Я составлял классификацию девушек, хитпарады тел, списки лиц. (Самое возбуждающее в женщине — это ее лицо; не верьте мужчинам, которые уверяют, будто им важнее грудь или задница, просто у их бабы такая страшная рожа, что они вынуждены переключаться на другое.) Я складывал в прозрачные папки страницы, вырванные из «Max», «Mademoiselle» и «Purple». У меня в комнате стоит комод с полным ящиком выдранных фоток. В один прекрасный день некая капля, видимо, переполнила чашу моего страдания, и меня захлестнуло с головой. Мой мозг стер из памяти эти муки, но они по-прежнему мною рулят. Если вы на меня похожи, мне вас жаль: это значит, что вы современный человек.
Сергей, мой друг-олигарх, часто говорит мне: «Zatknis! Хватит плакаться, Октав, в жопе ты никогда не будешь — в тебе пропал проктолог». Я познакомился с этим потешным миллиардером во время моих ночных марш-бросков. Я прозвал его Идиотом в честь Достоевского. Он живет исключительно в окружении ваннабляшек,[10] живого свидетельства его успеха. У него был громкий роман с русской Пэрис Хилтон (по имени Ксения). Крупной нефтяной компании, которой руководит Сергей, принадлежат (в числе прочего) два завода по производству уникальных компонентов, редчайших эссенций и тончайших ингредиентов, уничтожающих морщинки в уголках глаз. Он свято бережет секрет омолаживающих масел, как «Кока-Кола» — свою формулу. Надо будет как-нибудь спросить у него, из чего сделаны его кремы, источник вечной молодости. Благодаря своим патентам (равно как и отношениям с Кремлем) он стал одним из самых мощных олигархов на сегодняшний день. На его подмосковной даче, на Rublevka, очень удобно засыпать под утро, растянувшись на живых матрасах. Но даже Идиот мне не помешает: я должен все время критиковать свою жизнь. И я много чего могу порассказать об охотниках за топ-моделями, святой отец.
Самая ужасная проблема моделинга — это вовсе не нимфофилия, и даже не анорексия, а расизм. Надо называть вещи своими именами — мы все гонимся за блондизной, потому что мы фашисты. Наци предпочитали блондинок — они бы точно запали на словачку Адриану Карембе-Скленарикову, чешек Каролину Куркову, Еву Герцигову, Веронику Варекову и Петру Немцову (не зря же Гитлер сначала занял Чехословакию — у фюрера были свои приоритеты!). Модельные вербовщики боготворят арийскую расу, присущие ей высокие скулы, светлые глаза, здоровые зубы и мускулистую белизну. Вы же знаете о пристрастии товарища Сталина к юным балеринкам и прелестным амазонкам. Он был таким же антисемитом, как Гитлер. Девушки, не соответствовавшие эстетическим предпочтениям диктаторов, так или иначе уничтожались. Время произвело естественный отбор в нашем лучшем из миров: старухи и уродки оказались на обочине. Красота — это спорт, где очень легко оказаться вне игры. Выборы Мисс — голубая мечта любого фашиста. С одной стороны — эстетские состязания на вылет, с другой — цыганские погромы, учиняемые скинхедами в московском метро. Оглашая решение жюри девчушкам в купальниках, рыдающим от горя или от счастья, я чувствую себя охранником, сортирующим посетителей у входа в клуб «Дягилев»: это безобразие именуется фейс-контролем (так назвали даже журнал, посвященный ночной Москве). Цель лицевой проверки — наказать за непохожесть. История повторяется, демократия тут ничем не поможет. Лучше быть невестой воротилы и ходить на шпильках, чем смуглым «chiorny» с бычьей шеей, если вы хотите, чтобы Паша (самый известный вышибала в Москве) впустил вас в свое заведение. Слово «модель» в этом смысле честнее, чем «манекенщица»: оно лучше выражает идею высшей расы и диктат правильной внешности. Точно то же самое происходит во Франции — наши полночные физиономисты прогоняют арабов, если только они не актеры стенд-ana. И еще неизвестно, где выше процент фашизма — в исламском хиджабе или в жюри Fashion Contest и фейс-контроле ночного клуба. Платок хотя бы, скрывая лицо, дает надежду дурнушкам. Конечно, фундаменталисты — это упитанные мачо, запрещающие женщинам водить машину, работать и изменять мужу, а чуть что не так, кидаются камнями или выплескивают в лицо соляную кислоту. Но одна заслуга у них все же есть: они единственные эстеты-антирасисты. Хиджаб борется с искушением красотой и тоталитаризмом смазливых мордашек. Надев чадру, любая женщина имеет шанс понравиться, не подчиняясь канонам красоты, заповеданным последним «Numero». Так где же фашизма больше — в их бурках или в букерах из нашего агентства? Ах, отец, вижу, что вы качаете головой. Качайте, качайте сколько влезет.
Эта история плохо кончится, помяните мое слово. Власть красоты порождает фрустрацию, а фрустрация — ненависть. Нельзя безнаказанно работать на эту идеологию. Начинается с расклейки славянских блонд на стенах, чтобы наварить на очередном шампуне, а кончается морем крови, пролитой неонацистами в день рождения Гитлера, еврейскими погромами, избиениями негров, убийствами кавказцев, бомбардировками чеченцев и резней дагестанцев. Вы, конечно, скажете, batiushka, что вам плевать — они ж не православные. Но меня лично это задевает, потому что во Франции происходит то же самое. У нас с детьми иммигрантов обращаются как с преступниками, пока они ими и впрямь не становятся. Бедняки такие послушные, они поджигают автобусы и тачки просто из вежливости, чтобы соответствовать образу, который им навязывают с рождения. Да, они мало похожи на рекламу «Л'Идеаля», которую я буду снимать в следующем квартале. Мои фотографии наделают не меньше жертв, чем колонизация, — это было бы лестно, если бы не было так мерзко. И ведь не только во Франции крайне правые чуть было не прошли на выборах! В Польше, Словакии, Болгарии, Венгрии и Румынии ультранационалисты и ксенофобы набирают все больше голосов, а то и вовсе приходят к власти. Порой я задаюсь вопросом, не воздвигли ли новую Европу на костях истребленных евреев. Шесть миллионов смертей не могут пройти бесследно — мы уничтожили евреев в Европе, чтобы установить там царство славянских блондинок. Нацисты победили; нашим агентствам осталось лишь пристроиться сзади.
Выйдя из тюрьмы, я начал переписываться по электронной почте с девушкой, фотографии которой никогда не видел. Она нашла мой адрес в справочнике выпускников Школы Боссюэ. Это была гениальная особа, одинокая и образованная, она посылала мне цитаты из малоизвестных стихов и перекачивала свою любимую музыку: «Mazzy Star», «Dusty Springfield», «Anthony & The Johnsons». Вкусы у нас совпадали, и при этом мы надеялись, что они очень оригинальны. Она смешила меня, ее тексты звучали весьма эротично. Вечерами я спешил домой к компьютеру, чтобы поскорее прочесть ее печальные шутки и похабные анекдоты. Она описывала мне, как мастурбирует в туалете на работе, рассказывала о парнях, которых любила безответно, и о тех, кто тут же становился досадной обузой, о тусовках в лесбийских барах, где она целовалась с подружками, и о том, как надиралась водкой с яблочным ликером. По истечении нескольких недель я решил, что влюбился, и назначил ей свидание. Она отказывалась со мной встречаться, тянула кота за хвост, уверяя, что боится меня разочаровать. Но, не устояв перед моим натиском, она сдалась. В конце концов мы встретились в баре парижского отеля, и все рухнуло в одночасье: передо мной стояла уродливая коротышка в массивных очках на толстом прыщавом носу. Мне было ужасно неловко, что я не сумел скрыть своего отвращения. Страшно сказать, сколько дней и ночей я пылко признавался в любви этой крокодилице… Умолял ее пойти куда-нибудь выпить. Даже зарезервировал комнату в отеле, на случай, если мы сразу захотим заняться любовью, а тут, не прошло и пятнадцати минут вежливой беседы, как я поднялся, со словами «ну и чудно, до скорого», прекрасно сознавая (как, впрочем, и она), что это означало «ну и чудище, прощай навсегда». Поцеловав ей ручку-сардельку, я сбежал. С тех пор я игнорирую ее оскорбленные мейлы. Да, мне стыдно быть подлым расистом и фэшнфашистом. Ее тревожное сознание, жестокий юмор и безупречный ум идеально подходили мне, а сердце наверняка сделало бы меня счастливым. Но я фашистская сволочь, и это тем более непростительно, что я сам пережил такие же унижения в юности. Вывод: я бывший урод, который мстит себе подобным.
— Я именно та женщина, которая тебе нужна.
— Если бы ты только похудела килограммов на двадцать!
Вот что я должен был бы ей сказать:
— Когда мне было десять лет, пластический хирург исправил мне уши под общим наркозом. Техника состоит в следующем: сделав кожный надрез за ушами Дамбо,[11] заново моделируют хрящ, корректируют местоположение ушной раковины, а потом штопают гипоаллергенной ниткой. Десять дней я носил белую повязку на голове и целый месяц спал обмотанный эластичными бинтами. Одноклассники переименовали меня из Лопоухого в Мумию. Когда с меня сняли наконец окровавленные путы и вырвали синие нитки, покрывшиеся какой-то слизью, никто даже не заметил, что мои уши больше не торчат из-под волос. «Красота требует жертв»: поверь мне, я знаю смысл этой поговорки. Я рыдал от боли, ради того чтобы не быть уродом. Стремление соотвествовать социетальному образцу лишено смысла, просьба не беспокоиться, наши крики о помощи никто не услышит. Да ладно, тебя я не ненавижу,[12] я себя терпеть не могу, и эта ненависть к себе любимому накладывает отпечаток на мои отношения с прочими представителями рода человеческого. Прощай, бабец моей жизни.
