Темноволосой Тиане, труженице публичного дома «Ди Анджело», не пришлось ничего объяснять. На родине она уже привыкла к экстравагантным выходкам колумбийских партизан, которые утверждают, что не торгуют кокаином, умудряясь обменивать его на оружие. Верно, они же не торгуют, а меняются…
И здесь, в Каракасе, повсюду были дерзкие «чиканос» из гетто, а на улицах постреливали друг в друга городские партизаны-активисты из «Тупамарос» и конкурирующей «Бандера Рохос». Возможно, поэтому Тиана не оказывала сопротивления и не кричала, взывая о помощи случайных прохожих. Такое поведение могло оказаться контрпродуктивным, подтолкнув террористов к насильственным действиям. Она понятия не имела о «мюнхенском синдроме», но вела себя на редкость спокойно.
Тиана и впрямь не испытывала страха. Она восприняла свое пленение как очередное приключение. Однажды в ее родной Колумбии партизаны выкрали женщину-кандидата в президенты. Ее бойфрэнд рассказывал, что в плену мадам не знает нужды. Да, она до сих пор в заложницах. Но зато стала звездой…
Красивые девушки везде одинаковые. Сначала они думают о карьере и удовольствии, и только потом о безопасности… Конечно же, я не имею ввиду, безопасный секс.
— Я взял его, — сообщил кавказец своему напарнику по мобильнику, приказав нам следовать к проезжей части, — И давай без глупостей, а то пришью обоих.
Спустя несколько минут мы с Тианой расположились на заднем сидении «Линкольна-Навигатора», за рулем которого сидел мордоворот с рубцом на пол-лица. Джип уносил нас на предельной скорости. В глазах засвербило от мелькающих рекламных постеров и дорожных знаков. Уже стемнело. Внедорожник двигался в направлении западной части Каракаса, пренебрегая светофорами.
— Давай сразу о деле. Ты знаешь, зачем мы приехали? — не стал тянуть кота за хвост бугай с отметиной, — Правильно, за деньгами. Где деньги, которые ты украл? Только хорошенько подумай, прежде чем ответишь на мой вопрос. От этого ответа целиком и полностью зависит твоя жизнь и судьба твоей подружки.
Я был не расстрелян сразу только из-за того, что являлся единственной ниточкой, которая могла привести к миллионам Гараева. Откуда им знать, что я не имею ни малейшего представления, где теперь эти чертовы деньги. Валико забрал эту тайну с собой в могилу. Если хотят что-то узнать — пусть отправляются туда же!
— Деньги в «Меркантил банке»… — осенило меня в присутствии очаровательного, но обманутого вкладчика, — Они в депозитарии. — Солгав таким образом, я рассчитывал еще хоть какое-то время оставаться живым и невредимым.
— Меркантил банк… — закивала Тиана словно в подтверждение моих слов.
— Утром ты отдашь нам деньги! — бросил Шрам, не оборачиваясь, словно плюнул через плечо, — И останешься жив. Вторая фраза прозвучала неубедительно и больше походила на приговор.
Застенки, в которых оказались я и колумбийка, были мрачнее ночи и находились в неосвещенной части «барриас», где лаяли голодные псы и ревели мотоциклисты. Собаки и байкеры угомонились почти одновременно, но только под утро.
Стресс не давал уснуть, а теснота кушетки не позволяла сосредоточиться. Соседка по неудобному лежбищу взывала к мужскому подвигу всем своим сногсшибательным видом, но страх перед завтрашним днем убивал робкие поползновения хотя бы на несколько минут превратиться в мачо. Еще и этот бесноватый и монотонный гангста-рэп с вкраплениями реггетона. Владельцы сданной на ночь лачуги без удобств и водопровода не собирались обделять себя еще и в меломанских удовольствиях. Всю ночь напролет они отмечали какой-то праздник на верхнем этаже скворечника, наспех оборудованного под жилище. Как поведала Тиана, неприхотливые хозяева хижины были фанатами групп «Vagos y Maleantes» и «Area 23».
Она почему-то обрадовалась этой «музыке», и сказала, что здесь с ними ничего плохого не случится, так как они в «хорошем» квартале. Что бы это значило? Будучи далек от гражданского противостояния в Венесуэле, я ничего не понял. Но исполнил свой не совсем нравственный, учитывая наличие у нее бойфрэнда, долг перед красоткой. Не очень уверенно и не совсем академично, но все же исполнил.
…Прошедшую ночь можно было назвать ночью любви лишь с натяжкой. Думаю, для девушек-латино секс уже давно не таинство влюбленных. Да и я не только что родился, чтобы воспринимать интимные победы и поражения близко к сердцу. Ни одна, даже самая длинная ночь, не может быть длиннее целой жизни. Как целая жизнь не может быть больше вечности.
Наши тюремщики обсуждали свои действия на завтра и… завидовали нам.
— Нормально они там устроились. — представлял себя на моем месте чеченец Аслан, — Я и предположить не мог, что хлев может стать комнатой шалостей.
— Пусть понежатся напоследок, — заключил Шрам, — Как только получим деньги, избавимся от обоих. — Далее он изложил свой план, — Я так понял, деньги хранятся в ее ячейке. Пойдешь с ней. В банке откроешь свой сейф и войдешь в депозитарий вместе с шлюшкой. Клеркам скажешь, что у вас сделка, типа камушки ей продаешь. Деньги прямо там пересчитай. А этого кекса я для страховки подержу в машине. Потом утопим птенчиков в реке Ориноко — туристы часто опрокидываются на каноэ, и дело с концом. Как говорят итальяшки — устроим им причастие, уберем без помпы и нарочитого публичного эффекта. Согласен?
— Я и не знал, что здесь дебаты…
Утром я был не выспавшимся, но бодрым. Нас затолкали в машину и повезли в банк. В «Меркантил банк». За деньгами, которых там не было. Хотя полная правда заключалась в том, что из нас двоих деньги там хранила только Тиана. Но вряд ли я хотел, чтобы девушка платила по счетам едва не сконфузившегося псевдо-мачо. К тому же, речь шла о несколько иной сумме…
Уго Чавес даже не пытался дистанцироваться от городских партизан из союза «Тупамарос» — молодых и амбициозных выходцев из бедных кварталов. Не скрывал он и своей симпатии к колумбийским повстанцам. Это было взаимно. Обойтись без тех, и других он пока не мог. Не позволяло брожение в обществе, подогреваемое, как водится, извне… Партизаны были его реальными и действующими союзниками.
Не следует подавлять инакомыслие силами регулярной армии, умные правители используют для этих целей народные массы. Организованные, ангажированные, иногда вооруженные по собственной инициативе. Волонтеры от общества, искренние и убежденные патриоты, сами разгонят толпу несогласных — по велению сердца, по зову убеждений, на благо власти и сохранения целостности государства.
Североамериканские Соединенные Штаты, окрестившие Чавеса диктатором и демоном, совсем близко. Агрессивный сосед колумбийский лидер Урибе ждет от Вашингтона отмашки на интервенцию сопредельных государств. Лишенные собственности олигархи, под контролем которых все еще находятся не только СМИ, но и некоторые алькальды,[27] всегда готовы поменять свой патриотизм на свои миллионы.
Возможно, наступит время, когда власти Венесуэлы поступят с боевиками из «Тупамарос» и их одиозными вождями так же, как российские власти с движением «Наши». Когда нужда в разгоряченной толпе исчерпана, националистическая карта разыграна, а революционные методы политической борьбы начинают грозить стабильности не меньше оппозиции, лидерам прикормленных движений дают должности. Потерявшие функционеров партии быстро хиреют.
Так было во все времена. Сделавший карьеру на революции Наполеон, став первым консулом, посчитал своими главными врагами вовсе не «роялистов», а своих временных союзников «якобинцев». Ленин после победы революции в России расправился с эсерами, Сталин отправил в «одесскую ссылку» даже маршала Победы Жукова, приревновал его популярности в народе. Государство не терпит двоевластия и анархии. Ведь оно должно защищать власть, привилегии и, конечно, собственность.
Что, кроме силы, нужно для того, чтобы уничтожить бывших союзников-потенциальных конкурентов? Мозги и решимость. В какой-то степени цинизм и беспринципность. И в довершение — щепотка страха. Надо просто быть обычным политиком. Не убежденным революционером, не просто хорошим человеком, а самым обычным политиком.
Гипертрофированная форма обычного политика — людоедство. Большинство революционеров превратилось в диктаторов. Выходит, не сможет предать тех, кто поддержал в самые трудные дни, кто верил и надеялся, только истинный революционер или просто хороший Человек. Человек, далекий от расовых предрассудков и националистических стереотипов, человек, способный повторить чудо Фиделя и сконструировать гордую нацию из почти животного сброда. Который сможет подарить достоинство выходцу из гетто, такому же бедняку, как он сам. Не испортиться под воздействием славы и власти, денег и женщин… Который скорее умрет, чем предаст. Таков ли Чавес? Может быть, наконец, наступили времена, когда рушатся концепции Макиавелли о двоевластии, и мир скоро увидит, что эффективный политик может оставаться хорошим человеком? История покажет, опровергнет или оправдает…
