Антрополог из Смитсоновского института исчезает из видения Люси. Двое танцоров вцепляются друг в друга. Нога обматывает ногу, живот упирается в живот, каждый скачет на свободной ноге. Сплетенные, они приседают и подымаются, приседают и подымаются. Древние старые эллинистические звуки рвутся из их ртов. Они испускают пронзительные протяжные крики. Прославляют Мадонну, дарующую плодородие и изобилие. Люси воспаряет. Она в экзальтации. Она постигает. Не то, что музыканты — крестьяне; не то, что их лица, ноги, шеи — это трава на ветру и красная земля. На нее снисходит просветление, она видит, что вечно: до Мадонны была Венера, до Венеры Афродита, до Афродиты — Астарта. Чрево богини — сад, агнец и дитя. Она — река и водопад. Она побуждает людей дела (а козлопасы — люди дела) скакать и сверкать золотыми зубами. Она заставляет их раздувать, бить, тереть, трясти, скрести предметы так, что из них рвется музыка.
Внутри видения Люси танцоры охвачены безумием. Они извиваются. Ради богини, ради чрева богини они обращаются в змей. Замерев, они становятся землей. Они есть и пребудут вечно. Природа, вот что им сродни. Люси видит, она понимает: боги — это Б-г. Какой ужас оставить Иисуса, человека — как они, сделанного из земли, как они, чувствующего, как они, Бога, слившегося с природой, чтобы стать богом! Иисус — не большее чудо, чем пастух; разве пастух — чудо? А лист? Орех, косточка, ядро, семя, камень? Чудо — всё! Люси понимает, что оставила природу, оставила свою истинную веру ради Б-га иудеев. Мальчики растянулись на земле, роют ее палками. Они роют и роют, рядом с ними ямки с холмиками. Они кладут в ямки косточки персиков и вишен, дынные семечки. Сицилийцы и неаполитанцы подхватывают свои корзины, мешки и сумки и уходят. От скамеек пахнет съеденными фруктами, вытекшим соком, их облепили насекомые. Помост пуст.
Гостиная улетела окончательно. Она очень высоко, и маленькая-маленькая, не шире лунки на ногте большого пальца Люси. А все плывет вверх, и голоса тех, кто на борту, еле слышны, так что Люси их едва различает. Но она знает, какое слово они повторяют чаще всего. Сколько можно об этом? Сколько? Все жевать эту жуткую жвачку. Смерть, и смерть, и смерть. В этом слове человеческого не больше, чем в зверином крике, в вороньем грае. Кар, кар, кар. Это звук бурь, потопов, лавин. Стихийных бедствий. «Холокост», — каркает кто-то наверху: она понимает, что это Фейнгольд. Он вечно только о том и талдычит. История ему не на пользу: она так его умаляет! Люси решает, что зверства могут приесться. Ей наскучили расстрелы, газовые камеры, лагеря, ей не стыдно в этом признаться. Они так же надоедают, как молитвы. От повторения убежденность улетучивается; она думает о своем отце, выводящем из недели в неделю одни и те же псалмы. Если повторять одну и ту же молитву снова и снова, разве мозг не превратится в молитвенное колесо?[10]
В столовой все выдохлись. Атмосфера удушливая, вечеринка не удалась. Пили пиво, кока-колу или виски с водой, гоняли крошки от торта по столу. На блюде осталось немного сыра, полмиски соленого арахиса.
— Последствия романтического индивидуализма, — заявил один из гуманитариев.
— В коллекции Фрика?[11]
— Я ее не видел.
— Следует признать, что все они нарочиты.
Люси стояла, прислонившись к косяку, — никто ее не замечал — и попробовала было встрять в разговор. Какое же это облегчение — послушать атеистов. Художница-график из оформительского отдела издательства Фейнгольда вошла с перекинутым через руку пальто. Фейнгольд пригласил ее, потому что она недавно развелась и боялась жить одна. Она боялась, что ее подстерегут в подвальной прачечной, где она стирала белье.
— Где Джимми? — спросила художница.
— В другой комнате.
— Передайте от меня «до свидания», ладно?
— До свидания, — сказала Люси.
Гуманитарии — Люси видела, что все они из породы сострадательных рыцарей, — встали. На пол натекала лужица из опрокинутого блюдца.
— Я вытру, — сказала Люси рыцарям. — Не берите в голову.
Наверху Фейнгольд и беженец парят над гостиной. Слова их — пылинки, не более. Эти евреи, все они парят в воздухе.
Джордж Генри Льюис (1817–1878) — английский философ и литературный критик, был гражданским мужем писательницы Джордж Элиот (1818–1880).
«Эмма» (1816) — роман английской писательницы Джейн Остин (1775–1817), считающийся одним из ее лучших произведений.
Именитые американские писатели и критики — как евреи, так и нет.
«Манхэттен» — коктейль из виски, бальзама и вермута.
«Бутс» — английская сеть аптек, где кроме лекарств можно купить косметику, игрушки и прочие мелочи.
Здесь перечисляются места, где жили или бывали знаменитые английские и американские писатели.
Объединенная теологическая семинария — межконфессиональное высшее теологическое заведение. Основано протестантами в 1836 году.
Великая хартия вольностей — грамота, подписанная английским королем Иоанном Безземельным в 1215 году и ставшая одним из основополагающих конституционных актов Великобритании.
«Трах на экране» — похабная комедия с участием известного порнографа Элвина «Эла» Гольдштейна (р. 1936), основателя порнографического таблоида «Screw» («Трах»).
Молитвенное колесо — колесо или валик, содержащий молитвы и мантры. В тибетском буддизме молитвенные мельницы принято крутить, чтобы сочетать физическую активность с духовным содержанием.
Коллекция Фрика — одна из лучших частных коллекций старой западноевропейской живописи в мире. Собрана американским промышленником Генри Клэем Фриком (1849–1919) при содействии ведущих искусствоведов и выставлена на всеобщее обозрение в его особняке на Манхэттене.
