В перерыве их собрали в круг на середине поля.
— С этих пор все вы, — сказал Плэтт, — будете приходить сюда по вторникам и четвергам. Вы — ядро нашей команды младшего подросткового возраста. Вам все понятно, Стэффорд?
Стэффорд лежал на траве, подложив руки под голову, и смотрел в небо. Колин покосился на него, и ему показалось, что глаза Стэффорда закрыты.
После слов Плэтта он приподнял голову.
— Да, сэр, — сказал он.
— Это не слишком для вас неудобно, Стэффорд? — сказал Плэтт.
— Нет, сэр. — Стэффорд медленно приподнялся и сел. Он провел рукой по волосам. — Я немножко устал.
— Ничего, Стэффорд, — сказал Плэтт.
Продолжая разговаривать с мальчиками, Плэтт медленно двигался по кругу, жестикулировал, называл фамилии, что-то советовал, коротко рассказывал о планах на предстоящий сезон и под конец оказался совсем рядом с местом, где сидел Стэффорд.
— Капитаном будет Гаррисон, — сказал он, указывая на высокого плотного мальчика с толстыми ногами и волосами почти такими же светлыми, как у Стэффорда. — Он в команде уже третий год, и, если он будет вам что-то советовать, слушайте его. — Одной рукой он приподнял Стэффорда и поставил его на ноги. — Во втором тайме вы будете играть у Гаррисона, Стэффорд. И пожалуйста, больше энергии.
В разгар игры Стэффорд получил мяч почти прямо напротив Колина. Он бросился к нему, чтобы схватить и повалить. В глазах Стэффорда появилась легкая настороженность, он отступил в сторону, странно изогнулся и мгновение спустя, когда ему, казалось, некуда было деться, проскользнул мимо Колина, уже готовясь увернуться от тех, кто набегал сзади. Он метнулся к боковой линии, юркнул между двумя мальчиками, обогнул третьего и под одобрительные выкрики Плэтта и Хепуорта приземлил мяч между столбами ворот.
Он медленно пошел назад. Щеки у него раскраснелись, глаза блестели, словно его вынудили сделать что-то, чего он не хотел.
— Стэффорд, вы могли бы побежать по прямой, — сказал Плэтт. — Прямо через середину — самый короткий и самый быстрый путь.
— Да, сэр, — сказал Стэффорд. Он стоял, уперев руки в бока, и щеки у него еще пылали румянцем.
Наконец через несколько секунд после того, как мяч опять был введен в игру, раздался финальный свисток.
Стэффорд уже бежал куда-то неторопливой рысцой. Переодеваясь, Колин увидел, как он вышел из павильона старших, где был душ. Еще позже, свернув в проход, он услышал, что его кто-то нагоняет, обернулся и увидел Стэффорда, который улыбался и махал ему рукой.
— Плэтт любит придираться, — сказал он. — Верно?
— Да, по-моему, он все берет на заметку, — ответил Колин.
Волосы Стэффорда были аккуратно расчесаны. Фуражки он не надел.
— А ты где играл на прошлой неделе? — спросил Колин.
— На Спайон-Коп. А теперь меня сюда прислали.
В его тоне не было ни гордости, ни желания похвастать. Наоборот, он словно говорил о досадном недоразумении, которое собирался исправить в самом ближайшем времени.
— В команду тебя, конечно, возьмут, — сказал Колин.
— Ты думаешь? — Он уже забыл про регби и оглядывал куртку, проверяя пуговицы, шарил в карманах. В руке он нес аккуратную парусиновую сумку.
— Ну, раз Гаррисон капитан, а ты играешь у него.
— А он чушка. Ты видел, как он переваливается, когда бежит? — Стэффорд ускорил шаг, словно торопясь уйти подальше от поля. — Я решил получить справку.
Колин посмотрел на него.
— От врача. — Они вышли из прохода. — Если получить справку, что тебе вредно играть, то два дня после утренних уроков можно делать что хочешь. Как ты думаешь? Мы бы вместе в кино ходили.
— Откуда же я возьму справку?
— Я тебе достану. Это очень просто. — Они проходили мимо школы, но Стэффорд даже не оглянулся. Потом дальше по улице он посмотрел на свое отражение в витрине, остановился, достал гребешок и расчесал волосы.
Колин стоял и ждал.
— Тебе что, все это нравится? — сказал Стэффорд.
— Что это?
Стэффорд пожал плечами.
— Ну, бегать по полю. И терпеть, когда эта жирная чушка на тебя плюхается.
— Нет, — сказал он.
— А как тебя по имени? Справку я тебе достану. Даже лучше будет, что двоих освободят, а не одного.
— Колин.
— Ладно, Коль. Положись на меня.
Он свернул в проулок, ведущий к вокзалу.
Колин смотрел ему вслед. Он не обернулся.
Никакой справки он не получил. Он даже не узнал, достал ли Стэффорд справку для себя, хотя как-то спросил его об этом, — ни о каких справках Стэффорд больше не упоминал. Он избегал его, как только мог: Колин видел, как его приятель бежит по проходу с другими ребятами или, если он оказывался впереди, старательно замедляет шаг, поджидая, чтобы его кто-нибудь догнал. В школе они почти не встречались. Колин иногда видел, как он, ссутулившись, сунув руки в карманы, приваливается к ограде в дальнем конце площадки или у забора, ковыряет носком дерн, смеется, окликает других ребят, которые всегда подходили к нему и к которым он сам никогда не подходил. Как-то во вторник Колин нагнал его в проходе.
— А ты сегодня здорово играл, — сказал он.
Стэффорд посмотрел на него. Он шел один, держа парусиновую сумку под мышкой.
— Ну, это… Плэтт вроде был доволен. Меня включили в команду на следующую субботу. Мне Хепуорт сказал.
— Кем ты будешь?
— Полузащитником схватки.
Стэффорд шел, пристукивая каблуками.
— И еще меня, кажется, назначили заместителем капитана.
— Кто тебе сказал?
— Плэтти.
Когда они дошли до проулка, Стэффорд посмотрел на него.
— Ты как ездишь в школу?
— На автобусе.
— А на поезде никогда не ездишь?
— Нет, — сказал Колин.
— Ты где живешь? — спросил Стэффорд.
— В Сэкстоне.
— Мой поезд там останавливается. И туда и обратно. Доедешь вдвое быстрее, чем на автобусе.
— На поезде дороже.
— Ну, уж столько-то у тебя наберется.
— Да нет. — Он помотал головой.
— Что, у твоего отца даже на это денег не хватит?
— У него есть другие расходы.
Стэффорд медленно оглядел его посветлевшими глазами.
— Ну, так до завтра, — сказал он и ушел, насвистывая, размахивая сумкой, которую теперь взял в руку.
На следующей неделе его взяли запасным. Он мучился с латынью. Все время между пробуждением и сном было занято движением: он вставал, бежал на автобус, а дальше — час езды через поселки, приближение города, путь до школы, утренняя молитва, уроки, большая перемена, обед. После обеда — запах стряпни из галереи внизу, жужжащий голос учителя, короткая интерлюдия усталости, сонливость, вызванная духотой в плохо проветриваемом классе. Бодрость возвращалась только к концу дня. На последнем уроке он оживал, потом торопливо собирал книги и шагал по узким улицам к автобусной остановке у стен черного собора.
По вечерам он иногда играл на пустыре за домом, а все остальное время занимали домашние задания. Поселок становился для него чужим, всего лишь источником неудобств, потому что был далеко от города. Отца он почти не видел: утром он обычно уходил раньше, чем отец возвращался с работы, а если отец работал в дневную смену, он к его возвращению уже спал, и дома по вечерам они бывали вместе, только когда отец работал в утреннюю смену, но теперь он начал бояться этих вечеров, проверки тетрадей и отметок.
— Не такие уж они хорошие, а? Что это за буква с минусом? Что она означает?
— Гамма, — сказал он.
— А что такое гамма и с чем ее едят? — сказал отец.
Он объяснил, по какой системе ставятся отметки.
— Да ведь это просто те же баллы — от одного до десяти. — Отец посмотрел на него с внезапным гневом, вокруг его глаз разлилась знакомая белизна.
— Еще есть дельта, — сказал он. — Тоже отметка.
— Значит, еще и дельта. А с чем ее едят? — сказал отец.
— Меньше гаммы с минусом.
— Значит, дельта — это ноль, — сказал он. — Не понимаю, почему нельзя сделать по-простому: десять из десяти, один из десяти. Какой смысл приплетать сюда всякие слова?
Отец медленно пролистывал каждую тетрадь, изучал отметки, галочки, зачеркнутые места — все до мельчайшего исправления.
— Это бы даже я сумел решить. Значит, ты не слушал.
— Дай ему хоть дома побыть спокойно, — говорила мать.
— Кем же это побыть? Лентяем? Бездельником? И пусть все делает кое-как? А ведь ему только надо постараться немножко.
— Ну, дай ему отдохнуть хоть дома-то, — уговаривала она.
— Нет, ты посмотри, — кричал он и совал ей в лицо тетрадь. — «Примечание»! Он три года назад это правильно писал!
— Ну, а ты-то как пишешь «примечание»? — спрашивала она.
— Он, черт побери, в школе учится. А я малограмотный.
Лежа в постели, Колин слышал, как спорят родители — либо на кухне над его тетрадями, которые утром обычно лежали не так, как он оставил их с вечера, либо ближе к ночи у себя в спальне, если отец работал в утреннюю или дневную смену.
