Свои варианты насчет Машеньки были и у матери. Замужество дочери было голубой мечтой Неонилы Ивановны. Двадцать восемь лет для женщины — это, знаете ли, время принимать решение. Ох, и часто же они ругались на сей счет! Ругались, потом шутили, и снова ругались…
Но почему, почему не едет спецтранспорт?!
«…Однако свидание было еще. Оно состоялось в кафе где-то на Невском. Вы мне, помнится, с капризной обидой выражали свое недовольство тем, что я не ищу с Вами встреч…
Но хватит о прошлом. За пролетевшие годы неприятное забылось, как это обычно бывает, когда мы думаем о канувшей в Лету молодости. Признаюсь, я мечтал снова встретить Вас — и вот Вы у меня. Вторая попытка.
Тяжело говорить правду, но… Вы заполнили мое холостяцкое жилище не щебетанием, не воркованием, а безудержной трескотней, от которой не знаешь, куда спрятаться. Вы рассказывали о своей глазной болезни — с предисловиями и отступлениями, — о своей служебной карьере, о каком-то Альберте Альбертовиче, а еще о том, что при такой зарплате Вы ничего не делаете, имея под рукой трех экономистов… Когда я хотел показать Вам мои работы, плод мучительных творческих увлечений, приобщенных к искусству живописи, какое там! Остановившись на минуту, Вы вернулись к неоконченному рассказу, скучному и душному.
Ваша эмоциональная глухота меня потрясла.
Еще более я был поражен, когда Вы сообщили мне о третьем по счету замужестве и том же количестве разводов…»
Ох уж это замужество! И это ненавистное, оскорбительное слово — «варианты».
«Запас карман не тянет», — часто говаривала мать, имея в виду, как это ни смешно, потенциальных женихов.
Ни о каких вариантах Машенька всерьез не думала. «Засиделась»? Плевать! Женатика ей хватало — по горло и выше.
Хотя, были ведь, были в ее жизни и другие мужчины, готовые ради нее на все! Причем, начиная со школы. Вот, например, парень из параллельного класса с идиотским прозвищем Паганини. Потому что пилил на скрипочке, а потом бренчал на гитарке… сейчас, говорят, известный музыкант… Ромео хренов. В младших классах таскался за ней, как потерянный песик. В старших — продолжал это дело, но уже с корешком. Она под ручку с подругой гуляет себе по школьным коридорам, а эти два остолопа — сзади поодаль, пялятся на их мини и что-то обсуждают. Так друг за другом и бродили парами — все перемены. Или такой эпизод. На физкультуре она отчетливо услышала, как ее песик восторженно говорит своему приятелю: мол, у Марии такие басы!.. «Басы» — это то же, что «буфера», то есть попросту сиськи… «Какие у Марии басы!..» Если б не было в этом вздохе одного сплошного восхищения — подошла бы и влепила по морде. А так… даже приятно. И вспоминать приятно…
Много чего есть вспомнить. Поцелуи в подъездах, поездки в Петергоф и Пушкин, песни в ее честь, исполняемые со школьной сцены…
Потом он начудил с фотографиями. Вернее, с фотомонтажом. Приделал ее голову к голым теткам из журнала — в разных видах. Очень качественно, сразу не сообразишь, что «липа». Вот тут она обиделась, и с этого эпизода, собственно, их контакты прервались.
Но мать, конечно, отнюдь не такие «варианты» имела в виду. К личной жизни дочери она подходила основательно, системно; причем, не скрывала своих действий. Затеяла от имени дочери переписку в интернете и нашла, по ее словам, очень респектабельного француза. (Неонила Ивановна неплохо знала французский, тогда как Машенька — только английский.) Отправила потенциальному жениху фотографию дочери… Машенька много повеселилась над тем, как мать развлекается, пока этот человек вдруг не сообщил, что прилетает в Питер по туристической путевке. И настала паника. Дочь кричала: мол, сама пригласила, сама и встречай, ублажай гостя; мол, что я с ним буду делать и о чем говорить, если я по-французски ни слова не понимаю!
И вообще, куда иностранца приводить? В Шары? Поселок, конечно, городского типа, — блочные дома, интернет есть, электричка под боком (30 минут до города), автобусы с маршрутками ходят. Разве что с медицинской помощью трудно, как и во всей Ленобласти, но в целом — жить удобно. А показывать эту стыдобищу постороннему… «Я лучше умру!» — кричала дочь.
Докричалась.
Кстати, е-мэйл с уведомлением о визите получили всего лишь три дня назад, в четверг. В пятницу пришла телеграмма. Встречайте господина жениха через неделю, в следующий понедельник… Вот еще одна проблема, доставшаяся в наследство от мамули, — в придачу ко всем остальным.
Сообщить бы французу, как оно обстоит на самом деле, да кто это сделает? Или по-английски ему написать?
Сил нет…
«…Своей красотой, Неонила Ивановна, Вы вызываете у мужчин не восторги, а, извините, слюнотечение. Горе тому, у кого вспыхивало к Вам глубокое чувство, рассчитанное на годы, навсегда. Вам нужен не домашний очаг и не тихая пристань, а преклонение, всплеск, блаженство от всеобщего обожания. А тут — муж со своими скушными объяснениями в прозаической любви. «Зачем мне это нужно? Фи!» — повторяли Вы. Но если муж еще и ревнив, если требует объяснить, где ты была и почему вовремя не пришла с работы — это смерти подобно…»
«Смерти подобно». Товарисч без юмора, а так метко пошутил… Машенька вскользь глянула на мать и поднялась со стула.
Через секунду она посмотрела на покойницу уже не вскользь. Что-то было не так. С ее лицом — не так… Минуты тупого разглядывания хватило, чтобы понять: пропали отеки. Лицо матери подтянулось, округлилось, стало похожим на прежнее — на человеческое. Да и кожа вроде бы потеряла мертвенную желтизну…
Глюки, подумала Машенька. Чего и следовало ожидать. Тоже мне, ночные чтения, тоже мне, хозяйка литературного салона.
Пугаться — не было сил. Она пошла к телефону.
— «Скорая», — откликнулась трубка женским голосом.
— Извините, я не знаю у кого спросить, поэтому — к вам… Тут у меня тело в квартире, уже с восьми вечера. Милиция сказала, заберут в течение двух часов…
— Вы откуда?
— Из Шаров.
— А, это опять вы…
Голос отдалился, крикнул кому-то там: «Эй, тут из Шаров! Чего говорить?» Веселый тенорок ответил: «Говори, как есть, у нас нет тайн от народа». В трубке откашлялись.
— С перевозкой проблемы. Застряла на полдороге.
— Сломалась?
— Вроде того.
— А починить можно?
— А хрен его знает! — выдала диспетчер в сердцах. — Водитель какую-то галиматью несет, хотя, вроде не пьян. Ну, пусть только появится…
— И что теперь? — спросила Машенька. Отчаяние стальными тисками сжало сердце.
— Что… Вышлем вторую машину. Вторая пока на вызове, но как освободится… Вы, главное, не волнуйтесь, никто про вас не забыл.
— Я свое отволновалась.
Диспетчер помолчала. Потом сказала очень по-человечески:
— Хотите, врач приедет, укольчик сделает?
— Спасибо, не надо.
— Как вы, вообще?
— Письма читаю вслух…
Впитывая ухом короткие гудки, Машенька спрашивала себя и не находила ответа: что же это в мире творится?
Спиридон Михеич (попросту Спиря) водил машину с 17-ти, а водительский стаж имел — аж 34 года. Но до сих пор с ним ничего похожего не случалось.
Главныть, был бы выпимши — другой разговор! Ведь сухой был, трезвехонький. А скажут — скажут! — заквасился ты, Спиря, и стало тебе в падлу бублик крутить. Вот этими вот собственными руками угробил ты доверенную тебе технику, и называется это — саботаж да диверсия…
Какая там техника! УАЗ-«буханка» 95-го года выпуска. Медики, правда, кличут ее «таблеткой», у них все не как у людей, но буханка она и есть буханка. Самая отстойная, самая убитая на весь Мариинск машина. «Техника»!
Послали в Шары — жмурика забрать. Бабулька преставилась, царствие ей небесное. Напарником — Васян, санитар по жизни. Он спал в фургоне — на носилках, ясен пень. Он сутками там спал, что без жмурика, что со жмуриком, ему без разницы. Во нервы у человека! А однажды с бухлá трахался со знакомой бомжихой, тож бухой в хламье. Отодвинул покойника в сторону…
Когда выехали из больницы (машина, хоть и числилась за станцией «Скорой помощи», базировалась возле морга в больничном дворе), Спиря думал — рейс как рейс. При выезде из города решил заправиться. Пока то да се, пока любезничал с Татьяной, королевой бензоколонки (а что? Спиридон Михеич — тот еще бычок!) — приспустило колесо. Заднее. Хорошо, вовремя заметил. Менять было неохота; подкачал, посмотрел, сильно ли травит. Вроде ехать можно. Главныть, через полчасика не забыть еще подкачать. Заднее — это вам не переднее. Двинул потихоньку, но только вырулил на шоссе — камера, с-собака, лопнула! Колесо взорвалось. Хорошо, не на скорости, а то бы… Ладно, встал. Сообщил по рации. Поменял на запаску; а пока менял — спустило еще и второе заднее. Проверил: ниппель сдох. Ну, это не вопрос. Заменил, накачал, поехал. И минуток через десять чувствуется — не то, тянет машину к обочине. Вышел посмотреть… блях-перепих! Запаска спустила! Опять ниппель, опять менять и накачивать… Ну, дела! Засосало у Спири в груди, заныло. Почуяла душа — это для разгону, все хорошее впереди…
