И в тоже время ей мучительно хотелось продолжить их маленькие шалости, отдаться Богдану на растерзание, позволить пробудить в себе все забытое, спящее, ушедшее на дно ее души.
— Прости… — пролепетала она, встала, отряхнула пуховик, напялила шапку ниже на глаза и быстро пошла в сторону дома, больше всего на свете боясь оборачиваться. Пройдя десять шагов, она все-таки пересилила свой страх.
Богдан все также сидел на мокром песке, неподвижно, как изваяние, положив вытянутые руки без перчаток на колени, и смотрел на набегающие волны. Как будто ее здесь не было. Как будто ничего не было.
Ульяна попыталась угадать, о чем он думает, что он чувствует сейчас, но поняла, что это слишком сложная для нее задача. Среди всех мучавших ее вопросов, среди беспробудного моря неизвестности, ее супруг был для нее самой главной загадкой.
Чай, заваренный Светой, вдруг напомнил Ульяне какой-то забытый, но некогда очень любимый запах. Она сидела низко склонившись над чашкой и все пыталась выудить нужное воспоминание из бардака, царившего в ее сознании. Волосы вокруг лица стали мокрыми от влажного пара, поднимавшегося в воздух.
Мята — привет из детства. Что она помнит о своем детстве? Да в сущности ничего. А перед глазами уже стоит маленький деревянный домик, потерявшийся где-то среди густых крон высоких старых яблонь. Под ними растет дикая, дурманящая мята.
Все это окутано теплыми фиолетовыми сумерками, в них утопают и огоньки других домов. Конец лета. Август. Температура редко поднимается выше десяти ночами. Продрогшие пальцы обнимают пеструю кружку, потихоньку поглощая чужое, украденное тепло. Аромат растекается по комнате, забирается в каждую щель, дурманит, обволакивает… Как же давно это было! И эти свежие, только что сорванные листочки мяты, и теплый деревянный дом со светящимся окном. Как будто не с ней… как будто в другой жизни! Чужой жизни.
Мята в ее реальности была засушенной, лежала в полиэтиленовом мешочке на темно-зеленой, сделанной под малахит столешнице и все кругом было совсем другим. И дом, и люди в нем. И сама она была несколько другим существом, хотя уловить разницу было очень сложно из-за размытости воспоминаний. Как Ульяна не силилась вспомнить прежнюю себя или других персонажей, окружавших ее тогда, у нее ничего не выходило. Только пустота там, где должно было находиться что-то важное и родное. Как дерево, с корнями вырванное из почвы, где оно провело большую часть своей жизни.
— Хороший чай, — сказала Ульяна, чтобы отвлечься от лабиринта собственных мыслей, в котором она блуждала уже достаточно давно в поисках выхода или хотя бы решающего поворота. Тщетно. Только глухие стены.
— Спасибо, — улыбнулась в ответ Света, вполне себе дружелюбно, — я мяту сама собирала…
— Здорово, — кивнула Ульяна без особого энтузиазма. Не смотря на то, что домработница не представляла для нее никакой угрозы и была приветливой и доброй с ней, она предпочитала соблюдать дистанцию и остерегаться этой особы. Ульяне по-прежнему казалось, что Света хочет сжить ее со свету, чтобы занять ее место подле Богдана.
Ульяна подняла глаза от чашки и поймала внимательный пронизывающий взгляд девушки. Она изучала ее, следила за ней, ничуть не смущаясь быть уличенной. Уголки тонких Светиных губ поползли вверх, как бы говоря «Заметила! Наконец-то ты заметила, что я за тобой наблюдаю».
Что дальше? — спросила себя Ульяна. Ей стало не по себе. Захотелось убежать куда-нибудь подальше от этой девицы, в данный момент слишком напоминающей маньяка. Ей ведь ничего не стоит взять кухонный нож или молоток для мяса и отправить Ульяну на тот свет, куда она сама чуть не угодила некоторое время назад. А может быть и ту страшную аварию тоже устроила Света? Может быть в том, что Ульяна потеряла память, виновата тоже она?! Она украла ее память, чтобы присвоить ее себе, как рано или поздно она присвоит себе Богдана!
— Что ты так смотришь на меня?! — нервно поинтересовалась Ульяна. Пытаясь отвлечься, она заглянула в свою чашку. Там плавали веточки, палочки и листики.
— Ничего, — откликнулась Света.
— Что это? — пробормотала Ульяна и пальцами выудила из своего чая какой-то маленький скрюченный корешок, поднесла его поближе к глазам, чтобы рассмотреть.
— Корень белой акации, — без единой эмоции откликнулась Света. В эту минуту Ульяне меньше всего на свете хотелось узнавать, что это такое, но она уже догадывалась. Она закашлялась, выплевывая то, что уже успела проглотить, но было поздно. Ее что-то разрывало изнутри. Ощущения были ужасные, как будто все ее органы пытались беспардонно вытащить наружу через горло. Ульяна не могла даже закричать, только сипела и выла, сползая на пол, с грохотом хватаясь за стол, как утопающий за соломинку. Она опрокинула чашку, и ей на лицо и на волосы полился сладко пахнущий мятой кипяток.
— Ульяна!!! — отдаленно как из-под воды донесся до нее отчаянный вопль Светы и чьи-то руки стали хвататься за нее и трясти за плечи. Домработница снова и снова повторяла ее имя, сама ловила воздух ртом так, будто тоже задыхается. Корчась на полу, Ульяна услышала, как хлопнула дверь кухни. По деревянному полу простучали шаги.
— Богдан Казимирович! — верещала где-то Света. — Ульяна… Ульяна! Она вдруг упала! Она задыхается! Сделайте что-нибудь!
Ульяна медленно начинала приходить в себя. Она мутно видела склоненные над собой лица и часто-часто хлопала ресницами, пытаясь вернуть изображению ясность. Она больше не испытывала страшной, разрывающей изнутри боли. До нее запоздало начало доходить, что все произошедшее — не более, чем ее разыгравшаяся фантазия.
Богдан поставил ее на ноги, порывисто обнял и увел в комнату, пока Света стала убирать со стола и пола разлитый чай. Ульяна чувствовала себя маленьким ребенком, которого вытерли большим махровым полотенцем и теперь переодевали в сухую одежду. Она сидела на краю кровати, по пояс раздетая, растерянная и слабо реагирующая на окружающую действительность. Она позволила одеть на себя чужой свитер. Сейчас она вообще позволила бы сделать с собой что угодно.
Богдан примостился рядом с ней, и устало помассировал виски, скрыты длинными растрепанными волосами.
— Что с тобой было? — спросил он. Голос у него был встревоженный.
Некоторое время Ульяна ломала голову, решая, рассказать ли ему о своих страхах или оставить это на потом. Или вообще никогда не говорить, лишний раз не доставляя ему неудобства своими глупыми фантазиями.
— Не знаю… — пролепетала она, — на меня что-то нашло… стало вдруг плохо очень.
— Голова? — предположил мужчина. Похоже, это было главным его страхом. Потому что во время аварии она получила очень серьезную травму, последствия которой они расхлебывали теперь.
А что, если она вылилась в патологию, в злокачественную опухоль? Страх сковывал движения и мысли. У нее было достаточно поводов для того, чтобы поверить в реальность этих страшных догадок, особенно учитывая то, как изменилось ее сознание после произошедшего. Амнезия была только одной из многочисленных проблем, казавшейся такой незначительной на фоне подступающего сумасшествия.
— Нет, — растерянно пробормотала Ульяна, — что-то другое.
Богдан тяжело вздохнул.
— Давай ты приляжешь? — предложил он. Девушка догадывалась, что спорить бессмысленно и покорно уползла вглубь кровати, с головой завернувшись в теплое одеяло.
— Богдан… — Ульяна с удивлением отметила, что называть его по имени очень непривычно, — скажи… а где прошло мое детство? Были там деревянный домик, яблочный сад и дикая мята…
— Нет, — не раздумывая ответил ее супруг и направился к двери, как будто избегая этой темы, — у тебя всегда было слабое здоровье и вы каждый год на каникулы ездили на море. Помнишь это?
— Не помню, — призналась Ульяна. Из небольшой щелки, которую она оставила себе, высоко-высоко натянув одеяло, она следила за тем, как за окном медленно падают пушистые снежинки. Ей хотелось дождя. И чтобы он стучал по покатой крыше дома, в котором она никогда не была… Но тогда откуда, откуда в ее голове эти воспоминания? Или она придумала все это, как придумала то, что произошло между ней и Светой? Девушка уже с трудом разделяла реальность и свои фантазии, все сильнее утопая в свинцовой дымке колдовского морока.
«Отпустите меня, оставьте в покое, пожалуйста»… — взмолилась она про себя, обращаясь к тем, кому она была обязана всем, что произошло и теперь происходило с ней, словно они могли ее слышать. Ей и в голову прийти не могло, кто мог желать ей зла настолько сильно. Но ведь мог же? У нее были враги? Настоящие, не выдуманные. Вспомнить было невозможно.
Первым, что Ульяна увидела, когда проснулась, был квадрат окна, из которого лился блеклый дневной свет. Шторы прикрывали раму неплотно, поэтому в половине комнаты царил легкий полумрак, вещи там казались совсем другими.
