— Конечно.
— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?
— Знаю, Дуайт. Никто не был так добр ко мне.
— Добр? — вскричал Рамсон. — Я хочу на тебе жениться, а ты говоришь, что я добр?
— Но, Дуайт, я же говорила с самого начала, что замужество для меня исключено.
Джонатан почувствовал радость, даже злорадство: и дураку понятно, что Рамсон и она — совсем не пара.
Рамсон схватил ее за руку:
— Но ты никогда не говорила — почему? Если человек не приводит доводов, то, что он говорит, бессмысленно.
Джонатан услышал, как банкир вздохнул:
— Я думал… Я добьюсь, что ты меня полюбишь.
Ее улыбка была кисло-сладкой:
— Но я же люблю тебя.
Рамсон мрачно покачал головой.
— Недостаточно. Не так, как следует.
Джонатан с удовлетворением заметил, что она не стала возражать. Последовал второй предупредительный гудок для пассажиров.
— Не удивляйся, если я появлюсь в Штатах прежде, чем ты думаешь, — предупредил Рамсон.
«Но и не удивляйся, если ты там появишься, а женщина будет уже сговорена».
— Это будет отлично, Дуайт. Как только я устроюсь, я дам тебе знать, где я.
— Видишь ли, я не хочу отступаться. Я надеюсь переубедить тебя. Я хочу добиться, чтобы ты стала моей.
«Чтобы ты стала моей!» — какие амбиции! Но тут Джонатан сообразил, что у него ведь тоже есть свои амбиции. Притязания молодости против притязаний сверхбогатства… Он на секунду задумался, передернул плечами. Такова жизнь! Когда-нибудь какой-нибудь юнец будет наступать ему на пятки со своими притязаниями…
И вот последний поцелуй, страстный для Рамсона и просто дружеский для нее.
«Хорошо», — подумал Джонатан, с нетерпением ожидая, когда же Рамсон уйдет.
Вот она подошла к перилам, помахала Рамсону рукой и послала ему воздушный поцелуй. Но как только Рамсон сел в лимузин, она отошла в сторону и еще плотнее завернулась в шубу. Почувствовала ли себя вдруг заброшенной и уязвимой без своего миллиардера? Были ли у нее какие-то другие побуждения? Или то и другое одновременно?
Может быть, он сам слишком многое вложил в этот ее жест? Нет, Джонатану так уже не казалось. Более того, если бы он был кинорежиссером, то в кадре, где некогда самоуверенная героиня вдруг должна почувствовать себя покинутой, лишенной покровительства, он использовал бы именно такой жест. Вроде бы как женщина, пересекая границу, вдруг вспомнила, что здесь проверяют документы, а у нее их нет… Но вот через мгновение она вновь подняла плечи, откинула голову, привычным движением отвела волосы и снова стала величественной и непроницаемой.
Он сделал шаг к ней, но тут она взглянула ему в лицо, и ее непроницаемые глаза как бы послали ему приказ: остановись! Она повернулась, что-то сказала моряку и быстро ушла.
Джонатан Вест не пал духом. Скорее, он почувствовал волнение крови и жар во всем теле. Может быть, он ничто так не любил, как вызов. Это уже половина игры, а игра началась. Но прежде всего надо узнать, как зовут эту даму. Для этого достаточно обратиться к моряку.
Он узнал не только ее имя, но и название каюты: «Королева Анна» на сигнальной палубе. Значит, они были соседями.
И как бы пробовал ее имя на вкус. «Прекрасное имя, — думал он, — очень подходящее для своей хозяйки». И, стоя у перил, повторял его снова и снова… Андрианна де Арте… Андрианна де Арте… Андрианна де Арте… Такое имя вполне подходило героине романа, современной сказки, какой и была эта женщина. А он всю свою жизнь, с детства в солнечном Сан-Диего мечтал о принцессе из книги, почти так же, как мечтал стать миллионером. Теперь ему стало ясно, что он должен разузнать о ней побольше.
Через корабельную спутниковую телефонную систему он позвонил в свой офис в Лос-Анджелесе. Сообщил ее имя своему секретарю и потребовал срочно представить сведения о ней. Думая, что ответ сможет получить через пару часов, он отправился в один из холлов на корабле и стал ждать.
Коротая время в баре яхт-клуба, он выпил на стакан больше, чем обычно, но ответ получил раньше, чем ожидал. Срочно удалось узнать только то, что эта дама — актриса второго разряда, последние два-три года жила в Лондоне, где несколько раз выступала в соответствующих представлениях, а также то, что она — постоянная компаньонка Дуайта Рамсона, знаменитого в Британии банкира и кандидата в рыцари.
— Я это уже знаю, — сказал он раздраженно. — А что еще? Где она жила до Англии? Замужем или разведена? Какова ее история?
Но эту информацию, очевидно, нельзя было получить срочно. Не начать ли более углубленное расследование? Джонатан был удивлен: как можно было получить так мало сведений о женщине, которая явно была великосветской красавицей и компаньонкой такого человека, как Рамсон? Это казалось невероятным. Такая краткая информация только углубляла, а не разъясняла тайну.
Разозлившись, он сердито повысил голос: кто-то, очевидно, или не выполнил задание, или нашел не ту женщину. Во всяком случае, он несомненно настаивает на углубленном расследовании — и немедленно! — чтобы получить ответ к утру. На этом он повесил трубку и покончил с напитком. Завтра, подумал он, он все узнает, вовсе не предполагая, что дело это, казавшееся простым для компетентного расследования, создаст новые сложные проблемы.
В это время он не представлял себе, что эта самая женщина меняет страны проживания так же, как иные женщины меняют кожаные сумочки. Да и с именем, например… Он не мог знать, что Андрианна де Арте была Энн Соммер, Анной де ля Розой, Андриа де Соммер и так далее, а начинала она как Андрианна Дуарте в прекрасной Северной Каролине, в вечнозеленой долине Напа.
2. Долина Напа. Май 1959 года
Ей было всего семь лет, и она ничего не знала о смерти. Но хотя никто и не сказал ей ни слова — ни приходящая сиделка, ни доктор, ни ее любимая Роза, — она поняла, что ее красивая мама при смерти. А когда друг матери — такой высокий, прямой, всегда, как ей казалось, суровый и неулыбчивый, приехал к ним на своей длинной черной машине, она в этом уверилась.
Этот человек с глазами цвета синего мрамора и желто-коричневыми волосами, под цвет одного из мелков в ее огромной коробке с цветным мелом, приезжал в их чистенький, беленький домик, стоящий несколько в стороне от группы менее ухоженных домов, раз, самое большое — два раза в месяц. А теперь, всего через два дня после последнего визита, он снова приехал и уже не казался таким суровым. Он даже улыбнулся ей. И это был единственный раз, когда он не привез ей подарка.
Обычно, когда его водитель Ральф открывал дверцу машины, он выходил с подарком в руках и тут же вручал его ей, не сказав ни слова, не поцеловав и даже не погладив по голове. Но подарки всегда были красивые, завернутые в розовую фольгу с атласными лентами или в блестящую желтую бумагу с шелковыми цветочками. Однажды он подарил ей платье, такое замечательное, что ее мама воскликнула, обнимая своего друга: «Ах, Энди! Такого прекрасного платья я никогда еще не видела!» Потом мама повернулась к Андрианне: «Правда, это самое лучшее на свете платье, лапочка?»
Чтобы маленькой девочке не понравилось роскошное синее бархатное платье, усеянное жемчужными точками, с большим кружевным воротником и с оборками?! Это был наряд, достойный принцессы, и она только кивала головкой в знак молчаливого согласия. Но тут Елена слегка подтолкнула ее: «Что надо сказать, деточка?» И та вспомнила, чему, ее учили, и сказала: «Спасибо, сэр».
При этом она смутно улавливала, что Роза, которая жила у них и вела хозяйство, так как Елена была «хрупкая» и ей часто нужно было отдыхать, ворчала себе под нос: «А где она будет носить такое платье? Пойдет в гости к королеве? Или будет пить чай с вашей замечательной женой в вашем большом, красивом доме, мистер Богач?»
Тогда она почувствовала, что Роза, которая, кажется, всегда знала все, не любит человека, которого мама называет Энди, и не доверяет ему, сколько бы тот ни делал подарков. Это ее удивляло. Ей казалось, что человек, делающий столько подарков, должен быть замечательным, пусть он и редко улыбается.
Каждый раз, когда приезжал Энди, шофер Ральф возил их с Розой на блестящей черной машине, и они катались по окрестностям, а иногда ездили в соседний городок поесть мороженого на каком-нибудь местном празднике. И девочке, несмотря на недовольное бурчание Розы, всегда доставляло радость кататься на прекрасной машине, ерзать на мягком кожаном сиденье, трогать деревянные панели, дышать ароматом роз в вазочках, украшавших роскошный салон.
«Правда, замечательная машина?» — спрашивала она всякий раз у Розы, а та обычно сердито ворчала: «А с чего ей не быть замечательной? Это машина миллионера». Или: «Миллионеры могут купить все, что только захотят…»
