Между тем рядовые уже просмотрели тетради. Рядовых назначала лично Чекушка. Они были обязаны каждый на своем ряду проверить, сделано ли домашнее задание.
— У Горшкова и Сусекина нету, — сказала Света Щеглова.
— У Тухметдинова и Лисовского, — сказала Лена Анфимова.
— У Амировой, Назарова и Забуги, — сказала Наташа Соловьева.
— Дневники на стол, — велела Чекушка, — а сами встаньте к «стене позора».
«Стеной позора» называлась в кабинете длинная стена, у которой те, кто не выполнил домашнего задания, проводили время от своего разоблачения до звонка.
— Пусти, — пихнул Витьку Фундамент и вылез из-за парты.
На столе у Чекушки выросла стопка чистых белых дневников в обложках. Все они были подписаны красивым почерком Лены Алфимовой: так распорядилась Чекушка. В начале каждой четверти она устраивала очень долгие классные часы, когда на всю четверть заполнялось расписание. Дни получали свои даты, и страниц уже нельзя было вырвать.
Двоечники привалились к «стене позора», окрашенной в зеленый цвет. Кто привычно уставился в окно, кто на картинки, кто в пол. Витька оглянулся на них и злорадно сделал неприличный жест. Двоечники стали украдкой показывать ему кулаки.
— Итак, тема сегодняшнего урока — поэма Гоголя «Мертвые души», — начала Чекушка. — Вы все уже прочитали ее и…
И тут в дверь забарабанили…
В коридоре рядом с кабинетом раздавался топот и гомон, кто-то подергал дверь, послышались шлепки брошенных на пол портфелей.
— Изнутри закрыто, — прозвучало за дверью.
— Там сидит, козел.
— Блин, щелка узкая, не посмотреть…
— Баскакова, ты географа нового видела? Какой он?
— Да уж побаще тебя…
Кто-то явно измененным голосом противно закричал в замочную скважину:
— Географ, открывай, хуже будет!..
— Рыжий, постучи ручкой, как завучиха стучит.
— Сам стучи. Чего, шестого нашел, да?
— Ты, блин, скотина, чего мою ручку-то берешь?..
В дверь резко и четко отстучали ручкой. Затем настала тишина — школьники ждали. А затем грянул звонок на урок.
Дверь распахнулась, едва только Служкин сдвинул шпингалет. В класс с ревом, воплями и грохотом ринулась толпа девятиклассников. Впереди прорывались пацаны, пихая друг друга и выдергивая из давки портфели. Служкин молча сел за свой стол. Девицы, проплывавшие мимо него вслед за пацанами, с интересом оглядывали нового учителя. Девятиклассницы в основном были крупные, а пацаны мелковаты, как ранняя картошка, но среди них попадались редкие экземпляры величиной со Служкина.
Служкин ждал, пока все рассядутся. Школьники орали, деля парты. Наконец сплошной гвалт перешел в сдержанный гомон, и весь класс ожидающе уставился на учителя. Служкин поднялся.
— Что ж, здравствуйте, девятый «вэ», — сказал он.
— Привет! — запищали с задних парт.
— Я вижу, класс у вас развеселый, — заметил Служкин. — Давайте знакомиться. Меня зовут Виктор Сергеевич. Я буду вести у вас географию весь год…
— А че не Сушка? — крикнули с задних парт. — Сушка баще!..
— Комментарии оставьте при себе, — предупредил Служкин. — Иначе комментаторы вылетят за дверь.
На комментаторов угроза не произвела никакого впечатления.
— Для уроков вам будет необходима общая тетрадь…
— Тетра-адь?.. — дружно возмутились девицы с передних парт.
— Да, общая тетрадь, — подтвердил Служкин. — Для того, чтобы записывать свои умные мысли. Или глупые. Какие есть, в общем.
— А у нас никаких нет!..
— Раньше тетрадей не нужно было!..
— Я, на фиг, не буду заводить, и все дела! — заявил маленький, рыжий, носатый парень с хриплым пиратским голосом.
Голос этот звучал в общем хоре с первой секунды урока и не умолкал ни на миг.
— Не будем заводить! — орали с задних парт. — Идите в баню!..
— Ти-ха!! — гаркнул Служкин. — Закрыть рты!!
Гам, как рожь под ветром, волной приугас, пригнулся и тотчас вырос снова. Служкин отважно ринулся между рядов к гудящей галерке и сразу врезался ногой в чью-то сумку, лежащую в проходе.
— Пакет-то че пинаете! — злобно рявкнула какая-то девица.
— Убери с дороги! — огрызнулся Служкин.
— Новый купите, если порвали…— нагибаясь, пробурчала девица.
Служкин двинулся дальше, но гам, стоящий в кабинете, не имел эпицентра, который можно было бы подавить, чтобы замолчала и периферия. Вокруг Служкина волоклась аура относительной тишины, со всех сторон овеваемая шумом. Служкин обежал парты и вернулся к столу.
— Есть староста класса? — грозно спросил он.
— Нету! — ликующе завопила галерка. — Есть! Мы все старосты!
— Ергин староста, — выдал рыжий и носатый.
— Ергин, встань! — купился Служкин.
Никто не встал, но все головы развернулись к неведомой точке.
— Ергин! — тоном выше повторил Служкин.
— Вставай, тебе говорят! — услужливо закричали несколько голосов. — Вставай, козел, оглох, что ли?
С задней парты в проход упал пацан, выпихнутый соседом. Служкин ждал, пока он поднимется. Пацан был щуплым, с откровенно кретиническим лицом. Он застенчиво улыбался и бормотал: «А че я-то?.. Че я?..» Галерка ржала.
— Сядь! — велел Служкин и схватил со стола классный журнал. — Ладно, девятый «вэ», — сказал он. — Сейчас я прочитаю список класса, а вы меня поправляйте, если я буду неправильно произносить фамилии… Агафонов!
— Патефонов! Телефонов! Солдафонов! — поправляли Служкина.
— Градусов!
Девятый «В» взревел от восторга.
— Только вякните чего, уроды! — заорал рыжий и носатый, с хриплым голосом. Но за его спиной пацан уже разинул рот, и рыжий, развернувшись, врезал ему кулаком в бровь. Пацан повалился назад, руша собою и две парты с визжащими девицами.
Служкин грохнул журналом о стол:
— Встать всем!!!
Девятый «В» криво и вразнобой поднялся.
— Задние парты тоже!!! — гремел Служкин. — Подровнять ряды!!! Сесть!!! Встать!!! Сесть!!! Встать!!!
— Вы что, курили здесь, Виктор Сергеевич? — спросила Угроза.
— Э…— растерялся Служкин. — Я в окно… Окно открывал…
— Виктор Сергеевич, я попрошу вас больше никогда не курить в кабинете. Это школа, а, извините, не пивная. И вообще, попрошу вас не показываться ученикам с сигаретой. Наши дети и без того достаточно распущенны, чтобы еще и учителя подавали им дурной пример. Как у вас прошел урок в девятом «вэ»?
Роза Борисовна медленно оглядела кабинет: сдвинутые парты, стоящие в полном беспорядке стулья, мятые бумажки на полу.
— Отвратительно, — мрачно признался Служкин.
— А в чем дело? — ненатурально удивилась Роза Борисовна.
— Никакой дисциплины, — пояснил Служкин.
— Учителя говорили мне, что у вас весь урок в кабинете был какой-то шум. Отчего же у вас нет дисциплины? Вы — учитель новый, дети к вам не привыкли, должны робеть и сидеть смирно.
— Что-то вот не заробели…
— Видимо, Виктор Сергеевич, вы сами в этом виноваты. Дисциплина на уроке всегда зависит от педагога. А педагог — это человек, который не только знает свой предмет, но умеет и других заставить его знать. Это умение приобретается лишь в специальном высшем учебном заведении — педагогическом институте. Если вам не довелось обучаться там, то не стоит браться за дело, которое вы заведомо не сможете сделать.
— У меня создалось впечатление, что девятый «вэ» просто невозможно удержать, — заявил Служкин. — Это какая-то зондер-команда…
— Это ваше сугубо личное впечатление. У других педагогов вопросов с дисциплиной в девятом «вэ» не возникает. Дети как дети.
— Я старался…— начал оправдываться Служкин. — Сперва увещевал, потом орал… Не хотелось ставить двойки в первый же урок…
— Двойки надо ставить за отсутствие знания у ученика, а не за отсутствие педподготовки у учителя. А орать, как вы выразились, нельзя ни в коем случае. Дети и дома испытывают достаточно стрессов. Школа должна корректировать недочеты родительского воспитания, а не повторять их и тем более не усугублять.
— Школа не воспитательный дом, я учитель, а не нянька, — возразил Служкин. — Когда в классе тридцать человек и все стоят на ушах, то нельзя скорректировать чье-то воспитание. Проще этих нескорректированных изгнать, чтобы остальных не перекорректировали.
— Вы сказали, что здесь не воспитательный дом, а школа? — разозлилась Угроза. — И вы, Виктор Сергеевич, считаете, что лучший способ обучения ребенка в школе — это выгнать его из класса? Странные у вас взгляды. Дети приходят в школу учиться, как вы заметили, а ваша задача — научить их. Как вам их учить — это дело вашего опыта и профессиональной подготовки, и ребенок не виноват, если вы таковых не имеете. В конце концов, вам за ваше умение государство платит деньги, а вы, если говорить объективно, просто прикарманиваете их, когда выгоняете ребенка за дверь. Я как завуч запрещаю вам подобные методы работы.
— Я понял, Роза Борисовна, — покорился Служкин. — А что, другие девятые классы такие же, как этот?
