— Любую назвала и все! — морщится и приезжий.
— На первую уехал, на МТФ, — исправляет свою оплошность Людочка и смотрит: так ли добавила?
Те кивают: «Так, так».
— Так я с первой МТФ звоню. Его здесь нет, — слышится в трубке.
— Ну и что ж что нет? — не теряется Людочка. — Значит, он еще не приехал. Или уже уехал.
— Умница! Молодец! — восхищаются приятели.
«А когда он будет у себя?» — в трубке.
— А это вы у него спросите, товарищ Железнов! Ля-ля… — Людочка сердито бросает трубку. — Надоел этот Железнов! Ля-ля…
— Ай, Людочка! — восхищается приезжий. — С такою можно работать.
— Замечательная помощница! — подтверждает Игорь Игоревич. И смеется: — Этот Железнов уже третью неделю звонит. Я ему пообещал электрический двигатель: что-то там придумал для птичника, внедрить хочет. Только дудки ему! Потому что свинья порядочная. На собрании так и норовит ущипнуть. Так и норовит! Чую, под меня роет яму, на ромбик надеется…
— Такого утопить мало, а не то что дорогу давать, — говорит приятель.
— Дорогу? Только через мой труп! — грозно заверяет Игорь Игоревич. И, вспомнив, веселеет: — Ну-ну, что ж дальше было? Досказывай.
— У, что дальше было! — веселеет и рассказчик. — Сели мы, значит, за столик. Справа — она. Он — напротив. Я распечатываю.
И тут опять перебивает звонок.
— Меня нет, меня нет, — предупреждает Игорь Игоревич. — Если не Виталий Витальевич, меня — нет…
— Ля-ля-ля-ля… Знаю, знаю, зна-а-аю… Запом-пом-помнила… — Людочка зажимает трубку, шепчет таинственно: — Какая-то женщина! Игорь Игоревич, женский голос!
— А кто, спроси, — переживает Игорь Игоревич, весь напрягаясь.
— Ты, брат, тоже не теряешься, — смеется гость. — Молодец!
— Бывает! — скромно вздыхает Игорь Игоревич.
— Ля-ля-ля-ля… Ало! Как вас… назвать? Вера? Знакомая? Сейчас посмотрю. У него совещание было. Может, здесь еще. — Людочка опять зажимает трубку. — Говорит, знакомая Вера.
— Вера? — Игорь Игоревич морщит лоб. — Вера… Неужели та? Да нет, не должна. Вера! Подожди, Людочка. А не подсвистывает эта Вера? Павловский, тот говорит женским голосом, как артист. Я ему сеялку обещал. Ту, что Виталию Витальевичу снарядили. Ну-ка спроси что-нибудь, Людочка, а я послушаю голос…
— Ало! А у вас есть время подождать его? — Людочка, сияющая, довольная собой, подставляет трубку Игорю Игоревичу.
В трубке: «Конечно, подожду, он мне очень нужен».
— Бросай! Бросай! Нет его! — замахал руками Игорь Игоревич.
— Нет, говорят, его. Искали, не нашли.
Когда растерянная Людочка положила трубку, Игорь Игоревич разразился смехом:
— Уже и этот научился женским голосом говорить, Железнов! Слышите? Железнов научился говорить женским голосом. «Конечно». «Очень, очень». Провести меня вздумал! Да я его «очень» за тыщу километров узнаю.
Насмеявшись вволю, дав так же насмеяться и приятелю, и Людочке, Игорь Игоревич становится торжественно серьезным:
— Меня не так просто провести!
— Да, — соглашается собеседник. — У тебя талант!
— У меня на всякий талант талант! — поощренный, любуется собой Игорь Игоревич, но не забывает и товарища: — Так досказывай, что же дальше…
— А! — вспоминая, закатывается друг. — Раскупориваю я, значит…
Но опять звонит телефон, самого интересного не дает досказать, проклятый!
— Ну, дорогой, у тебя от звонков с ума сойти можно!
— Не говори! От одного отобьешься, тут другой, — вздыхает Игорь Игоревич. — Но это не иначе мой клиент. Не иначе Виталий Витальевич. Он обещал груш привезти. У них там груши — мед!..
Но Людочка протягивает трубку, испуганно округляет глаза:
— Из райкома. Вас.
— Из райкома? Меня? — Игорь Игоревич подхватывается, как от удара, ловит трубку дрожащей рукой: Слушаю. Да, здесь. Никуда. Я ведь отчет делаю. А что вы хотели? Что?.. Железнов? Это Железнов говорит?.. Ну, знаешь… Очень рад, очень рад… Что? Секретарша?.. Ну она же не знала, по какому делу, милый!.. Я же готовлю отчет, не хотела беспокоить… Да, да… Заезжай. Двигатель? Конечно, есть! Ну, зачем сразу в райком, милый?.. Я же сказал… Заезжай. Заезжай…
Игорь Игоревич положил трубку и повернулся, вспотевший, точно из бани вышел.
— Купил-таки!.. И всегда так… Со всех ног бежишь, думаешь, что правда…
— Да… — вздыхает приятель, чувствуя неловкость за оплошавшего друга. — Ну ты не расстраивайся, Игорь Игоревич. Бывает. Да и то сказать…
— Ну, еще бы! — говорит Игорь Игоревич. — Уж на что я не так просто брошусь на удочку, а и то не сразу даже голос узнал… Купил так купил!..
— Стой! Стой! — закричал Липченок, выскочив из лесополосы. — Стой, Микола, кому говорят!
Задорожный затормозил.
— Подкараулил-таки я тебя, землячок! — обрадовался Липченок.
— Что такое? — Задорожный спрыгнул с трактора.
Огромный, в пышущем жаром комбинезоне, он казался вдвое больше Липченка.
— Отдохни маленько. Покури.
— Некогда раскуривать, — сказал Задорожный. Однако закурил. — Так за каким дьяволом тебя понесло в такую даль?
— Это все твоя кукуруза? — спросил Липченок.
— Звена моего. А что?
— Глаза завидущие! — пропел Липченок. Захарлал!
— У нас в звене еще и пшеничка есть, — довольный, отозвался Задорожный. — И подсолнухи. Тысяча гектаров всего.
— А сколько тыщ народу в колхозе? — сказал с хитрецой Липченок. — Что им делать, когда так землю загребать?
— Как что? На фермах дел сколько! А строительство развернулось! — говорил Задорожный. — А за садом ухаживать! В прошлом году с уборкой не управились, сколько гранклету и яблок пропало!
— Гранклет пропал? — Липченок на минуту задумался и стал поспешно обуваться. — Гранклету нельзя пропадать, это ты дело сказал. Гранклет — фрукта добрая. С гранклету такая штука получается, пальчики оближешь!
— Вон ты куда гнешь! — засмеялся Задорожный. — Не бросил, значит, своего?
Липченок стрельнул покрасневшими глазками, заныл, подтягивая голенище сапога:
— Рассохлись, проклятые. Прямо ноги отламываются!
— Сидел бы дома, старухе помогал, — смеялся Задорожный. — Зачем было тащиться по жаре?
— Я затем пришел, что сил моих нет смотреть, как вы над землей измываетесь.
— Как это измываемся? — обиделся Задорожный.
— А вот так! — кричал Липченок. — Сколько смотрю с горы, специально на Казачью влез, вы все гоняете трактора, джигитуете без головы. И так сушь стоит, а вы еще земли утрамбовываете!
— Не утрамбовываем, а рыхлим, батя. Чтобы не трескалась и влага не уходила. — Задорожный легонько подтолкнул Липченка к прицепу. — Глянь, какие рыхлители поставили, лапчатые.
— Нужно не землю ковырять, а делать, чтоб дождички шли.
— Что ж нужно делать? — сдержанно улыбался Задорожный. — Подскажи.
— Колдуна нужно поливать — вот что! — выпалил Липченок.
— Какого еще колдуна?
— Э… — сказал осуждающе Липченок. — Шемигона-то помнишь?
— Ну…
— Он же колдун был! Я-то знаю! Теперь нужно только крест расшатать и поливать с Урупа. Может, урожай спасем.
— Могилу поливать, что ли?
— Каждый день. И пойдет дождь, это я тебе точно говорю. Веками опробовано, ей-бо, черт возьми.
Задорожный разглядывал Липченка и не понимал, хочется ли ему засмеяться или заплакать.
— Обойдемся как-нибудь без этого.
— Бога за бороду не возьмешь! — крикнул Липчепок. — Руки коротки.
— Я, может, и не возьму, а вот Середа, тот возьмет. Вот он, Середа, сюда едет. — Задорожный показал на приближающийся «Беларусь». — Такую штуку готовит, что никакая засуха не возьмет нас. Техника!
— Ничего у вас не выйдет! — кричал Липченок. — Я, может, похлеще вас техникой занялся, такой аппарат сочинил, залюбуешься! Первак давал, куда там! А и то ничего не вышло. Хивря топором порубала. Ей-бо, черт возьми!
— Порубала? — захохотал Задорожный, вытирая слезы.
— Не пожалела, вражина, теперь хоть плачь.
— Вот с этого бы и начинал! — закатывался Задорожный. — Мол, хоть плачь. А то крутишь-вертишь…
Липченок опять опустился, опять заскрипел суставами, переобуваясь.
— Поразворошили землю, грудка уже залезть успела, спасу нет — давит. — Переобувался он на этот раз быстро и подхватился злой. — А ты не регочи! Ото и твоим тракторам то будет, что моему аппарату. Обидятся люди, что не выйдет урожай, и все порушат!
Задорожный не мог слова сказать — зашелся в кашле. Папироса выпала из рук.
