Приятно было неторопливо ложиться в разогретую солнцем, похожую на сливочное масло, желтовато-серую глину на краю пруда и, представляя себя толстым неповоротливым крокодилом, вплывать в пропахшую тиной воду, разглядывать там, под водой, медленно колышущуюся траву, плывущую рядом жабу и луч солнца, проникающий сквозь всю эту толщу не очень прозрачной воды. Но когда скользкое дно неожиданно предательски уходило из-под ног, то сразу же цепкий страх хватал меня своей крепкой холодной рукой за живот, где-то прямо под желудком. И тогда я, трепыхаясь, в панике, быстро рвалась к спасительной поверхности пруда, туда, где, разогревая до температуры горячего молока неприятно пахнущую тину, светило ласковое солнце.
Так продолжалось уже довольно долго. Я то выныривала на поверхность из своего печального мысленного омута, то опять опускалась на дно. А Дэвик все говорил и говорил. Когда я в следующий раз очнулась от своего несколькоминутного забытья, Дэвик уже говорил об архитектуре. Видимо, он заметил мои временные выпадения из действительности, и понял, что надо бы поберечь мои истрепанные нервы. Для этого он, по-видимому, решил сменить тему. А я этот момент просто не заметила.
Он даже неуклюже пытался меня развеселить. Оказалось, что архитектура — это действительно самое настоящее его хобби. Да еще какое! Он знал об архитектуре все! И, сама того не замечая, я понемногу увлеклась его рассказом и оттаяла.
— Так ты говоришь, что половина того, что мы здесь видим, натуральная подделка? — спросила я, зацепившись мыслью за последнюю фразу Дэвика, запоздало пытаясь скрыть от него то, что добрую часть его пламенной речи об архитектуре я пропустила, погруженная в свои мысли.
— Я в этом абсолютно уверен. И, хотя хозяева этого дома утверждают, что здесь нет «новоделов», а сплошная реставрация, я бы не стал очень доверять их словам. Понятное дело, им надо денежки зарабатывать. Люди любят подлинники. А на «новоделы» кто позарится?
— А где все взаправдашнее? — по-детски наивно спросила я Дэвика. Мне и правда было интересно.
— Да в Италии, конечно. Сплошь палаццо да музейные реликвии, которые при ихнем итальянском царе Горохе построили. Там скоро все развалится от времени, а никто даже не чешется. Почти как у нас в России. Так что, с «новоделами» у итальяшек большая проблема. Им бы старое не растерять!
— А давай рванем в Италию, — и я мечтательно закрыла глаза. — Рим, Неаполь, Венеция! Давай. А то Венеция утонет, и мы не успеем её посмотреть.
Дэвик улыбнулся моей шутке.
— Хорошо, рванем. Только не сегодня. Мне надо здесь дела закончить.
Я забыла про его Бабу Ягу — Ядвигу. Дэвик, словно считав мысли с моего лба, покраснел и потупился.
— Ты, что, стесняешься, что ли? — хохотнула я. — Женщина — это же нормально. Вот если бы ты парня завел, я бы удивилась. Правда, в наше время и это не новость. Но все-таки.
— Я думал, ты ревновать будешь? — Дэвик улыбался как ребенок, нечаянно съевший целую банку варенья.
— Буду. Обязательно буду. Надо еще проверить, что там за фифа. Вдруг она нам не пара.
Слово «нам» я сказала почти ненамеренно, в шутку, но Дэвик запыхтел как паровоз. То ли немного обиделся, то ли правда стеснялся, я так и не разобралась.
— Ладно, не дуйся, — миролюбиво сказала я.
— Она мне очень нравится, — еле слышно сказал он.
— Нравится?! — я с деланным возмущением выпучила глаза. — Ты еще скажи, что жениться собрался! — Я подначивала его, наблюдая, как он на это реагирует. Но Дэвик воспринял мою игру всерьез.
— А что, мне уже пора.
Он засопел еще громче.
— На немке? Ты же еврей!
— Она из Австрии. Это разные вещи.
Я вздохнула. Бедный Дэвик. Все же и среди евреев бывают порядочные люди. Вон, жениться собрался. Как-будто нельзя просто так пожить с этой Ядвигой — Бабой Ягой. Хотя бы для проверки чувств.
Дэвик мне, вообще-то, очень нравился. Какой-то человечностью и непосредственностью, которую, как я подозревала, он тщательно скрывал от всего остального мира. Но я умудрилась завоевать его доверие, и он передо мной запросто обнажал свою ранимую душу и сбрасывал броню, отделявшую его от всех остальных людей. У меня никогда не было родного брата, и мне некого было опекать. Дэвик подходил на эту роль идеально. А еще он был сентиментальным. И стеснительным.
Удивительно! Нотариус, прожженый и искушенный в разных, не всегда лицеприятных, делах законник, и вдруг такие приятные человеческие качества! До того, как он узнал от меня про Эмика, он даже думал, что я храню ему верность. Он сам мне об этом как-то обмолвился. Вот чудак! И еще скрывал свой романчик с этой Бабой Ягой, думая, что мне будет неприятно, когда я об этом узнаю. Господи, замечательный сентиментальный еврей! Верный товарищ во всех моих авантюрах. Правда, национальность на верность никак не влияет. Но все же мне было приятно, и я, плюнув на свою грусть, и вынырнув наконец окончательно из ее серо-зеленого тоскливого омута, воскликнула от нахлынувших вдруг на меня нежных чувств:
— Дэвик, ты мой третий настоящий друг!
— А кто первые два? — встрепенулся он, и нижняя губа его обиженно свесилась над подбородком.
— Первый — это мой учитель физкультуры Палыч. А второй — Ника. Но они просто были раньше тебя. А то бы ты мог стать первым.
— Ну, слава богу! А то я думал, что какие-то прохвосты уже успели занять мое место, пока я тут поправляю здоровье.
Дэвик был трогательным и как всегда немного смешным. Я чмокнула его в нос — таким он был милым. И очень похожим на доброго старого сенбернара — такие же большие карие глаза и обвисшие мягкие щеки.
Мы прожили в Вене еще полторы недели, а потом все же отправились в Италию. За это непродолжительное время успели произойти почти эпохальные события. Дэвик расстался с Ядвигой. Окончательно и бесповоротно. А причиной послужило одно простое обстоятельство — он собирался в Италию взять нас обеих и развернул бурную деятельность по подбору соответствующего случаю и приятного во всех отношениях тура.
— Послушай, зачем нам какой-то тур? — удивилась я. — Тут же ехать как от Москвы до Тулы. Это же Европа! Тут все кукольное. Давай, вон, возьмем машину и махнем. Просто так, безо всяких путевок. Дикарями.
— Что ты? — Дэвик округлил на меня глаза. — Там столько интересного, что мы сами никак не сможем это все охватить. Здесь есть замечательные туры!
— Ну и возьмем там, на месте, экскурсовода. Он нам все и покажет, — не сдавалась я.
— Итальянца? — презрительный взгляд Дэвика был красноречивее слов. — Это же самые ненадежные в мире люди. Они же цыгане. Нет, нам нужен толковый, продуманный тур, — Дэвик теперь напоминал мне адвоката, хорошо подготовившегося к процессу. — Поверь, в Италию надо ехать цивилизованно. Это же не шоппинг, а экскурсия.
Ну, экскурсия, так экскурсия. Я вынуждена была с ним согласиться.
Он убегал с самого утра и без устали колесил по всему городу в надежде сэкономить еще пару австрийских «тугриков». Но все безрезультатно. Цены везде были примерно, по-европейски, одинаковыми. Все было просчитано и сбалансировано. Дэвик, как истинный сын своего народа, не оставлял надежды остаться в барыше и пытался торговаться даже с непробиваемо вежливыми австрийскими менеджерами, которые, с приклеенными к подбородкам, добрыми улыбками сочувственно кивали Дэвику головой. Но уступали только жалкие крохи. Дэвик кипятился, обзывая их крохоборами и пройдохами, и на следующий день снова шел на австрияков, как на амбразуру. Но с тем же результатом. Это напоминало мне бесславный поход Наполеона на Москву. Но я помалкивала, наблюдая, чем вся эта война закончится. Дэвик наконец сторговался с непокорными туроператорами, выклянчив у них немыслимые бонусы, и, победно доложив об этом мне, тут же бросился звонить своей Бабе Яге. Но здесь-то как раз и поджидала Дэвика первая маленькая колючая неприятность. Экономичность Ядвиги обскакала Дэвика, вырвавшись вперед на целый корпус. А именно! Она заявила ему, что ехать в Италию втроем неразумно. Никакой экономии на развлечениях, еда везде по бешеным ценам и все такое прочее. А те бонусы, которые он выторговал — это просто курам на смех и все в том же духе. Забегая вперед, скажу, что такой дуры я давно не видывала! Заявить мужику, который пыхтел целую неделю и из кожи вон лез, чтобы угодить гордой австриячке, что он — если обобщить ее речь — «козел», это надо быть крупной идиоткой!
Дэвик был неприятно удивлен заявлением своей почти подруги жизни. Он выглядел совершенно опустошенным, и я даже заметила влагу в его глазах. Губы его кривились, как у обиженного ребенка.
— Как она такое может говорить? — удивлялся он. — Ведь ей не придется потратить ни копейки. Я хотел просто сделать приятное вам обеим.
Я накормила его ужином и утешила, как смогла. Назавтра все повторилось.
