— Да, кстати, а где пловец? — спросил Валька.
— К Подвысоцкому пошел, — мрачно произнес Пильщиков. — Сейчас начальство прибежит. Надо выработать позицию.
На состоявшемся немедленно военном совете решили, что Кирилл Инылькан и Валентин Ярыгин остаются караулить дом. В случае тревоги один отражает нападение, не щадя самой жизни, а другой бежит за подкреплением на озеро, куда остальные идут удить рыбу.
Срезав лозу для удочек, рыболовы с Женькой во главе отправились в поход. Пильщиков с непоколебимой уверенностью повел их вдоль берега. Он вел их подобно полководцу, озаренному предчувствием близкой победы, который устремляет войска навстречу бессмертным подвигам. Ветер славы трепал его волосы, спадавшие на вдохновенно раскрытые глаза, шаг его был легок и стремителен.
— Куда ты ведешь нас? Не видно ни зги, — сказал Смородинцев. — Или ты еще вчера назначил свидание какой-нибудь симпатичной щуке в определенном месте?
— Эх ты, одно слово — щелкопер! Какую же это щуку на червя ловят? Нет, братцы, пропадете вы без меня. Того и гляди стали бы червя на крючок головой надевать!
— А какая разница?
— Какая разница? Охо-хо-хо-хо! — заржал Женька. — «Какая разница», уморил! — и махнул рукой, не снисходя до объяснений.
Наконец нашли подходящее, по его мнению, место. Лес, который везде вплотную подступал к озеру, здесь переходил в заросший мелкой травой лужок, выдававшийся полуостровом. Женька направился к воде, но под ногами у него сильно зачавкало. Все сняли ботинки и прошли через заболоченный участок на высокий камень над водой. Насадили червяков на крючки — обязательно с хвоста! — и стали ждать. Клевало довольно прилично: то один, то другой рыболов снимал с крючка трепещущую гибкую рыбешку. Через час в ведре плескалось с десяток окуньков.
Самбисты уже собирались возвращаться домой, как вдруг сильно заколыхались кусты, раздался треск сучьев, и на тропинку вырвался огромный бык. Это был черный бык-великан, бык-красавец, воплощенная в реальность идея быка. Необъятная грудь переходила в могучую шею, которая держала тяжелую голову с широко расставленными толстыми рогами. Бык, очевидно, от кого-то спасался, дыхание его было прерывистым. Неожиданно для себя увидав людей, он остановился и забил хвостом, в упор глядя на них. Дикие выпученные глаза быка налились кровью, на губах появилась желтая пена, он затряс головой и заревел, направляясь к самбистам. Куда деваться? Антон и Женька могли отплыть, но что было делать Сергею? Сразу у берега начинался обрыв… Они ничего еще не успели сообразить, как, к счастью, передние ноги быка сразу же глубоко увязли, и он торопливо стал выбираться обратно. Выбравшись, бык как будто успокоился и стал ходить, пощипывая траву, но не забывая поглядывать на пленников.
Так прошло с полчаса, рыбы самбисты наловили уже больше, чем им было нужно.
— Н-да, придется сидеть здесь, пока эта скотина не околеет с голоду, — сказал Сергей. — Хотя травы тут таки достаточно…
— Черт его знает что делать, — Женька почесал затылок.
— Ладно, вот что сделаем, — решительно сказал Антон. — Собирайте вещи, я его задержу, а вы быстрее в лес.
Не дожидаясь возражений, он подошел по чавкающей почве к кустарнику и сломал толстый прут. Бык опустил голову, издал скрипучий рев и направился к Антону. Тот неподвижно стоял, оценивая расстояние: должно быть, так же стоял бы в своем мерцающем скафандре космонавт, высадившись на Венере и глядя на устремившегося на него громадного ящера с крошечным мозгом; две далекие, разнесенные на миллионы лет эпохи столкнулись, и холодная пронзительная сила интеллекта неизбежно должна была одолеть тупую механическую мощь — в этом Антон не сомневался.
Когда до черного лба, широкого как табуретка, оставалось не более метра и Антон уже поднял прут, чтобы хлестнуть по влажным вывернутым ноздрям, на поляну выскочил запыхавшийся мальчуган лет одиннадцати — двенадцати. Невообразимо грязный ватник, из которого во все стороны торчали клочья серой ваты, болтался у него до колен. Бахрома от брюк спускалась на загорелые исцарапанные ступни. Соломенные волосы, к которым ножницы и расческа, очевидно, никогда не прикасались, лохматой шапкой покрывали его голову.
— Кирька! Кирька! — завопил он тоненьким голоском — Пират ты окаянный! Отвернуться нельзя от тебя. В других колхозах быки как быки, а тут леший какой-то, пошел вон отсюда! Вот погоди я бате скажу, он тебе поспустит шкуру за твою беготню.
Бычище пугливо кося глазами, развернулся и затрусил назад по тропе. Большой и маленький быстро проследовали мимо опешивших самбистов.
— Ну, слава те господи, — Сергей вздохнул с облегчением, — озоном мы надышались вволю благодаря этому чудищу облу, огромну, стозевну и лаяй, как говаривал, бывало, старикан Тредиаковский. Пора и домой, пожалуй.
Подхватив ведерко с добычей и удочки, самбисты направились в обратный путь.
— А между прочим, — сказал Сергей Антону, — я думал, что ты больше языком умеешь, чем на деле. Есть у нас такие начальники. «Товарищи, мобилизуемся! Товарищи, вперед! Товарищи, подтянемся!»— передразнил он кого-то. — А как до дела дойдет: «Вы, товарищи, работайте, а я посмотрю, как у вас получается». Нет, ты молодец — что вчера, что сегодня. Нетипичный начальник.
— Вообще-то, Сергей, трепло ты изрядное и пижон к тому же, — перебил его Женька, — судишь, рядишь, а сам не знаешь, о чем. Ты хоть одного живого начальника видел?
— Тебе бы столько повидать…
— Иди ты!.. У меня папаша директор совхоза. Вот кто работает так работает! Конь любой в один день от его нагрузки загнулся бы. Понял?
— Але, хоп! — и Сергей неожиданно подставил ногу, выхватил у падающего Женьки ведро с рыбой и побежал вперед. Понял! Тот со смехом бросился за ним. Прибежав к дому и побросав снасти, они стали носиться по поляне друг за другом.
— Тихо! — воскликнул Кирилл. — Стойте!
Все насторожились. Сквозь неумолчный шум леса едва слышно донеслось завывание мотора.
— Так, грузовик едет. Хозяев везет, — определил Сергей. — Приготовимся к осаде.
Отдаленный звук мотора становился все слышней.
Вскоре за поворотом раздался гудок машины. Самбисты плотно заперли дверь и стали у окон. К дому подкатил грузовик, полный ребят и девушек. Он затормозил, и первым из кузова выпрыгнул пловец, который ночевал с самбистами. Из кабины вышел Подвысоцкий. Он направился к дому и дернул дверь.
— Эй, самбисты! — крикнул он. — Выходите сейчас же!
Глухое молчание было ответом.
— Выгружайте вещи! — скомандовал Подвысоцкий пловцам и вновь застучал в дверь: — Что это такое? Не успели приехать, уже разбоем занялись? Выходите немедленно!
— Сами там живите! — был мрачный ответ.
— Я вам покажу — «сами живите»! Отворите дверь!
Тишина.
— Мы войдем, хуже будет!
— Попробуйте! — коротко ответили изнутри.
Подвысоцкий увидел, что так ничего не добьешься, и решил изменить тактику.
— Ребята, откройте, я вам должен сказать что-то важное.
— Говорите.
— Нет, при всех нельзя.
За дверью почувствовалось колебание. Заскрипело железо, дверь приоткрылась.
— Вы один войдете?
Подвысоцкий поставил ногу и не дал затворить дверь.
— Измена! — вскричали внутри. Но было уже поздно. Десятки рук уцепились за дверную щеколду, и поток пловцов хлынул в дом.
— Ну вот что, хлопцы, собирайте вещи и давайте быстренько на свое место. Я вам и пловцов дам до развилки штангу донести, а не то сами все потащите, — не скрывая улыбки, обратился Подвысоцкий к загнанным в угол завоевателям. — Я бы и машину дал, да у нас бензина в обрез, а надо еще в город за продуктами.
Сраженные великодушием победителей, неудачливые агрессоры, не поднимая глаз, прошествовали сквозь строй злорадно ухмылявшихся пловцов. У развилки помощники сбросили поклажу и с хохотом умчались назад.
Делать нечего, деваться некуда: подхватив осточертевшие уже чемоданы и рюкзаки, взвалив на себя скатанную колбасой толстенную покрышку и перекинув от переднего к заднему пятипудовую штангу (будь она трижды проклята!), самбисты двинулись вперед, мрачные, как земля при солнечном затмении. Сначала путь не вызывал у них сомнений, но, пройдя километр, они стали спорить у каждой поперечной тропинки. Лишь Кирилл Инылькан шел молча, остро поглядывая по сторонам черными раскосыми глазами, — так чутко и неутомимо, вероятно, шли охотничьей тропой десятки поколений его предков. Минут через двадцать, Кирилл уверенно повернул влево.
— Эй, а не заблудимся?
— Идем, идем!
— Откуда ты знаешь?
— Смотрите, — он показал на едва заметные следы на обочине.
— Ну и что?
— Два следа, оба маленькие, женские. Тапочки резиновые, спортивные. Ясно?
