Наверное, все было «слишком». Счастье должно быть спокойным, уравновешенным, тогда оно может продлиться долго, а иначе…
Сказка оборвалась внезапно. Мадам Дюваль позвонила Саше ночью, через час после случившегося, сразу, как сама узнала о том, что произошло. Поль ехал на машине в аэропорт Орли, куда-то ему надо было на два дня слетать, видимо, очень торопился, опаздывал на самолет, в какой-то момент не справился с управлением и…
С его уходом жизнь для Саши потеряла яркие краски. У нее всегда был билет до Парижа с открытой датой. Она прилетела в тот же день. Похоронили Поля за неделю до Рождества. Город вновь жил предпраздничной суетой, и это еще больше усиливало тоску и горечь потери. В те дни Саша очень сблизилась с родителями Поля. В какой-то степени ей удалось восполнить пустоту, окружившую их после гибели единственного сына.
Опять был рождественский обед. Саша надела то же самое черное вечернее платье от Moschino, но теперь, без Поля, оно выглядело совсем иначе, грустно и скорбно. Вспоминали встречу прошедшего года, даже смогли улыбаться и говорить на отвлеченные темы. Старики были благодарны Саше, что она не оставила их в эти трагические дни. Для них она стала реальным, живым напоминанием о Поле.
Когда Саша уже собралась уходить, мадам Дюваль отважилась наконец сказать о решении, которое они приняли с месье Дювалем.
– У вас, Саша, конечно, своя жизнь в другой стране. Все это сложно, но мы в любой момент рады будем видеть вас. Вы можете приехать в Париж в любое время. Мы хотим подарить вам квартиру Поля. Все формальности мы уладим. Знайте, у вас здесь есть дом и вас здесь ждут.
У Саши сжалось сердце. Она бы охотно осталась с этими милыми стариками, но слишком многое связывало ее с Москвой. Может, потом, попозже, чтобы стариться, правда уже без Поля. Впрочем, в одиночестве это и в Париже очень грустно. Но приезжать, конечно, будет. Уж во всяком случае, на Рождество обязательно.
С тех пор накануне Рождества Алябьева непременно приезжала в Париж. За четыре года это стало традицией, которой она не изменила и на этот раз.
Перед тем как навестить Дювалей, побродила по Парижу, как всегда, выпила кофе в «Проворном кролике», а затем отправилась в «Галери Лафайет» выбирать рождественские подарки.
Шопинг был любимым занятием Саши. Она часами могла бродить среди движущихся витрин магазина, выбирать, примерять, опять выбирать. Полностью окунувшись в богатство и разнообразие возможных покупок, Саша неожиданно обратила внимание на пару, которая шла ей навстречу. Мужчину она никогда не видела, но женщина…
«Мама дорогая, этого не может быть. Да ведь это Таня Троцкая!» – воскликнула про себя Саша. Даже было направилась к ней, но тут же опомнилась.
Троцкая же убита!
Буквально накануне своего отъезда Саша разговаривала с Шапошниковым, который рассказывал ей о квартире, которая пошла по рукам, о краже писем, о том, что Троцкая на самом деле оказалась Заваляевой.
«Интересно, а может быть, Троцкая и Заваляева все-таки разные люди?» – подумала Саша и заспешила, чтобы не упустить из виду удаляющуюся пару. Они остановились у одной из витрин, что-то оживленно обсуждая.
Почему-то Саша вдруг решила не подходить к Татьяне. Какое-то шестое чувство сработало. Она обошла витрину и слегка приблизилась к ним – так, чтобы Троцкая могла ее увидеть, чтобы буквально натолкнулась на нее.
Мужчина и женщина говорили по-русски. Он куда-то торопился и предлагал сделать покупки в следующий раз. Его спутница настаивала на своем. Это была, несомненно, она. Это ее голос. Правда, макияж очень умеренный и разговаривала она, не стараясь обратить на себя внимание окружающих. Но мало ли, может, освоила, наконец, хорошие манеры.
В конце концов Татьяна заметила Сашу, они даже встретились глазами. Однако, к Сашиному удивлению, она и бровью не повела, просто в упор ее не видела – причем непреднамеренно. Эта дама действительно ее не знала. При всем фантастическом сходстве это была не Троцкая.
Мужчина наконец уговорил свою спутницу отложить шопинг до завтрашнего дня. Они прошли мимо Алябьевой и направились к выходу. Саша никак не могла прийти в себя от такого немыслимого сходства. Ладно внешность. На обычном лице можно нарисовать все, что угодно. Но тембр голоса, множество каких-то мелких признаков – все выдавало в этой женщине Татьяну Троцкую. Но в то же время – совсем другой взгляд. Без показной самоуверенности, напротив, глубокий и, как показалось Саше, немного печальный.
Придя домой, Алябьева после долгих колебаний решила все-таки написать письмо Шапошникову. Сто раз оговорив, дескать, конечно, это какое-то странное совпадение, и не надо думать, будто бы она страдает паранойей только в силу того, что идет следствие и он, Володя, в нем заинтересован. Но тем не менее сегодня она лицом к лицу столкнулась с женщиной, безумно похожей на Троцкую. На всякий случай описала и ее спутника – высокий, спортивного вида молодой человек с красивым лицом и зализанными волосами. Может быть, информация эта и окажется полезной. Такие совпадения редко бывают случайными.
Шапошников получил письмо сразу. В этот момент он находился на верхней веранде строящегося трехэтажного особняка. Читать почту было некогда. Заказчик захотел, чтобы была возможность пользоваться открытой верандой и зимой, а это значило, что надо было многое менять в системе отопления по всему дому. В общем, пришлось срочно решать множество вопросов.
Когда же наконец на минуту Владимира оставили в покое, он сразу, на мобильном, прочитал письмо – и так же, как Алябьева, пришел в недоумение. Всякое, конечно, бывает, все люди имеют двойников, но в описании спутника этой женщины явно можно было узнать злополучного Константина Евграфовича. Что бы это могло значить? Голову можно сломать.
«Позвоню лучше Сивакову, – решил Володя, – пусть у него голова поболит над решением этого ребуса».
Частный детектив долго не брал трубку. Наконец ответил скороговоркой:
– Старик, я уже два дня в Омске, сейчас не могу говорить. Завтра возвращаюсь. Есть грандиозные новости. Приходи завтра же в офис. Обменяемся информацией, – и повесил трубку.
– Завтра так завтра, – в никуда ответил Шапошников и поспешил вернуться к работе.
На следующий день в офисе сыщика, как и в прошлый раз, собрались все друзья Павлова, Кармин и примкнувший к ним Шапошников.
– Я собрал вас, господа, – начал Сиваков, когда все удобно расселись, – чтобы сообщить… Вот не знаю, как сказать. Новость не то чтобы пренеприятнейшая, но скорее странная и уж точно неожиданная. Начну с самого начала. Прилетаю я в Омск, а там ребята из местного ГУВД мне уже полную раскладку подготовили. Домашний адрес Вишнякова, где учился, где лечился и так далее.
В первый же день я встретился с матерью нашего героя. Она знать ничего, конечно, не знает. Думает, что сын в Москве делает сногсшибательную карьеру, что собирается перевезти в ближайшее время и ее, и свою невесту, которая ждет не дождется встречи с ним. В последнее время он по телефону ей говорил, что даже, может, и не в Москве они будут жить, а у него мечта где-нибудь в Испании дом купить. Вот как денег наберет, сколько нужно для этого, так и заберет их туда. Мать необычайно благодарна за это его другу Евгению Заваляеву, а особенно его сестре Татьяне Заваляевой – именно к ее хорошему знакомому и отправился наш герой. Очень нахваливала ее мама Вишнякова. Такая работящая, такая целеустремленная, сколько в жизни всего добилась! Всю семью на себе тащит. Вот откуда что берется… Сестра ее, Вика, ну ведь совершенно никудышная бабенка, а Татьяна – как танк.
– Какая сестра? Еще и сестра? У нее же брат… – зашумели присутствующие.
– Брат братом, но, оказывается, есть еще и сестра. Я потом навел справки в школе, где они когда-то все учились, нашел кое-кого из бывших одноклассников. Так вот. Оказывается, у Заваляевой есть сестра-близнец. Отношения у них с детства были не очень сестринские, прямо скажем, враждебные. Татьяна терпеть не могла Викторию за то, что она, как та говорила, «ходила росомахой», не пользовалась косметикой и являла собой, можно сказать, истинное лицо Заваляевой. Те, кто видели ее сестру, любили задать вопрос Татьяне: «Это вы такая красивая или вы в гриме?» Ерунда, казалось бы, но пострадавшая из-за этого раздражалась жутко. Виктория хорошо училась, а эта за ее счет выплывала, списывала, использовала по полной программе. Причем чем больше использовала, тем больше ненавидела сестру. Пока Заваляева карьеру делала, Виктория окончила филфак и пошла работать в школу учительницей, немецкий язык преподавала.
– Так получается, их все-таки действительно две? – не выдержал Шапошников.
– Ну да, а что значит «действительно»? – удивился Сиваков.