«Мне ничего не известно, — ответил хозяин Трэморэ, — я всего лишь случайный прохожий».
Однако он увидел, что каменная плита под ногами у дамы распространяла зелено-золотое свечение. Сокровища находились именно там. Но к чему осторожному Жану-Пьеру Даудалу было рисковать, вмешиваясь в установленный ход вещей. Он отправился дальше, а она все еще кричала, подняв лицо кверху: «Ну что, братья мои, нашли ли вы?»
Уже миновала полночь. Как он это узнал? Он знал. Теперь вокруг него было столько идущих и выжидающих людей, что он мог вообразить себя на ярмарке в Мартире, если бы все эти люди не были столь безучастны одни к другим. Животные, которые их сопровождали, тоже были заняты лишь сами собой. Но, прокладывая дорогу в этой толпе, Жан-Пьер Даудал оказался лицом к лицу с маленьким, сухим человечком, хромоножкой, закутанным в большой черный плащ и тянувшим за собой клячу, запряженную в раскачивавшуюся повозку. Он тотчас его узнал. Это был городской сапожник, последний из умерших в прошлом году, который также выполнял в городе и службу возчика усопших. Тот тоже его узнал.
— Как попали вы сюда, хозяин Трэморэ, — рассерженно просил он, — ведь это — моя обязанность препроводить вас сюда, моя, и ничья больше.
— Я знаю, но тут не моя вина. Я где-то сбился с пути. Возможно, надо мной подшутил наш семейный домовой. Вернусь домой, чтобы подождать вас.
— Еще два месяца, и мой срок истекает. Другой станет хозяином повозки — на год. Я уже знаю, кто именно, но не могу назвать вам его имени.
Он потянул за уздечку отощавшую лошадь. Повозка, раскачиваясь, двинулась. Когда она проезжала мимо Жана-Пьера Даудала, он увидел внутри четырех людей, игравших в карты, и женщину, занятую вязаньем. Ночная жатва обещала быть обильной.
Позднее, продолжая свой путь, он заметил высокого детину, который в стороне ото всех и в одиночестве сидел на грубо обтесанном камне.
У этого человека был озабоченный вид. Все другие занимались своими делами, а он остановился и, видимо, не знал, куда идти дальше.
«Вы нашли хорошую скамейку», — сказал ему владелец Трэморэ.
«Это не скамейка, — со вздохом ответил сидящий, — это каменная тумба, и ее место — вовсе не у меня под задом, но я не могу оттащить ее туда, где она должна находиться».
«Если вы мне скажете, где ее место, — ответил Жан-Пьер Даудал, возможно, я смогу быть вам чем-нибудь полезен».
Даже и не пытаясь приподняться, до того он был удручен, человек рассказал ему, каким образом, когда он еще жил земной жизнью, он перетащил этот камень подальше, выгадав таким образом кусок пашни в ущерб своему соседу, хотя тот был беднее его. После своей смерти он пытается перетащить камень на его законное место, чтобы обрести покой и радость. Но сперва он потерял много времени, так как никак не мог удержаться, чтобы хоть чуть-чуть не сплутовать, потом уж почти не плутовал, но на ширину ладони все же не дотаскивал. А камень каждый раз возвращался обратно на то место, куда его поставил земельный вор. Наконец он решился быть абсолютно честным. Но теперь камень отказывался встать на нужное место. Сражаясь с ним целую ночь, он сдвигал его лишь чуть-чуть, но к следующей ночи камень возвращался обратно. Не на то же самое место, но почти. По его мнению, он сдвигал камень на расстояние его собственной ширины каждые сто лет. Значит, он мог надеяться, запасясь терпением, когда-нибудь покончить с выплатой своего долга. И вот тут-то злосчастье его доконало.
«Прошлой ночью, — сказал он, — я, как обычно, пришел трудиться над моим камнем. Как обычно, в кармане у меня находилось растение Аллилуйя, которое делает возможным переход из одного мира в другой. Не понимаю, каким образом, но я его потерял. Напрасно искал я его весь остаток ночи. Тогда я взвалил камень себе на плечо и вернулся сюда, что я мог проделать без труда. Однако для выхода отсюда мне необходимо растение Аллилуйя. А у каждого из нас имеется только по одному. Каким же образом смогу я теперь искупить свой грех?»
Не обдумав заранее своего поступка, хозяин Трэморэ сунул руку в карман, вытащил оттуда платок и развернул его на ладони. Показалась красноватая пятиконечная звезда с пестиком, окруженным короной круглых и жирных золотых лепестков. Она раскрылась вместе с платком.
«Растение Аллилуйя, — сказал Жан-Пьер Даудал, — возможно, это именно оно и есть?»
Это было именно так. Через мгновение оно перекочевало из кармана хозяина Трэморэ в карман здоровенного детины. И тот незамедлительно взвалил межевой камень себе на плечи и широким шагом направился к своему участку.
Что же касается властелина Трэморэ, едва освободился он от растения, как очутился на своей старой дороге перед дубочком, который ростом был ему до колена. Он с предосторожностью вынул его из земли и пересадил на широкую обочину дороги. Его праправнуки будут иметь хорошее дерево для своих свадебных шкафов.
Солнце только что взошло. Прежде чем вернуться домой, Жан-Пьер Даудал пошел на кладбище — поклониться мертвым и удостовериться, что женщины обиходили могилы, как должно. Разве не для этого покинул он накануне Трэморэ, надев самые парадные Свои одежды. Все было отлично, за исключением того, что мертвые находились под землей и безмолвствовали. Вот тут-то он и пожалел, что отдал растение Аллилуйя земельному вору. Если бы он оставил растение себе, тогда, несомненно, сумел бы увидеть лица своих усопших и узнал бы от них, какова их судьба на том свете. Если только они не находятся среди избранных или же отверженных, потому что за время своего путешествия он ведь не повстречал ни одного из лих. А в замке Трэморэ на памяти Даудала никогда не бывало привидений.
Возможно, вы захотите узнать, что произошло с Жаном-Пьером Даудалом после его возвращения из этой необычайной страны, где требуется сто лет на то, чтобы продвинуться в ландах на длину ручки лопаты, сто лет, работая даже втроем, на разрушение одного ряда камней в стене замка, сто лет, чтобы сдвинуть межевой камень на расстояние, равное его ширине, и то при условии, если не потеряешь растения Аллилуйя. Так вот, именно в существование этого растения никто не хотел верить, когда хозяин Трэморэ, этот умный, предусмотрительный человек, рассказывал о своих приключениях. Все знали, что он не способен соврать и обычно был лишен воображения, поэтому решили, что он повредился умом в ту ночь, которую провел вне дома, но о которой рассказывал всегда одно и то же, не упуская ни одной детали. Невзирая на предпринятые поиски, никогда и никто не смог найти никакой пятиконечной звезды красноватого цвета, с пестиком посередине, окруженным короной из круглых и жирных золотых лепестков. И все жалели бедного Жана-Пьера Даудала, который впал в маразм. Что же касается его самого, он предпочел умолкнуть, а в один прекрасный день — исчез.
Его долго искали. Он был именитый житель в своем краю и любим родственниками. Однажды почудилось, будто его узнали в образе некоего старика, поврежденного умом, который не мог назвать своего имени — его приютили сердобольные монахини более чем в ста лье от Трэморэ, и он творил чудеса в саду их монастыря. Если это даже и был он — его оставили в покое. Но некоторые, и первым среди всех Фанш Лукас, утверждали, что Жан-Пьер Даудал кончил тем, что опять заполучил растение Аллилуйя. Мог ли он отобрать его у земельного вора, человека с межевым камнем? Или обворовал кого-либо другого из ночных странников? Если бы вы познакомились с Фаншем Лукасом, он бы вам сказал, что владетель Трэморэ невидимо шествует среди нас, и он, и толпы других, которые заняты своим делом в определенные часы дня и ночи и нисколько нам не мешают. И по секрету он прибавил бы, что сам-то он покинул замок потому, что некоторое время спустя после исчезновения Жана-Пьера Даудала, прозванного Аллилуйя, в Трэморэ появилось привидение».
По мере того как развивались события в рассказе Яна Кэрэ, Пьер Гоазкоз, хотя и был поглощен его перипетиями, в то же время не переставал изучать свою команду. Прежде он воспринимал их как движущиеся тени или как некую неопределенную массу, а сейчас эти силуэты, преисполненные внимания, были как бы обведены четкой линией, внутри которой явственно вырисовывались лица и руки. Тут дело было не в неподвижности людей — даже рассказчика, целиком поглощенного своей тяжелой задачей, что позволило хозяину «Золотой травы» увидеть своих матросов такими, каковы они есть, и не в том, что он с большим вниманием всматривался в них, чтобы проникнуть единственный и последний раз в их сущность. А в том, что холодный свет расширил пределы его проникновения в них, раздвинул края коконов, в которые эти люди укрывались на долгие часы и из которых так и сквозило небытием. Все нечистое отступило, потеряло свою интенсивность. Еще падают последние хлопья снега, которые тают на лету, не достигая «Золотой травы». Подняв глаза, Пьер видит, что засветилась, по крайней мере, дюжина разбросанных далеко одна от другой звезд, и вдруг под собой он ощутил какую-то нестойкость. Он прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на этой совсем незначительной бортовой качке. С большим трудом поднялся он на ноги, чтобы лучше почувствовать ее — от пяток до затылка. Сомненья нет: судно колеблется, оно готово прийти в движение. Это означает, что к морю вернулась жизнь.
