— Ребята, валите-ка вы отсюда, — говорит он. — Пока копы не приехали.
— Хорошая мысль, — подхватывает Венди. — Садись в машину, мам. Я поведу.
— Спасибо, дружище, — говорит Пол, хлопнув Стояка по плечу.
— Катись, — шипит тот.
— Спасибо за все. — Я пожимаю руку раввину. — Хорошего шабеса.
— Ага, Стояк, — вторит Филипп. — Спасибо тебе.
Стояк смотрит на Филиппа испепеляющим взглядом.
— Не смей называть меня Стояком, — отчеканивает он.
Филипп переводит на меня лукавый взгляд, а я в ответ сигналю: Не делай этого! Умоляю, не делай!
— Прости, Стояк, — внятно произносит Филипп.
Стояк бросается в драку, но Пол перехватывает друга за обе руки и разворачивает, что-то шепча ему на ухо, а я тащу Филиппа к маминому джипу.
— Господи, Филипп, когда повзрослеешь-то?
— Тогда я буду уже не я, — отвечает братец и тихо ржет.
Венди ободряюще улыбается нам из-за машины.
— Гореть вам в аду, мальчики, так и знайте!
13:05Резко, внезапно, я просыпаюсь у себя в подвале. Рядом со мной лежит Элис и глядит в потолок.
— Ага, зашевелился, — произносит она.
Я судорожно пытаюсь что-то сообразить, вспомнить, но последнее, что осталось в памяти — я спускаюсь в подвал, стягивая мокрую одежду. Травку я не курил целую вечность, поэтому пробуждаюсь сейчас точно из небытия или после долгой-долгой ночи.
— Который час?
— Начало второго. — Она поворачивается на бок и глядит на меня в упор, опершись подбородком на кулак. — Ты проспал почти два часа.
— А где все?
— Пол ушел на работу. Остальные на улице, у бассейна.
— А ты здесь.
— И ты тоже. — Она потягивается, и твердые соски грудей ясно проступают под низким вырезом платья.
— Элис, что происходит?
— Ты смотришь на мою грудь.
— Твоя грудь упирается мне в лицо.
Элис приподнимается на локте и медленно оттягивает вырез, пока груди — округлые, крупные — не показываются полностью.
— Раньше тебе моя грудь нравилась.
— Чему ж тут не нравиться? — откликаюсь я. Нет, наверно, это все-таки сон. Странный, неправильный, но в целом вполне приятный.
— Мне стыдно, что я так сорвалась, когда узнала, что Джен беременна. Надо было порадоваться за вас, а я опять все перевела на себя.
— Ну, извинилась бы. По-простому.
— Больше всего на свете я хочу родить ребенка, — продолжает она. — Ты ведь понимаешь меня, правда?
— Конечно.
Она придвигается еще ближе, вместе с угрожающе острыми сосками. Комната начинает потихоньку вращаться. Папа, какой дрянью ты набил свой косяк?
— Послушай, спрячь-ка их.
— Ага, сейчас. Но сначала выслушай, не перебивай.
— Ну, говори.
Глядя мне прямо в глаза, Элис набирает в легкие побольше воздуха и произносит:
— Я пытаюсь забеременеть уже целых два года. Но овуляция нерегулярная, подстеречь трудно. После того, как я перестала принимать противозачаточные таблетки, цикл у меня так и не восстановился. Теперь я принимаю специальные таблетки, чтобы овуляция прошла в срок. Я зачать способна, все тесты, все анализы положительные. А Пол свою сперму проверять отказывается. Вот я и подумала, что, если позаимствовать у тебя немного спермы, шансы возрастут.
— Ты хочешь воспользоваться моей спермой?
— Она, как выяснилось, не сбоит.
— А что думает об этом Пол?
— Пол ничего не узнает. Это будет наш с тобой секрет. Но даже мы не узнаем, чья сперма сработала — твоя или его. Идеальная ситуация. Любой ребенок, похожий на тебя, будет похож и на него.
— Элис, идея настолько дикая, что я даже не знаю, с чего начать, как объяснить…
Перекатившись на живот, Элис почти ложится на меня. Наши глаза, наши губы всего в нескольких сантиметрах друг от друга.
— Джад, помоги мне! Пожалуйста, помоги! Забудь про Пола, про всех, про все! Мы же когда-то так нравились друг другу. Мы приходили в этот подвал, любили друг друга на этом самом диване! Может, в этом и не было настоящей правды, но что-то было! В память о нашем прошлом — помоги нам, мне и Полу. Сейчас.
— Если вам нужна моя сперма — бога ради, поделюсь. Но не таким способом. Мы сходим к врачу. Господи боже мой, Элис! Ты только задумайся! Что ты тут делаешь?
Красная от мгновенно вскипевшего гнева, Элис садится.
— Я уже два года хожу по врачам, Джад! Два года на уколах, на гормонах, только и бегаю от одного специалиста к другому. Ты хоть представляешь, каково это? Два года писаю на тестовые бумажки, два года засыпаю в слезах! От Пола много не требуется — просто прийти домой и кончить в меня вовремя. Когда овуляция. Но он вечно занят, так занят. А сегодня вообще травы накурился. — Она всхлипывает. — Знает же, что у меня овуляция, а домой явился в непотребном виде.
— Ну, не надо, не плачь, все будет хорошо…
Надо заметить, перед женскими слезами я никогда не мог устоять. Уж не знаю, что скажут на это психологи. Наверно, что-нибудь нелестное. Я протягиваю руку, чтобы погладить ее по плечу, а она, перехватив, зажимает мою ладонь меж грудей, которые кажутся сейчас единственным средоточием света в подвале — белеют, сияют, словно на них направлен сильнейший прожектор.
— Прошу тебя, Джад! — шепчет она. А потом, по-прежнему не сводя с меня взгляд, сползает к изножью кровати, одновременно скатывая мои трусы до самых колен. Горячие слезы капают мне на ноги. — Помоги!
Она задирает подол платья, и я успеваю увидеть темные кудряшки лобковых волос прежде, чем она хватает мой предательски твердый член как рычаг переключения передач и усаживается на меня верхом.
— Элис! Не надо!
Но в этот момент она оседлывает меня полностью, всасывая, втягивая меня во влажные глубины. Внутри она истекает соками — наверно, от гормонов, которые глотает без передышки. А я так изголодался по сексу, что, не успевает она усесться и начать двигаться, я выстреливаю в нее полную обойму. Сжав меня бедрами, она продолжает чуть покачиваться, опираясь ладонью мне на грудь, а потом быстро заправляет грудь обратно в платье и, дотянувшись, целует меня в губы — быстро и нежно.
— Спасибо, — шепчет она. — Теперь это наш секрет.
Где-то внизу мой член с тихим виноватым чпоком выскальзывает из ее лона.
14:00
По дороге в отель «Мариотт» на встречу с Джен я влюбляюсь дважды. Мой первый объект — девушка, выгуливающая собаку. Она шагает в белых шортах и короткой майке, а между ними светится загорелая полоска плоского живота. У нее копна светлых волос и чудная кожа, а во всем остальном это — классическая собачница, сдержанная, чуть отстраненная, не из тех безумных, которые целуют своих питомцев взасос, всем показывают их фотографии и шлют им открытки на день рождения. Гуляет девушка с каким-то терьером, и начни я ее расспрашивать, наверняка бы узнал, что пес на самом деле беспородный, что она взяла его в приюте и сразу поняла, что это он, именно ее пес. Сейчас она болтает по телефону, смеется, сверкает белыми зубами, и хотя смеха ее я не слышу, я точно знаю: он бы мне понравился. С виду эта девушка не из тех, что устраивают сцены по пустякам, она будет счастлива, если угостить ее пиццей и сводить в кино или просто долго-долго гулять по улицам, а вернувшись домой, сразу нырнуть с ней в постель. Пса на ночь придется запирать, потому что он будет слишком нервничать: ведь мы будем любить друг друга бурно и шумно — говорят, такие тихони отличаются в постели разнузданной сексуальностью. А когда мы, потные, опустошенные, раскинемся на скомканных простынях, она будет забавлять меня рассказами о своих лесбийских опытах с подружками по колледжу, а потом, голая, босиком убежит в соседнюю комнату — в свою студию, потому что в издательстве уже ждут обложку, потому что сроки у нее, известного, востребованного художника-иллюстратора, очень и очень жесткие.
Вторая женщина — за рулем. Она останавливается рядом со мной на светофоре. Смуглая, черноглазая, с длинными, черными как смоль волосами. Встретившись со мной взглядами, она улыбается широко, но чуть застенчиво, и я понимаю, что она милейший, веселый, легкий в общении человек, который в жизни ни о ком не сказал дурного слова. Мы никогда не будем с ней ссориться, разве что поспорим: я буду убеждать ее, что некий наш знакомец — дурак и сволочь, а она в упор не увидит в нем никаких изъянов. Я начну беситься, а она вдруг улыбнется, и я сразу вспомню, почему я с ней и хочу быть только с ней. Вспомню, как она добра и щедра, насколько лучше становлюсь я сам с нею рядом, как любят ее все мои друзья, как добра она к моему ребенку, как она поет в ванной, отчаянно фальшивя и придумывая глупые стишки, когда забывает настоящие слова, и как в постели, когда я не в настроении, она прижимается ко мне сзади, обнимает за плечи, губы ее скользят по моей спине, и она мурлычет — тихонько, еле слышно, — пока я не расслаблюсь и не повернусь, чтобы встретиться с ней губами.
