– Как думаешь, мы вернемся? – спросила она.
– Я не знаю.
– Может, оставить маме записку?
– Она нам все равно не поверит, ты же знаешь, какая она. Лучше мы отправим ей письмо, когда доберемся, это будет более убедительно.
– Ты права.
Девочки вышли на улицу. Была их любимая снежная погода. В одной руке Аня держала чемодан, другой поддерживала сестру, которой тяжело было идти.
Они шли долго. Снег превратился в настоящую бурю, которая, казалось, изо всех сил мешала им двигаться вперед. Мокрые хлопья с силой хлестали по лицам, забиваясь в глаза и носы, ветер был такой сильный, что каждый шаг давался с трудом.
– Не могу больше, – прохрипела Маша.
– Потерпи, еще совсем чуть-чуть осталось, – попыталась успокоить ее Аня.
– Я правда не могу больше идти, – Маша закашляла и села на снег.
Аня сняла с себя длинный шарф. Один его конец она привязала к чемодану, а другой обхватила руками.
– Садись, – сказала она сестре, – он скользкий, поедешь как на санках.
Когда девочки подошли к стене, снежная буря, казалось, успокоилась, и снег снова падал мягкими хлопьями как ни в чем не бывало.
Шалтай, завидев их еще издали, стал приветственно махать рукой. Маша махнула ему в ответ.
– Аделаида, Эмилия, наконец-то! Я вас заждался. Прекрасная погода сегодня, не правда ли? – как будто издеваясь, спросил он.
– Да уж, – пробурчала Аня, потирая замерзшие руки.
Приблизившись, девочки заметили, что Шалтай-Болтай помолодел, наверное, лет на пятьдесят. Ну, если не на пятьдесят, то уж на тридцать точно.
«Влияние Джима», – догадались они. Со стены на них гордо смотрел довольно молодой, опрятно и даже щеголевато одетый, похорошевший Шалтай-Болтай. Рыжие волосы были аккуратно приглажены, а всклокоченной бороды не было и в помине. Шалтай радостно осклабился, показав два ряда белоснежнейших зубов. «Раньше-то он такими зубами не мог похвастаться», – подумала Аня.
– Что вы сделали с нашей двоюродной сестрой? – спросила она.
– Я? С вашей сестрой? – удивился Шалтай. – Боюсь, я ничего не делал. Я всего лишь дал вам мяч и предупредил о его свойствах, а остальное вы сделали сами.
Аня и Маша ответили ему только хмурыми взглядами.
– Но, я вижу, вы опечалены. Не грустите, за вход нужно было заплатить, таков ритуал, ничего уж тут не поделаешь. А вы все сделали правильно, теперь путь открыт.
Шалтай достал из-за стены лестницу и опустил ее рядом с девочками.
– Вы дали нам всего одну лестницу, – удивилась Маша.
– Кхм, – прокряхтел Шалтай, несмотря на приобретенную молодость, его повадки не изменились. – Видите ли… Я дал вам одну лестницу, потому что попасть за стену сможет только одна из вас.
– Что?! – в один голос закричали девочки. – Вы нас обманули! Вы – грязный старый обманщик!
– Ну, это не самое страшное, что я слышал в свой адрес, кроме того, не такой уж я старый, – невозмутимо продолжал Шалтай. – Я не обманывал вас, я говорил, что испытания будет три, и это и есть ваше последнее испытание. Вы сами решите, кто из вас отправится за стену, а кто останется здесь.
– Но это ужасно ставить нас перед таким выбором!
– То есть, по-вашему, лучше бы, чтобы его у вас не было? А ведь, между прочим, то, что у вас есть выбор, как нельзя лучше доказывает мой честный подход к делу.
Услышав это, Маша заплакала.
– О, дорогая Аделаида, не стоит плакать. Не подумайте, что я из вредности характера не хочу пропустить вас обеих. Это совершенно не соответствует истине.
– Но почему тогда? – всхлипывая, спросила она.
– Потому что вы должны остаться по разные стороны для, так сказать, равновесия. Отправить вас двоих за стену – то же самое, что сложить тяжелый груз на один конец лодки. Знаете, что тогда случится? – не дожидаясь ответа, Шалтай продолжал: – Лодка утонет. То же самое и с вами – вы должны выбрать.
Маша и Аня с силой сжали руки друг друга.
– Мы не можем, – с уверенностью сказала Аня.
Шалтай усмехнулся.
– Дорогая Эмилия, нет никаких «мы». Есть ты, и есть она, – для пущей убедительности он ткнул пальцем в сторону Маши, – и выбор этот вы должны сделать поодиночке. Ну, и кто же из вас осмелится?
Аня закрыла глаза от напряжения – настолько быстро побежали мысли у нее в голове. Неожиданно она увидела перед собой двух старушек, бредущих под руку по какому-то красивому незнакомому городу. Было лето, и она почувствовала, как тепло на самом деле кругом.
– Я даже гадать боюсь, – сказала одна из старушек. – Я что же, съела ее?
– Практически. Ты подошла ко мне и, можешь представить такое, выбила ее у меня из рук, и бабочка улетела.
Старушки засмеялись. «Нет, я никогда не расстанусь с Машей», – подумала Аня и улыбнулась своему видению.
В этот момент Маша заговорила.
– Я хочу за стену, – прошептала она.
Смех старушек становился все тише, и они расплывались перед Аниными глазами.
– Что? – Она удивленно повернулась к сестре, как будто вообще не понимала, как здесь очутилась.
– Я хочу за стену, – повторила Маша так же тихо. – Но я не хочу, чтобы Аня осталась здесь.
– Желание похвальное, – вмешался Шалтай, – но если ты отправишься за стену, то кто же останется здесь?
– Я не знаю, не знаю. – Маша боялась поднять глаза на сестру, она плакала.
– Тогда я повторю вопрос, – настаивал Шалтай. – Если ты будешь за стеной, то кто останется здесь? Кто, если ты будешь там? Кто останется с этой стороны?
«Не может быть, этого просто не может быть», – шептала Аня про себя.
– Аня, – услышала она голос сестры и не узнала его.
Шалтай-Болтай сидел на стене, Маша поднималась по лестнице, которая казалась бесконечной. Стена как будто выросла, и края ее больше не было видно. Шалтай пел дурным издевательским голосом. Песню он, похоже, сочинял прямо на ходу:
Старый Билл жизнь люби-и-ил. Старый Би-и-и-и-илл,
Но во снах он видел другой мир. Старый Би-и-илл,
Чтоб попасть в этот ми-и-ир, старый Би-и-илл
Украл, убил и предательство соверши-и-ил.
Аня вернулась домой, когда уже стемнело. Мама накинулась на нее прямо с порога:
– Господи! Где ты была?! Машу увезли в больницу с пневмонией!
«Вот, значит, как все будет», – подумала Аня.
Другой Веня
Веня проснулся в своей квартире. Было сильно за полдень, разбудил его телефонный звонок. Он был уже готов совершить бросок к аппарату, но его опередили.
– Веня слушает, – раздался писклявый бабский голос, но Веня мог поклясться, что голос принадлежал мужику, степень своего знакомства с которым Веня пока определить не мог.
«Кто, интересно, меня так разыгрывает? И с хрена ли?»
Веня выкатился из кровати и пошел на кухню.
– Мужик, ты кто? – спросил Веня, удивленно уставившись на субтильного паренька в какой-то пидорской пижаме.
– Я – Веня, – ответил неизвестный, тряхнув сальными патлами и щедро сдобрив пол Вениной хаты перхотью.
– Хрен-то там. Веня – это я. А ты кто и как сюда попал? Чей-то брат, которому вчера некуда было пойти?
– Я здесь живу, – пропищал неизвестный. – Живу с тех самых пор, как матушка переехала к бабуле и оставила мне эту квартиру, так как на семейном совете мы решили, что я уже большой мальчик и мне пора начинать самостоятельную жизнь.
– Чо? – брови Вени медленно поползли вверх.
– Ну, знаешь, самостоятельную жизнь: поливать цветы, покупать продукты, готовить, но не просто разогревать полуфабрикаты в микроволновке, а готовить вкусную и полезную пищу. Самому. Желательно вегетарианскую и на пару.
– Вегетарианскую?
– Да, вегетарианскую. Не люблю, когда животные страдают. Какими же ужасными могут быть люди! А ведь человечество уже достигло той степени развития, когда мы можем отказаться от всех этих варварских пережитков вроде мяса и звериных шкур, и мама говорит, что там уже и до девушек недалеко.
