областной администрации осваивалась новая власть. Советник губернатора по экономике — недавняя владелица нескольких торговых лотков, попросив в отделе кадров личные дела на некоторых сотрудников, оставшихся от старой власти, объяснила это желанием заняться их, как она неудачно выразилась, «поллюцией», перепутав это слово с люстрацией, смысл и произношение которого многие никак не могли усвоить, невзирая на его значительную популярность в последние месяцы.

Байрамов с объемной сумкой съездил в Киевское управление автодорог и вернулся на свое прежнее место, объявив в первый рабочий день, что теперь зарплаты вообще никто не увидит. Наташа два вечера дома плакала, но когда Вадим снова предложил ей написать статью в газету и письмо премьер-министру, она отказалась, сославшись на то, что не располагает никакой компрометирующей информацией, кроме невыплаты зарплат. Зато Андрей поведал Вадиму, что Облавтодор приобрел уже больше десятка новых автомобилей, на которых по договору аренды ездят работники обладминистрации и директора банков. А также предложил взглянуть на дом Байрамова, чтобы у Вадима не осталось никаких сомнений в его «порядочности».

Фонд госимущества возглавил бывший директор дурдома, против которого в свое время отец Вадима возбуждал уголовное дело по факту хищения государственного имущества, а проще говоря — тот воровал продукты у инвалидов, а те от голода умирали, и их хоронили прямо на территории больницы. Дело было громкое, но до приговора не дошло. Новый руководитель фонда не отличался самостоятельностью, и его первыми шагами стало проведение аукциона по продаже нескольких заводов в одном из шахтерских городов, покупателем которых после «ожесточенных» торгов стал кандидат на пост городского головы господин Копылов. Со спорным заводом «Восток» не возникло больших сложностей, потому что в момент проведения аукциона его бывший директор находился на допросе у следователя налоговой милиции по причине возбужденных против него двух уголовных дел, которые вскоре были закрыты за недостаточностью улик, а Сахно, немного обедневший, но убедившийся в безграничных возможностях больших денег, арендовал цех на одном из заводов Копылова, где продолжил изготовление замков.

Владимир Владимирович Бойченко по-прежнему не решался заезжать во двор администрации на новом «Хаммере», но использовал его вездеходные способности на полях, готовящихся к посеву подсолнечника, которыми наделил его старый друг и нынешний партнер в сельскохозяйственном бизнесе господин Шинкарев. Земли было немного, всего около полутора тысяч гектаров, но и этот надел в случае средней урожайности обещал добавить в копилку первого заместителя губернатора около полутора миллионов гривен уже к следующей осени.

Помощник нынешнего мэра Семенихин, ежедневно встречая перед входом пикет, не пускающий в здание горисполкома самого мэра, тихонько радовался неустойчивому положению своего босса, потому что на днях в бане у Вохи губернатор намекнул ему готовиться в качестве кандидата к внеочередным выборам головы города.

И только Валентин Михайлович Денисов был образчиком новой демократичной власти. Фотографии его мужественной внешности заменили на первых полосах местных газет лики бывшего губернатора. Колонка с отчетами о проделанной работе осталась на прежнем месте и писалась прежним журналистом, утверждаемая прежним редактором. Он продолжал кадровые перестановки в областном центре и удаленных районах. Как и было обещано новым правительством, бизнес был отделен от власти и переоформлен на матерей — а кому еще можно доверять в такое смутное время!

Революция, о которой так много говорили — свершилась!

Вадим с женой сидели на кухне своего чужого, так и неоплаченного дома, слушали через компьютер песни Григория Лепса и обмывали новую работу. Анна, по традиции, предпочла бутылку пива, а Вадим, чтобы не бегать второй раз за маленькой, взял себе большую. Они ели капустный салат, картофель, сваренный в мундирах и затем обжаренный на сковороде. Дополняли это пиршество широкие и тонкие ломтики «докторской», напоминавшие половинки Луны. Сегодня Саша подкинул им двадцать гривен. Они дружно жевали капустный салат и слушали Лепса:

— Знаешь, мне сегодня приснился странный сон: приехал Карнавалов, когда меня не было дома, оставил записку, а через некоторое время вернулся. Он был весел и умен. Он сказал, что разгадал смысл жизни и теперь убежден, что приумножение знаний — есть величайшее на Земле счастье. Говорил так много умных вещей и даже процитировал Ломоносова: «Математику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит». Хотя, правда, не помнил, чьи это слова. Я так восхищался им во сне. Мне так приятно было встретить старого друга. А когда мы спустились с ним во двор — там стоял огромный стол человек на двести, и за ним собрались все мои близкие и дальние знакомые, все люди, которых я когда-либо знал. Они пришли по моему приглашению. Каждый занимался своими делами и разговорами, и я, для того, чтобы привлечь их внимание, постучал вилкой по бокалу, наполненному шампанским. Когда на меня устремили взоры — я извинился перед всеми за нанесенные им обиды и простил их за то, что они сделали или, наоборот, не сделали для меня. Когда проснулся — чувствовал себя счастливым, словно отдал все долги. Интересно, к чему этот сон? Может, мне пора умирать?