Я встала и разочарованно поковыляла к двери. То, что меня вызвали в канцелярию, показалось мне отличной возможностью, но я все испортила, а другого способа узнать правду не было. Обращаться к ее приемным родителям было слишком опасно, потому что они могли рассказать ей о моих расспросах.
— Кэти?
Я встала, понадежнее оперлась на костыли и повернулась к ней. Миссис Райт улыбалась мне.
— Кэти, если хочешь, ты можешь спросить о дате моего рождения.
Я испугалась, не слишком ли она заработалась или что-нибудь подобное, но она хитро мне подмигнула.
— Видишь ли, одна из новых студенток и я родились в один месяц, но только я уже в конце, а она в самом начале.
Ее хитрость было несложно понять, и я улыбнулась от уха до уха. С ее стороны было очень остроумно обойти правила таким способом.
— Когда же ваш день рождения, миссис Райт? — улыбнулась я.
Она скрестила руки.
— Ой, спасибо, что спрашиваешь, Кэти. Двадцать девятого июня.
Я рассыпалась в благодарностях, а она придержала дверь, чтобы я могла выйти. Значит, Женевьева должна была родиться 1 июня и наши дни рождения разделяло всего четверо суток. Это подкрепляло мое предположение, что наши мамы могли быть в одном и том же роддоме. Я не приблизилась к разгадке тайны, но новая информация обеспечила еще одну путеводную нить, и это уже было кое-что.
Меня ожидало еще одно испытание. Рано или поздно мне придется столкнуться с Мерлином, и мне нужно смириться с этим, потому что сейчас я слишком нервничала и в животе у меня порхали бабочки. Но мое сердце все равно подскочило, когда во время обеда он вошел в кафетерий и наши взгляды немедленно встретились. Он жалко улыбнулся мне, и у меня перехватило дыхание, потому что он выглядел таким красивым и умирающим от тоски. Мне в голову пришли все эти черно-белые фильмы, где героя и героиню навсегда разлучают обстоятельства, и они смотрят друг на друга глазами, полными непролитых слез, но они должны быть храбрыми, и вся сцена становится просто душераздирающей, когда поезд печально отходит от перрона, и тут начинает играть грустная музыка…
«О боже, Кэти Риверз, ты неисправимая идиотка».
После занятий я ждала Нэт на крыльце у автоматических дверей. Она настаивала, чтобы меня подбросила до дома ее мама. Я втиснулась в самый угол, чтобы в меня никто не врезался и не сбил с ног. Я пробыла одна ровно минуту, а затем рядом уже оказалась Женевьева. Она развела руки в стороны, перегораживая мне путь, будто с целью помочь. Был ясный погожий денек, и мы стояли лицом к лицу на ярком осеннем солнце. Я замерла, как кролик перед удавом, и не могла отвернуться. Чуть в стороне от носа у нее виднелся практически незаметный шрамик, и я смущенно потрогала такой же у себя, ощутив маленькую неровность на коже: я получила его, упав с качелей, когда мне было лет десять. Женевьева сдвинула рукой челку с глаз, и я заметила у нее на ладони четкий узор из веснушек, похожий на звезду. У меня была похожая отметина, но на другой руке, и мама говорила, что это счастливый знак.
Я не видела ее неделю и почти забыла это неприятное чувство. Сегодня оно представляло собой интересное сочетание: ликование с примесью злорадства, настоянное на волнующем предвкушении.
— Как жаль, что тебя не было на вечеринке, она была просто потрясной.
— Ничего страшного, Женевьева, все равно ничего нельзя было поделать. Было очень мило с твоей стороны организовать ее для Нэт. Она была в экстазе.
— Да, была. — Женевьева разглядывала свои ногти так, будто собиралась их поточить. — Я уже отбила у тебя подруг, и остался только один человек.
— Ты имеешь в виду Мерлина?
Она равнодушно пожала плечами.
— Он что, еще ничего тебе не рассказал?
— Не рассказал что?
— Мерлин приходил навестить меня перед каникулами, и так вышло, что… я ушла от него.
Она медленно проговорила.
— Ты хочешь сказать, что рассталась с ним сама?
— Спроси его, если не веришь мне.
Она подумала несколько секунд над моими словами и даже высунула кончик языка.
— Ты имеешь в виду, он хотел уйти сам, но ты опередила его, чтобы сохранить лицо?
— Вовсе нет, — поправила я ее. — Наоборот, он хотел проводить со мной больше времени, а я словно стала задыхаться.
Она пропищала голоском маленькой девочки, захлебываясь от сарказма:
— Может быть, если бы ваша с ним романтическая ночка удалась, все сложилось бы по-другому. Но теперь мы никогда уже не узнаем.
Я придвинулась ближе к ней, широко улыбаясь, и приторным тоном произнесла:
— Ну что ж, теперь он весь твой, и все будут знать, что ты просто заменитель, суррогат и оказалась на чужом месте лишь потому, что мне он был больше не нужен.
Лицо Женевьевы представляло собой забавную картинку, когда она попыталась контролировать эмоции, а я словно всаживала нож все глубже и глубже.
— А он уже не кажется таким привлекательным, да, Жен? Наслаждайся, пока можешь.
На какое-то время мне показалось, будто я действительно задела ее, но она засмеялась так, что меня пробрал холодок.
— Он никогда и не был твоим, даже на секунду. Это я позволила вам быть вместе, потому что это меня устраивало…
— Сделаю вид, что поверила.
Она тоскливо вздохнула и посмотрела в голубое небо.
— А я сейчас могла бы столкнуть тебя… Маленький толчок, и все подумают, что ты оступилась. Неосторожная маленькая Кэт стояла на лестнице вместо того, чтобы поехать на лифте.
Я действительно неосторожно сама завела себя в западню, по привычке выйдя на крыльцо вместо того, чтобы спуститься на лифте к самому тротуару.
— Какое это было бы облегчение, — прошептала она.
— Ты даже не можешь вести свою собственную жизнь, — бросила я вызов. — И тебе захотелось отнять мою. Разве это не жалкое зрелище?
Она покружила в воздухе рукой, будто писала что-то.
— Потребовалось всего несколько мазков кисти, и ты уже полностью исчезла.
Она имела в виду картину? Она не продолжала, и я вопреки здравому смыслу надеялась, что Мерлин не показывал ее Женевьеве. Я ступила вперед, быстро взглянула вниз, у меня закружилась голова. Я почувствовала себя беспомощной, одновременно ощущая тяжесть в руке и холод стекла и металла. Я споткнулась и схватилась за куртку Женевьевы, что предоставило мне бесценную возможность, которую я ожидала. Кулон плавно проскользнул в ее карман, и я выпрямилась, тут же почувствовав себя спокойнее.
— Это происходит со всеми, кто тебя раздражает? — спросила я, снова обретя уверенность.
Женевьева выставила вперед подбородок.
— Может, тебе стоит быть более осторожной.
— Я слышала твою печальную историю о приемных родителях, мне так жаль… — притворилась я. — Кажется, будто все умирают, стоит им только приблизиться к тебе.
Она посмотрела на меня со странным удовлетворением, и ее губы изогнулись в улыбке.
— Хорошо, что ты наконец поняла это. Другие меня недооценивают, но не ты, мы с тобой отлично понимаем друг друга.
У меня в голове промелькнула странная мысль, что сегодня в 15:30, в понедельник, я услышала настоящее признание в убийстве. Она неожиданно схватила меня за запястье, и мое сознание наполнилось ее ужасными мыслями. Я словно увидела горящий дом, как языки пламени облизывают доски, услышала звон разбитого стекла и вопли людей, оказавшихся внутри, как в западне. А она была счастлива. Я чувствовала ее безжалостное удовлетворение. Если она действительно способна на такое, я должна действовать.
— Мы с мамой, может быть, переедем, — быстро сказала я. — В другой город, чтобы начать все заново.
— Кэти, уже слишком поздно.
— Поздно, — согласилась я. — Но ты же так хотела, чтобы я ушла и оставила путь свободным для тебя.
Она сморщила нос в притворном разочаровании.
— Да, хотела, но теперь… этого недостаточно. Ты всегда будешь где-то. Поэтому меня это не устраивает.
— И что я тогда должна сделать? Умереть?
— Все должно сложиться так, будто тебя никогда и не было. Поэтому мы и нашли друг друга.
Она начала говорить своими излюбленными загадками, но я спросила:
— Как ты нашла меня?
Женевьева легонько вздохнула, и дуновение от ее дыхания мягко коснулось моей щеки.
— Ты уже знаешь ответ. Просто ты его еще не осознала.
Я моргнула, но ее уже не было поблизости. Только Нэт подошла и стала ругаться, что я не поехала на лифте.
Я была в таких расстроенных чувствах, когда вернулась домой, что решила уединиться в своей комнате. Когда я думала о том, что Женевьева видела картину, мне становилось физически плохо. Я откинула волосы со лба и застонала от негодования. Когда я заметила свое отражение в зеркальной створке шкафа, то вздрогнула от неожиданности. Я не узнала сама себя, настолько жестокосердечной и злой я выглядела. Я несколько раз выдохнула и попыталась руками разгладить лоб, щеки и губы, чтобы избавиться от этого ужасного выражения. Было бы неплохо поговорить с Люком, но мне показалось бессмысленным рассказывать ему что-либо, пока он не вернется домой. Да, поиски сдвинулись с места, но куда они заведут меня?
