Снег для меня рифмуется с хюзюн, печаль сыплется с неба, заставляя сердце отчаянно сжиматься от холода и искать тепла.
Я шел по улице, ветер дул в лицо, до ближайшего кафе, где можно было пересидеть арктический прорыв за чашкой кофе, надо было тащиться несколько кварталов. Не помню уже, что погнало меня в тот день в город, какие призраки и чьи очередные тени. Скорее всего, это была суббота, иначе я спокойно сидел бы на работе, прислушиваясь к разговорам коллег да вылавливая из этого гама звонки чужих мобильных. У начальника тогда еще не стояла на телефоне мелодия имперского гимна, да и у меня не было ощущения жизни за замерзшим и не способным оттаять стеклом.
Да, это точно было суббота, меня понесло на какой-то бессмысленный шопинг, в один из этих стеклобетонных моллов, в которых голова начинает болеть через первые же десять минут, а через пятнадцать ты просто не понимаешь, где и зачем находишься.
Но я честно отбродил пару часов по этажам, опустошив половину кредитки, а потом, выйдя на улицу с двумя пакетами, бившими по ногам, решил пройтись и свернул зачем-то в ближайший переулок, прошел каким-то двором и вышел на ту самую улицу, где меня и застал снег.
Единственным доступным укрытием была освещенная дверь, рядом с которой белел прямоугольник афиши с черными буквами, извещавшими о поэтических чтениях, вход свободный, дамы и господа, мы вам рады.
И я нырнул внутрь, прошел по коридору и оказался у входа в маленький зал. Двери были открыты, оттуда слышались голоса.
Сел я в последний ряд, на пустующее с краю место. Со сцены доносились какие-то слова, но они не складывались в предложения. Зато внезапно я почувствовал тот самый запах, который частенько преследовал меня все годы, что я пытался избавить свою жизнь от забредшей в нее тени.
Соседки видно не было, освещение со сцены не доходило до последних рядов. Зато, видимо, пресытившись очередным выступлением, она внезапно сказало мне на ухо:
— Какой это все бред!
Со сцены в этот момент в нашу сторону как раз полетела горстка несвязных фраз, транслируемых через микрофон мужеподобной девицей с очень короткой стрижкой. Пришлось пригнуться, фразы шмякнулись о стенку и расползлись по ней грязноватыми и неаппетитными кляксами. Соседка пригнулась тоже, наши головы соприкоснулись.
— Извините! — сказала она.
У меня сел голос. Такого не бывало уже много лет, будто я опять тот самый юноша, который то ли признался, то ли вот-вот признается Лере в любви. Мне хотелось намотать этот возникший запах на руку и забрать с собой. А дома, смотав обратно, поместить в какой-нибудь сосуд, плотно закупорить крышкой и лишь изредка, в особо тоскливые минуты, открывать, чтобы вновь почувствовать, что я все еще жив.
Слова и фразы прекратились, зал зааплодировал. Девица ушла со сцены, на нее забрался крепкий бородатый мужичонка в пиджаке мышиного цвета и каких-то коричневых брюках.
— Пойдемте отсюда! — внезапно произнес я.
— Куда?
Во мне будто поселился чревовещатель. Я лишь открывал рот, а слова вылетали из него сами, кто же их говорил — неведомо.
— В кафе, в ресторан, к вам, ко мне, куда угодно!
— К вам! — после непродолжительной паузы сказала соседка, я сгреб свои пакеты, и мы двинулись к выходу.
Как я узнал еще до ночи, П. оказалась на этих поэтических чтениях по такой же случайной и метеорологической причине, что и я: ее загнал туда снег. А перед этим она была в ресторане, на обычном любовном свидании, которое намеревалась продолжить вечером в постели своего бойфренда. Только вот спутник ее не вовремя отошел в туалет, да еще зачем-то оставил на столе свой телефон, на который как раз в этот самый момент пришла эсэмэска. И П. ее прочитала.
Когда кавалер явился обратно к столу, то получил по морде им же подаренными цветами, а П., размазывая тушь по щекам, отправилась восвояси, под внезапно нагрянувший снег, и ей, как и мне, ничего не оставалось, как нырнуть в убежище для рифмующих и их поклонников.
Собственно, кроме запаха, в ней не было ничего от Леры. Но то ли злость на своего бойфренда, то ли внезапно возникшее ощущение собственной порочности превратили ее хотя бы на этот вечер в удивительно страстную и умелую любовницу, каковой она, что стало ясно буквально через несколько дней, не являлась. По крайней мере, со мной. На самом деле, у нее тоже были свои тени, и когда П. лежала в моей постели, то занималась любовью не со мной, а с ними, и не мне считать, с которой прежде всего.
Наш роман продолжался недолго, где-то с пару месяцев, потом она простила эсэмэску, отомстив за это так, как часто и делают женщины. И в один уже канонически зимний день попросту исчезла из моей жизни. Если бы не запах, то ничего этого не случилось бы, и не исключено, что столь сладостной мести предавалась бы она не со мной, а с кем-то другим, и у меня бы не было поводов вспоминать ее. Ведь она не призрак и не тень, а такая же жертва синдрома чужой жизни, как и я. Но я вспоминаю о ней всегда с удовольствием, ведь это она познакомила меня с Аэропортовыми!
На второй неделе наших отношений, когда очередной женский цикл помешал ей заняться мщением, она вдруг сообщила мне, что нас в гости ждут ее друзья.
Как потом оказалось, особенно близкими друзьями они не были, хотя П. и Клава, жена Вени, учились в одном классе и временами доверяли друг другу все, вплоть до рассказов о физической близости с очередным любовником. Временами это доверие сменялось чуть ли не ненавистью, Веня смотрел на это со стороны, да и вообще он на все смотрит со стороны, удивляясь жизни и восхищаясь ею ежедневно, ежечасно и ежеминутно.
В первый же вечер, когда мы сели за стол и приступили к любимому русскому развлечению, он внезапно сообщил мне, что Клава на самом деле есть полностью продукт его творческих и магических наклонностей и что он сотворил ее так же, как незабвенный Пигмалион, ведь истинное Клавино имя — Галатея.
П. прыснула, она вообще очень смешлива.
Клава насупилась и показала Аэропортову кулак.
Когда ты оказываешься в непривычной среде, то бывает очень сложно научиться правильно реагировать на происходящее. Так было и со мной в тот вечер. Попросить рассказать эту историю? Или наоборот, сделать вид, что она меня совершенно не интересует, переведя разговор на другую тему?
— Расскажи, расскажи! — не замечая Клавиного кулака, требовала уже заметно опьяневшая П., и мне ничего не оставалось, как внимательно слушать.
— Я купил ее в секс-шопе! — торжественно заявил Вениамин.
— Ты еще адрес скажи! — накладывая всем очередную порцию салата оливье, пробурчала Клава.
Аэропортов сделал вид, что не слышит издевательских ноток в голосе жены, и продолжил.
— Она была худенькой куклой на витрине в самом углу…
— А зачем ты пошел в секс-шоп? — заинтересовалась П.
— Я искал подарок, другу на день рождения. Мы скинулись и решили купить ему куклу, такую навороченную, крутую, у которой все было бы почти настоящее…
— Так не бывает! — отчего-то очень довольным голосом сказала Клава, вновь садясь на свое место.
Аэропортов вновь отмахнулся от ее реплики, как от чего-то несущественного, он был в ударе, я присутствовал при истинном озарении, пусть обе дамы и слышали это повествование уже не раз.
Из всех кукол, имевшихся в ассортименте, только Клава отвечала всем необходимым условиям. Имя у нее, конечно, было другое, то ли Синди, то ли Сабрина, сейчас Веня этого уже не помнит. Он внимательно рассмотрел эту Синди-Сабрину, заплатил, получил все необходимые инструкции, а потом, забрав пакет, поехал домой.
— А что дальше? — будто подыгрывая, поинтересовалась П.
— Дома я решил, что негоже даме жить в коробке, даже если она просто кукла для сексуальных утех. Я достал ее, надул, как и положено, прилагавшимся в комплекте насосом и положил к себе под одеяло. А потом уснул. Но спал я недолго, меня вдруг окликнули по имени, и я услышал, что она голодна и хочет есть. Мне пришлось встать и пойти на кухню…
— Врешь ты все, Аэропортов, — засмеялась вдруг Клава, — это ты есть захотел, когда первый раз со мной остался, и мне пришлось ночью тебе котлеты жарить, а ты ходил голый по кухне и говорил, как вкусно пахнет!
И я понял, что оба они мне очень нравятся.
Мы замечательно посидели тем вечером, разговоров о кукле больше не заходило, я и до сих пор не знаю, почему Веня временами так любит эту байку. Как говорит Влад, которого я познакомил с ними с превеликим удовольствием, Веня таким образом просто пытается если и не поставить Клаву на место, ведь женщина она властная и частенько управляет мужем, да и зарабатывает больше него, то хотя бы соблюсти паритет в отношениях. Странный, надо сказать, способ, но у всех ведь свои тараканы.
Уже прощаясь, в прихожей, когда П. упаковалась в свою шубу и я собрался доставлять ее до ее же собственного дома, ведь она прилично выпила тем вечером, Клава с Веней предложили мне заходить еще. И было это не банальным и вежливым приглашением, которое никогда не будет принято, потому как это никому не надо.
