— Что это за умение? Умение деньги делать?
— Не только. С этим умением я организовал свою жизнь так, что ни от кого и ни от чего не зависю… завишу…
— Не зависею. А чего ж в тебе, несчастном, тогда ценят?
— Саму жизнь ценят, Витус, а не умение жить. Следствие, а не причину. А мне нужна такая женщина, чтобы все эти жизненные блага ценила, но не рвалась за ними и не плевала бы на них. Чтобы за шмотьем меня видела и уважала меня за то, что я могу его иметь. И пользовалась бы всем в меру — не переплачивала и не воровала. Короче, хозяйка мне нужна, а не грабительница и не обожательница.
— Ну-у, — скептически хмыкнул Служкин. — Давай ищи съеденные щи.
Вечером Служкин отправился в садик за Таточкой, но, отойдя от подъезда на пять шагов, вдруг свернул с тротуара и через ограждение полез в сквер. Забравшись в заросли поглубже, он осмотрелся, подпрыгнул и выдернул из листвы березки маленький бумажный самолет.
— Ну что, красная профессура, готовы? — бодро спросил Служкин.
Три передние парты по его настоянию были пусты.
— За передние парты с листочками и ручками садятся, — Служкин взял журнал, — Спехова, Старков, Кузнецова, Митрофанова и Кедрин.
Служкин подождал, пока перечисленные рассядутся, и дал каждому по вопросу для индивидуальной проверочной работы.
— В вашем распоряжении двадцать минут. Не забудьте подписать листочки… Остальные открывают тетради и записывают тему урока: «Экономическое районирование СНГ».
— Опять писать!.. — заныл девятый «А». — На литературе писали, на иностранном, на алгебре…
— Опять, — строго подтвердил Служкин. — Иначе вы со своей болтовней ничего не услышите и ничего не запомните.
— А мы и так не запомним! — крикнул зловредный человек Скачков, открыл перед собой на парте чемодан-«дипломат» и засунул внутрь голову.
— Давайте лучше, Виктор Сергеевич, мы весь урок будем сидеть молча, зато не будем писать, — улыбаясь, предложила красивая отличница Маша Большакова.
— Давайте лучше вы весь урок будете сидеть молча и будете писать, — внес контрпредложение Служкин. — Скачков, ты что, уснул?
— А мне неинтересно, — нагло заявил из чемодана Скачков.
— А кому интересно? — удивился Служкин. — Мне, что ли?
— Так увольняйтесь, — с первой парты посоветовал верзила Старков, кандидат в медалисты.
— Кто ж тогда моих малых деток и старушку мать кормить будет? — спросил Служкин. — Ты будешь? Или давайте так: вы мне платите деньги, а я вас отпускаю с урока и ставлю всем пятерки. Идет?
— Идет! — обрадовалась красная профессура.
— Тогда выкладывайте по штуке на парту — и свободны.
Денег у девятого «А» не оказалось.
— Значит, нечего спорить, — подвел итог Служкин. — Итак, продолжим. Смысл заголовка вам понятен?
— Нет, — нестройно отозвалась красная профессура.
— Тогда записывайте: «Экономическое районирование — это деление территории на экономические районы». Теперь ясно?
— Нет, — сказала красная профессура.
— Да все им ясно, они выделываются, — сказала Маша Большакова.
— Больше будут выделываться — больше будут писать. Скачков, после уроков не забудь сдать мне тетрадку. Я в журнал тебе ставлю точку. Пишем: «Экономический район — это район с преобладанием одной отрасли производства в экономике». Вот у нас в Речниках какая доминирующая отрасль производства?
— Самогоноварение! — крикнул с первой парты Старков.
— Старков, ты пиши, а не языком чеши.
Вдохновленная Старковым красная профессура называла отрасли производства, за которые Речники надо было бы выжечь напалмом.
— Ну, завод у нас на Каме какой? — подсказал Служкин, переводя разговор на серьезный лад.
— Транспортное машиностроение, — ответила Маша Большакова.
— Молодец, Маша, ставлю тебе точку, — одобрил Служкин.
— Ха! Машке Большаковой точку и мне точку? — возмутился в чемодане Скачков. — Несправедливо!
— Сейчас я тебе переправлю…— Служкин склонился над журналом.
— Не-не-не!.. — забеспокоился Скачков, вылезая наружу.
— Теперь откройте в учебниках карты номер два, три и пять, сравните их и попробуйте разделить территорию страны на экономические районы. Ну вроде бы как вам подарили страну, а вы в ней налаживаете производство.
— А мы не хотим налаживать, — заявил Старков. — Мы страну сдадим в аренду иностранцам, пусть они и пашут.
— Уже десять минут прошло, а ты, Старков, писать еще не начал.
— Да я вам этот вопрос за минуту напишу, — пообещал Старков. — Вопрос-то какой-то тупой… Зачем, Виктор Сергеевич, мы вообще учим эту ерунду, морально устаревшую сто лет назад?
— Возьми, Старков, у Шакуровой учебник и посмотри в нем на последней странице фамилии авторов, — посоветовал Служкин.
Весь класс тотчас же начал заинтересованно изучать последнюю страницу, только Шакирова стучала кулаком в широкую спину Старкова.
— Есть среди авторов фамилия Служкин?
Красная профессура, растерявшись, снова перечитала список.
— Есть! — с последней парты на всякий случай крикнули двоечники Безматерных и Безденежных, которым полагалось бы находиться не в десятом «А», а в зондер-команде.
— Нету меня, — после паузы, сказал Служкин. — Тогда я не понимаю, Старков, почему ты задаешь этот вопрос мне.
Красная профессура взволнованно загомонила, пораженная отсутствием Служкина среди авторов учебника.
— Хорошая отмазка, — одобрил Старков, презрительно перебрасывая учебник Шакировой.
— Итак, карты посмотрели, — продолжил Служкин. — Теперь по ним давайте попробуем назвать, например, сельскохозяйственные районы.
Красная профессура перечислила все районы, которые нашла, включая Крайний Север с вечной мерзлотой.
— Молодцы, два, — оценил Служкин. — Ставим цифру один, пишем маленький заголовочек: «Сельскохозяйственные районы». Ниже ставим буковку «а». Первый фактор, от которого зависит развитие в районе сельского хозяйства. Какой фактор вы можете назвать?
Скрипя, пробуксовывая, урок ехал дальше.
— Все, время прошло, — наконец объявил Служкин, подходя к первым партам.
Старков сразу протянул густо исписанный листок. Красная от волнения Спехова что-то лихорадочно строчила. Милая, глазастая троечница Митрофанова встала, подала бумажку и сказала:
— А я почти ничего не написала, Виктор Сергеевич.
— Плохо, Люся. Поставлю кол.
— Дак че, вам же хуже, — усаживаясь на свое место, обиженно сказала Митрофанова. — Колы в журнал ставить нельзя. Придется вам со мной после уроков сидеть, натягивать меня на тройку.
— А ты мне очень нравишься, Митрофанова. Ну, как девушка. Я с тобой после уроков с удовольствием встречусь.
Красная профессура ахнула, Маша Большакова смутилась, а двоечники Безматерных и Безденежных заржали.
— Вам для этого география и нужна, — саркастически заметил Старков. — Вы-то хоть на Люське женитесь, а нам география на что?
— Дурак, — сказала Митрофанова Старкову.
— Конечно, — согласился Служкин. — Вас в загсе никто не спросит о факторах размещения нефтедобывающей промышленности…
— Вот! — обрадовался из чемодана Скачков. — Чего тогда их учить?
— У нас вообще класс с гуманитарным уклоном, — пояснил Старков. — Зачем нам экономика? Мы будем вольные художники.
— Вольный художник — это босой сапожник, — возразил Служкин. — Все умеет, ничего не имеет. Я тоже был вольный художник, а, как видите, без географии не прожил.
— А что вы делали? Стихи писали? — не унимался Старков.
— Маненечко было, — кивнул Служкин.
Двоечники Безматерных и Безденежных от смеха сползли вниз.
— Почитайте…— улыбаясь, попросила Маша Большакова.
— Да вы их знаете…— отмахнулся Служкин. — Они в учебнике литературы напечатаны. Под псевдонимами.
— Ну почитайте! — заныла красная профессура. — Нам никто не читал!..
Служкин посмотрел на часы: пять минут до конца урока. Закончить новый материал он все равно бы не успел.
— Хорошо, я почитаю, — согласился он. — Но тогда вы параграф изучите дома сами, а на следующем уроке по нему — проверочная.
Класс негодующе взвыл.
— Искусство требует жертв, — пояснил Служкин.
— Да ладно, чего вы! — обернувшись ко всем, крикнул Старков. — Подумаешь — проверочная! Напишем! Читайте, Виктор Сергеевич.
В кабинете воцарилась благоговейная тишина. Служкин сел на стол.
— Этот стих я сочинил в девятом классе ко дню рождения одноклассника по фамилии Петров. Петров был круглый отличник, комсорг школы и все такое. Называется стих «Эпитафия Петрову». Для тупых поясняю: эпитафия — это надгробная надпись. Стих очень простой, смысла нет, рифмы тоже.
Помедли, случайный прохожий,
У этих гранитных плит.
Здесь тело Петрова Алеши
В дубовом гробу лежит.
Петров на общем фоне казался
Чище, чем горный снег,
И враз на него равнялся
Каждый плохой человек.
Но как-то однажды утром
На самом рассвете за ним
Пришел предатель Служкин
И целая банда с ним.
Сказал ему Служкин: «За совесть,
За множество добрых дел
Окончена твоя повесть
Последней главой «Расстрел».»
Петров это выслушал гордо
И свитер порвал на груди:
«Стреляй же, империалистический агрессор,
От красных тебе не уйти!
А жизнь моя песнею стала,
Грядущим из рельсовых строк,
И на пиджаке капитала
Висит уже мой плевок!»
Поднял обрез свой Служкин
И пулю в Петрова всадил,
И рухнул Петров под грамотой,
Которой его райком наградил.
Застыньте, потомки, строем,
Склоните знамена вниз:
Душа Петрова-героя
Пешком пошла в коммунизм!
Стихи красной профессуре страшно понравились, но вот проверочная работа на следующем уроке с треском провалилась.