В конце концов огорчение Кити стало невыносимым. Чувствуя, что я должен это сделать, я окликнул его и предложил присоединиться к нам. Он неуклюже отложил «Нинтендо» и, подойдя к нам, сразу же начал извиняться за сложившуюся ситуацию, виновником которой считал себя. Все мы тут же дружно запротестовали, но это не прибавило ему настроения. Он сказал нам, что сам разговаривал с Сэл, уверяя, что не возражает против того, чтобы остаться на огороде, но его старания ни к чему не привели. Теперь разговор, по крайней мере, затронул тему, которая заставила Кити немного отвлечься от своих переживаний, ведь речь зашла об основной причине смены работы.
— Возможно, — предположила Франсуаза, — на острове что-то происходит. Что-то связанное с владельцами полей.
Кити невнятно забормотал, соглашаясь с ней, но тут вмешался Грегорио:
— Наверное, таиландцы хотят разбить поля и в этой части острова. Это серьезная проблема. Но зачем Джеду нужен напарник? Будь у него даже десять или пятьдесят товарищей, он все равно не сможет остановить таиландцев. Какая разница?
— Кто-нибудь хоть раз разговаривал с таиландцами? — спросил Этьен.
Грегорио покачал головой:
— Даффи говорил с ними, когда старожилы впервые появились на острове, а больше никто. По его словам, они уже знали о том, что мы находимся здесь, но им было наплевать на нас, лишь бы мы не покидали пределов лагуны. С тех пор больше не было контактов.
— Может быть, они рассердились, что Джед ворует травку? — предположил я.
— Может быть, но это ничего не меняет. Рассердились они или нет, при чем тут напарник Джеда?
— Так в чем же тогда дело?
Грегорио взглянул на свои руки, а затем снова на меня:
— Не знаю, Ричард… Я не знаю.
Мы проболтали до самой ночи, но наш разговор вертелся по кругу. Кроме Джеда или Сэл, никто не мог ответить на наши вопросы, но когда мы собрались лечь спать, Джед еще не вернулся, а у Сэл никто ничего не хотел выяснять. В ту ночь я часа два не мог заснуть. Мне мешали мысли, столь же необычные, как и весь остаток минувшего дня. Впервые после своего появления на пляже я принялся думать о доме, я почти желал вернуться. Я не хотел покидать пляж навсегда: мне хотелось лишь повидаться с несколькими важными для меня людьми и дать им знать, что я жив и со мной все в порядке. В первую очередь я бы повидался со своими близкими и с некоторыми друзьями.
Возможно, причиной этого был разговор с Франсуазой и последовавшие за ним обескураживающие события. Мысль о родителях застряла где-то на задворках моего мозга и никак не поддавалась магическому действию амнезии, свойственной пляжу.
— Привет, — произнес вдруг чей-то голос. Я обернулся. Позади меня в воротах дома стоял маленький мальчик. Он улыбнулся и направился по тротуару ко мне. — Хочешь пить?
Я тупо уставился на него. Мистер Дак был светловолосым и довольно упитанным мальчиком. Я удивился, что этот откормленный ребенок со временем превратился в тощего типа, которого я встретил на улице Кхаосан.
— Это ведь ты, да? — спросил я, чтобы развеять сомнения.
— Это я. — Он вытянул свои пухлые руки и похлопал меня по плечам. — Хочешь пить?
— Ну, вообще-то… — Я провел рукой по горлу. — А что у тебя есть?
— «Рибена» или вода.
— Давай воду.
— Хорошо. Подожди меня здесь.
Мистер Дан вошел в дом, слегка припадая на одну ногу, как утка. Интересно, не из-за этого ли он получил свое прозвище? Через минуту он вышел обратно с чашкой в руках.
— Боюсь, она недостаточно холодная. Холодную долго ждать.
— Да брось ты!
Он протянул мне чашку и пристально наблюдал, как я пью.
— Все в порядке? Может, нужно льда?
— Нет, отлично.
— Я могу принести тебе льда.
— Не нужно… — Я выпил чашку до дна. — Это как раз то, что надо.
— Замечательно. — Он широко улыбнулся. — Хочешь взглянуть на мою комнату?
Спальня мистера Дака во многом походила на мою в детстве — наваленная кучами одежда, плакаты с загнутыми уголками на стенах, мятое пуховое одеяло в ногах кровати, видавшие виды игрушечные машинки «Мэтчбокс» на полках, стеклянные шарики и солдатики повсюду. Главное ее отличие от моей спальни заключалось в том, что я делил комнату с младшим братом, поэтому беспорядка у нас было в два раза больше.
В середине комнаты на полу лежала развалившаяся стопка комиксов о Тинтине и Астериксе.
— Черт, — увидев их, восхищенно сказал я, — неплохое собрание.
Глаза мистера Дака широко раскрылись. Затем он подбежал к двери спальни и боязливо выглянул наружу.
— Ричард, — прошипел он, оборачиваясь ко мне с назидательно поднятым пальцем. — Ты не должен так говорить!
— О чем это ты, черт возьми?
Его маленькое личико стало пунцовым, и он взмахнул руками:
— Тс-с… Тебя могут услышать!
— Но…
— Никаких «но»! — он понизил голос до шепота. — За ругань в этом доме берут штраф в два пенса!
— А… Хорошо. Я больше не буду.
— Ладно, — с серьезным видом сказал он. — Я должен был взять с тебя деньги, но ты не знал о правиле, поэтому оставим это.
— Спасибо. — Я подошел к валявшимся на полу комиксам и поднял один из них.
«Сигары Фараона».
— Тебе нравится Тинтин, да?
— Я обожаю Тинтина! А ты? У меня есть все комиксы «Тинтин», кроме одного.
— А у меня ни одного.
— Даже «Голубого лотоса»?
— Только на французском.
— Точно! Вот почему у меня его нет. Меня это просто бесит.
— Нужно, чтобы кто-нибудь пролистал его с тобой. Мне помогла мама. Неплохая вещь.
Мистер Дак пожал плечами:
— Моя мама не знает французского.
— Понятно…
— А тебе что больше всего нравится?
— Ха… Сложный вопрос. — Я секунду-другую обдумывал ответ. — Только не «Тинтин в Америке».
— Конечно, нет. И не «Изумруд Кастафьоре».
— Нет… Наверное, «Тинтин в Тибете». Или «Краб с золотыми клешнями». Не могу выбрать.
— А мне знаешь что больше всего нравится?
— Что?
— «Пленники солнца».
Я кивнул:
— Хороший выбор.
— Да. А знаешь, что еще мне нравится?
— Ну.
Мистер Дак подошел к своей кровати, нагнулся и пошарил под ней. Из-под нее он вытащил большую книгу в красном переплете с золотым тиснением. На ней было написано: «Тайм. Десять лет в фотографиях: 1960–1970».
— Это книга отца, — беззаботно сказал он и кивнул мне, приглашая сесть рядом. — Вообще-то мне даже не разрешают держать ее в своей комнате. Знаешь почему?
— Почему?
— В этой книге… — он сделал театральную паузу и добавил: — здесь есть фотография девочки.
Я фыркнул:
— Ну и что?
— Голой девочки.
— Голой?
— Хочешь посмотреть?
— Конечно.
— О'кей… Сейчас. — Мистер Дак начал перелистывать страницы. — Она где-то там, в середине… Ага! Нашел!
Я взял у него альбом и положил его себе на колени.
Девочка была действительно абсолютно голой. Ей, наверное, было лет десять-двенадцать. Она бежала по проселочной дороге.
Мистер Дак наклонился ко мне и придвинулся к самому моему уху:
— Можно разглядеть все, — возбужденно прошептал он.
— Так оно и есть, — согласился я.
— Все! Все ее титьки! — Он захихикал и прикрыл рот руками. — Все!
— Да, — сказал я, но неожиданно что-то показалось мне не так. Что-то непонятное было в этой фотографии.
Я обратил внимание, что прилегающие к дороге поля были какие-то странные и плоские. Затем я заметил несколько смутно различимых домов на заднем плане, которые были как будто в дыму. Девочка плакала. Она бежала, рассставив руки в стороны, вместе с другими детьми. Несколько солдат безразлично наблюдали за ними.
Я нахмурился. Я смотрел то на девочку, то на солдат, то снова на девочку, как будто мои глаза не знали, на кого смотреть. Я не понимал, что они видят.
— Черт, — пробормотал я и громко захлопнул книгу.
Мистер Дак привстал.
— Ну уж извини, Рич, — сказал он. — Я тебя предупреждал — не ругаться. На этот раз тебе придется раскошелиться.
Глаза у Джеда были расставлены немного шире, чем у меня, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы навести резкость, и только тогда вместо двух неясно очерченных кругов я увидел один отчетливый круг. Потом еще пришлось, опираясь на локти, долго вглядываться в море, так как при малейшем движении картина смещалась примерно на полтора километра в сторону. Несколько секунд я искал полоску песка и растущие в ряд зеленые пальмы, а найдя, едва ли не сразу наткнулся на пять знакомых фигур. Они были там же, где и вчера утром, а также почти каждое утро за прошедшие девять дней. Только четыре дня назад на пляже никого не оказалось. Мы немножко забеспокоились, но они снова появились из-за деревьев часа через два.
