– Тогда весело было. В моде были хиппи. Я был уже довольно богат. Не как сейчас, но все-таки. Как раз расстался со своей второй женой. Оставил ей студию в Нью-Йорке, а сам решил перебраться на юг. Примкнул к какой-то компании хиппи. Веселые ребята, девчонки, все гораздо моложе меня. Травка, таблеточки. Мы проехали от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса автостопом. Спали в палатках или прямо под открытым небом. И вот однажды, я тогда здорово надрался, просыпаюсь от того, что кто-то возится в моих штанах. Я думал, девчонка, которая рядом со мной спала. Расслабился, глаза закрыл. Потом уже заподозрил что-то, когда он джинсы с меня стянул. Я пошарил вокруг и наткнулся на его волосатую ногу.
Арсений нервно сглотнул. Только что съеденный кусочек нежной семги предательски пополз по пищеводу вверх.
– Сначала я хотел оттолкнуть его, но потом мне стало интересно. Интересно, понимаешь? Я не испытывал сексуального возбуждения. И я позволил ему стянуть с себя джинсы.
– Я понимаю, – быстро сказал Арсений, которому вовсе не хотелось, чтобы Коннорс вдавался в подробности.
– Не скажу, чтобы мне понравилось. Но я как-то по-другому на это посмотрел. И я решил, опять же для эксперимента, попробовать активную позицию. Это было в Калифорнии, уже с другим парнем. Собственно, он был трансвеститом. Поэтому отвращения у меня не возникло. И вот… я понял, что это ничуть не хуже, чем секс с женщиной. Я считаю, что быть бисексуальным современно. Через несколько лет вообще никто не будет обращать внимания на пол.
– А как же природа? Не зря она, наверное, предусмотрела… Мягко говоря, некоторые отличия?
– А что природа? Природа – это бог первобытных язычников. Современный человек давно научился с нею справляться… Предлагаю закончить этот бессмысленный философский треп. Ни к чему хорошему он не приведет.
– Это точно. – Арсений промокнул салфеткой губы, отодвинул бокал в сторону и выжидательно посмотрел на американца.
– Что ты смотришь на меня, как на врага? Сейчас мы поедем ко мне и покурим травки. Для начала. Не волнуйся, я не собираюсь тебя заставлять. Если не захочешь, уйдешь, и все.
«Ну да, а дома меня встретит влажно улыбающаяся Вероника, которая уверена, что в следующий четверг она станет главным конкурентом Наоми Кэмпбелл по критерию губастости. И что будет, если я скажу ей, что Наоми победила?»
Марк расплатился, оставив стодолларовую бумажку в качестве чаевых. Это произвело на Арсения неизгладимое впечатление – впрочем, скорее всего этот щедрый жест и был рассчитан именно на него. Возле ресторана Марка ждала машина с водителем, но он предложил прогуляться пешком. Они медленно шли по Садовому, а автомобиль бесшумно следовал за ними, точно дрессированный пес.
У Коннорса была двухэтажная квартира – шикарная, но какая-то необжитая. Он признался, что бывает здесь редко. Ему больше по душе отели – Марк живет то в «Метрополе», то в «Балчуге», а квартира простаивает. В самой большой комнате, которая, видимо, играла роль гостиной, вообще не было мебели. На полу – пушистый светло-розовый ковер, будто бы украденный из домика для Барби.
– Садись. – Марк прикоснулся к серебристому пульту, вмонтированному прямо в стену, и Элвис Пресли проникновенно запел «Love me tender». – Люблю Пресли. Садись прямо на пол, здесь чисто.
Арсений уселся по-турецки, осторожно поглядывая на хозяина квартиры. Каков любимый сексуальный сценарий Коннорса? Набросится ли он на Арсения прямо сейчас или подождет, пока гость расслабится?
Скорее всего второе.
– Ты травку предпочитаешь или гашиш?
– А у вас здесь что, целый арсенал?
– Ты против?
– Вообще-то не употребляю.
– Вот ты, значит, какой положительный… Вино, коктейль?
– Ничего.
«Господи, веду себя как дурак. Раз уж пришел, надо быть решительнее. Этот извращенец ведь ни в чем не виноват. Виноват только в том, что у него денег до фига, а у меня нету. Виноват в том, что Вероника дура. Виноват в том, что я дурак».
– Спасибо, Марк, но мне ничего не надо. Где здесь душ?
– Что, решил перехватить инициативу? – усмехнулся Коннорс. – Идем, я тебе покажу.
Ванная Марка напоминала космический корабль. Серебристые стены, зеркала в полный рост. Одно из зеркал было кривым, как в цирковой комнате смеха. Наверное, дизайнер был шизофреником, подумал Арсений, разглядывая свое отразившееся непропорционально большое лицо – каждая морщинка на виду в кривом зеркале, каждая складочка. Кривые краны, привинченный к стене телефонный аппарат.
– Нравится? – спросил Марк.
– Нравится, – соврал Арсений.
– А вот мне нравишься ты. – Сдавленный шепот теплым ветерком прошелестел по затылку Арсения. Руки в пигментных пятнах крепко обхватили его за талию. Теплые твердые губы заскользили по его шее вниз. Арсений закрыл глаза и облокотился о столик, на котором в идеальном порядке были разложены бритвенные принадлежности. Нетерпеливые пальцы торопливо расстегивали ремень на его брюках. – Ты самый лучший. – Гортанный шепот переместился с затылка на спину, влажные поцелуи вдоль позвоночника заставляли Арсения кривиться от отвращения.
«Лишь бы меня не вырвало! – думал он. – Зачем я столько съел на ужин, знал ведь, чем все закончится!»
А закончилось все быстрее, чем он мог надеяться. Видимо, Коннорс в тот вечер был слишком пьян, чтобы с медлительностью гурмана растягивать сексуальные упражнения. Острая боль, несколько коротких резких движений, теплая щекотная струйка бежит вниз по ногам Арсения.
Это все.
– Это все, дарлинг, – шепчет Марк. – Ты чудесный, чудесный, ты самый лучший.
Арсений надевает джинсы и тут же жалеет об этом – надо было сначала принять душ. Теперь новые джинсы будут пахнуть чужой спермой. Хотя какая разница – все равно он больше никогда не наденет их.
– Тебе было хорошо?
Интересно, он всерьез или издевается?
– Хорошо.
– Надеюсь, что это не в последний раз. «И не надейся!»
– Да.
– Ты не останешься на ночь? Мы могли бы позавтракать в «Национале». Там превосходные блинчики по утрам.
– Нет, меня ждут, я же говорил…
– Не надо оправдываться. – Марк потрепал его по щеке. – Идем, я провожу тебя до двери.
В прихожей Марк всунул ему в ладонь внушительную пачку денег – Арсений не стал пересчитывать гонорар при нем. Хотя мелькнула у него мысль, что надо бы проверить – а вдруг в пачке нет полутора тысяч? Вероника не простит, и тогда Арсению придется прийти в эту странную неуютную квартиру еще раз.
– Пока, дарлинг. Ты оставишь мне свой телефон?
– Я редко бываю дома, а мобильного у меня нет. Я сам тебе позвоню. – Арсений заставил себя улыбнуться.
В подъезде, между вторым и первым этажом, он все-таки притормозил, чтобы пересчитать деньги. Если что-то не так, еще не поздно вернуться и потребовать доплаты. В пачке были сплошь стодолларовые купюры. Десять, двадцать, тридцать… Арсений глазам своим не верил. Сорок, пятьдесят… Пять тысяч долларов. Пять штук!
Он получил пять штук за несколько минут, проведенных в «космической» ванной. Но такого не может быть… Может, Коннорс ошибся… Может, сейчас он заметит ошибку и бросится Арсения догонять?
Ну уж нет. Если старый гомик и просчитался, то это полностью его вина. Арсений ни при чем. Никто ничего уже не сможет доказать.
Арсений спрятал деньги в карман и стремглав бросился по лестнице вниз.
Пять тысяч долларов! Пять тысяч! Шальные деньги, легкие, они жгли ему карман. Арсений заболел магазиноманией – ему хотелось покупать, не купить, а именно покупать, миллион приятных мелочей, хотелось кутить, шиковать, швырять деньгами, завтракать в ресторанах, оставлять такие чаевые, чтобы официантки недоверчиво улыбались и провожали его до самой двери. Как и все внезапно разбогатевшие маргинальные личности, он переоценил собственный бюджет. Ему казалось, что он может купить все.
Полторы тысячи он сразу отдал Веронике. Пусть у нее будут новые модные губы, если ей так хочется.
– Милый! Спасибо! – Она, очевидно, до последнего момента не верила, что у него действительно получится.
Почему-то Арсению казалось, что она с мазохистским упрямством ждет, когда же он, виновато опустив глаза, объявит, что денег не будет. И тогда она заплачет, потом соберет его вещи в большую спортивную сумку, и это будет финал. Арсений уйдет искать другую квартиру или другую девушку с квартирой, а она останется в тонкогубом своем одиночестве – это было бы и хорошо, и плохо. Плохо – понятно почему, а хорошо – потому что иногда приятно почувствовать себя несправедливо обиженной жертвой.
– Не за что. Если тебе понадобится новая грудь, только скажи! – пошло пошутил Арсений.
Вероника, будучи слегка закомплексованной красавицей, меткого юмора не оценила.
– Что ты хочешь этим сказать? Тебе не нравится моя грудь?
– Мне и губы твои нравятся, – нашелся он. – Потому что мне нравишься ты. И будешь нравиться, даже если превратишься в Майкла Джексона послеоперационного периода.
