— Киев где?
С ментами всех наций нужно говорить только коротко, по существу, там каждая минута больших денег стоит.
— А почему вы проехали на красный?
— Как на красный? На зеленый.
— Как на зеленый? На кра-асный!
— На зеленый, на зеленый! Я перед поездкой к окулисту ходил, специально. На зеленый. Он до сих пор мигает.
— Странно! Там зеленый, и там зеленый. А где же красный?
Это мент уже сам с собой заговорил. А это самое страшное: обычно перед большим штрафом.
— А шо у вас, в Германии, светофоров нету?
— Есть, но они исправные.
— Ну, бог с ними, со светофорами! А че вы тогда из правого ряда повернули налево?
— Так нет же никаких рядов!
— О, пан ошибается! Он должен был мысленно разделить дорогу на полосы и как бы перестроиться влево, потом как бы повернуть налево.
А я никогда не ошибаюсь! Я не мент, я-то это точно знаю.
— Так я и повернул налево. Короче, командир…
— Нет, вы не так повернули. А коли короче, это стоит от десяти до семнадцати гривен.
— А сколько с меня?
— Если без спору, десять.
— А есть смысл спорить?
— Нет!
— Так на тебе десять гривен и говори скорей дорогу на Киев. Будем считать, командир, что я тебе заплатил за информацию.
По дороге на Житомир у меня лопнуло первое колесо, не выдержало напряжения. Колесо не человек, оно долго терпеть не может. Я иду на пятой, а скорость все меньше, и полетели перед лобовым стеклом лохмотья. Все, начинается дурдом… Я останавливаюсь, а недалеко от меня другой мужик останавливается, вроде помочь мне хочет. Нет, блин, не хочет. Что-то подбирает на дороге и уезжает. И хрен с ним.
Колесо я поменял, стал искать колпак от лопнувшего. Нет колпака. Дорога сожрала, сгорел. Тут я вспомнил того мужика и сразу сообразил, что это он колпак прикоммуниздил. А что же он мне об этом не сказал? Радостью не поделился? Наконец дошло: я ж не в Германии. На Украине радостью ни с кем, окромя покойников, не делятся.
Около Киева везде норовят тебе стекла протереть и обязательно сурово требуют:
— Подайте на чай!
Попробуй не подай! Я пригазнул, чтоб от них оторваться, когда — раз! — мент. Сначала посмотрел на номера, долго смотрел, расшифровывал.
— Так! По-русски понимаете?
Киваю.
Он, чурка, открывает мою копию прав:
— О! Игорь! Значит, понимаете.
— Да понимаю, понимаю.
— Ну, тогда шо будем робыть, пан? Скорость-то превышена аж на три километра!
— Командир! А что ты предлагаешь робыть?
— Ну, йдить до старшого.
А старшой сидит в машине, сопли жует: у него приемные часы.
— О, я вас уже добрэ знаю! В прошлом годи штрафовал. Помните — летом? Я как раз на следующий день в отпуск уходил, вы меня сильно выручили. А отпускные мне только после отпуска выдали, к концу года.
— Короче, командир, еще короче! А гривен у меня совсем нет.
— Это плохо.
— А вы мне марки не поменяете?
— Я вам не обменный пункт.
Обиделся. Губы поджал. Националист хренов.
— А марками возьмешь? Кстати, сколько с меня?
— А шо, рази сержант вам не сказал? Степан, скилькы мы с него визьмэм?
— Ну, десять гривен, напрыклад.
— Тогда, — говорю, — с десяти марок десять гривен сдачи.
— Со сдачею у нас полный порядок. Мы всегда придем вам на выручку, если у вас, конечно, будет выручка! Ха-ха!
— А талончик?
— Зачем вам, пан, талончик?
— Нужен!
— Так вы знаете, я могу, конечно, вам сейчас этот талончик выписать. Так нужен вам талончик? Или уже не нужен?
— Нужен!
Он выписывает талончик, недоволен, разочарован. Тоже мне, блин, клиент из Германии, а туда же: талончик!
— Вот! Дальше нашего брата нету, но если остановят, скажите, что мы уже у вас все взяли.
— А им-то что за дело? У них свои семьи.
— Ну так, пан, для профилактики. Вдруг подействует.
Я уже повеселел. Это круче, чем по французскому автобану ехать: там раз заплатил — и до конца, а здесь на каждом километре. Но менты украинские мне понравились, куда до них французским или немецким. Тех вообще на сотни миль вокруг ни одного не встретишь, хоть сам себя штрафуй, а здесь фантазия играет, как старое пиво. Или молодое? Один хрен!
Указателей ограничения скорости нет, а штрафы за превышение есть. Мне менты даже анекдот рассказали, вместо сдачи, когда штраф выписывали, в другом месте.
Приходит к начальнику ГАИ сержант:
— Товарищ майор! У меня сын родился, тудыть-сюдыть! Надо бы помочь!
— Ладно, возьми из кассы сто гривен.
— Товарищ подполковник! Сын-первенец, надо бы хорошо отметить.
— Добро — двести.
— Товарищ полковник! Первый сын, такой карапуз, мать хочет вашим именем назвать, Вахромеем!
— Да ну? Тогда бери ключи от оружейки, там знак «Остановка запрещена» — поставь его где хочешь!
Они исхитрились так: наваривают на обод колеса знак «не более сорока километров». И переносят его с места на место. Днем этого знака нет, чтоб водилы не привыкали, а вечером ставится. Они за вечер только на этом знаке такие бабки наваривают! Все менты на Украине ком… ме… ме… рцили… зовались.
Пошел я в Киеве валюту в банк менять. У них же там за приличные деньги типа марок ничего не купишь, только за древнерусские гривны. Они к ним сами никак не привыкнут. Я себя спрашиваю:
— Рыжий! Ты шо, будешь менять свои кровно полученные марки на эти гривны в каком-то вшивом ларьке или, упаси боже, с рук? Верно! В самом шикарном банке Киева. Где я их уже не менял: в Голландии, во Франции — везде почет и уважение.
Захожу в самый шикарный украинский банк, в чем есть, в том и захожу, в чем в Германии ходят: в потертых джинсах и в футболке пятьдесят шестого размера. Крутизна! Стоит охранник, здоровенный лентяй с пособием от фирмы.
— Вам чего тут?
— Деньги разменять.
— Сколько?
— Ну, сто марок.
И иду себе дальше, а он вслед кричит:
— Мужчина! Стойте! Туда нельзя! Я сам вам все поменяю.
— А по какому курсу?
Я быстренько ситуацию прокручиваю: вдруг подстава, а это восьмидесятая статья УК Украины: незаконные валютные операции. А тот шуцман уже и пачку достал своих украинских фантиков. Ну, поменял! Я пересчитал: вроде все честно. Только… он мне почему-то на пятьдесят гривен больше дал. Малограмотный? Или сечет? Я ему подмигиваю:
— Вы ошиблись.
— Ой! Спасибо! Я вам так благодарен. А сотку, пан?
Вот это да! Так он еще и сто марок взять забыл! Обменщик!
За что меня остановили возле границы, я даже узнавать не стал, а они и не сказали. Мент сказал только, что это — ЭТО! — будет стоить двенадцать гривен.
— Они ж вам, пан, все одно уже не нужны — граница скоро.
Насобирал я ему эти гривны и держу в кулаке. Он мне целую пачку квитанций выдал:
— Я не могу вам на всю сумму одну квитанцию дать, у меня все штрафы на три или четыре гривны, а у вас аж на двенадцать! Сами понимаете!
Я у него там расписался и собираюсь ехать.
— Пан! А деньги?
— Разве я вам не дал?
— Не дали, пан, — и глаза такие молящие, — посмотрите, пожалуйста, у себя в карманах. Не дали, пан, квитанции я вам дал, а денег вы мне не дали.
Я ему, раздолбаю, все отдал, а он мне снова жалуется:
— А здесь на одну гривну меньше.
— Да нет у меня больше гривен! На тебе квитанцию на одну гривну назад.
— Спасибо, пан!
Ну, снова таможня. Позади Родина-мать, впереди чужбина. Скорее бы на чужбину: залюбила меня батькивщына до смерти.
Въезжаю в пограничную зону. Тут где-то должен стоять мент с бумажкой для меня, что я в эту зону въехал, а его нет. Ну нет мента! Наконец появляется, смурной такой, оттянутый. Я ему говорю:
— А я вас, между прочим, тут жду.
— Не зима! Давайте права.
Я ему все свои бумажки отдал. Жалко, что ли? Откуда я знаю, что он имеет в виду? Он находит мои штрафные квитанции — ну те, по две-три гривны.
— А это — шо?
— Да штрафы. Не права же.
— А мне вы десять гривен дадите?
— А вам за что?
— Пойдемте. Видите знак «Остановка запрещена!»?
Я уже не спорил.
— Короче, сколько?
— Ну, хоть десять гривен…
— Послушай, командир, а тебе жить здесь не грустно? Гривни эти собирать не тошно?
Он печально улыбается:
— Родина!.. А теперь вам надо за въезд в погранзону двадцать долларов заплатить.
— Слушай, Родина! А почему на соседней заставе, когда я въезжал, всего десять гривен взяли?
— Там вас сколько ехало?
— Один.
— А здесь?
— Тоже один.
— Во! Так ведь у вас же автобус.
— И там был автобус.
— А там какой автобус?
— Та точно такой же!
— Ну, значит, у нас расценки другие.
— Но почему?
— А у нас — большая таможня! Хотите — ехайте, не хотите — не ехайте!
