Он не сводил глаз со свекра.
Черных, слегка раскосых глаз.
Что-то изменилось в лице моего свекра.
То ли он помолодел лет на пятнадцать.
То ли состарился за эти несколько минут.
Они были знакомы.
Около ворот «Эдема» мне никто ничего не стал объяснять.
***
Позвонила Катя.
Я рассказала ей о событиях прошедшей ночи.
Боевик с погоней. И с хеппи-эндом.
Катя вяло комментировала.
— Антона не выпускают, — сказала она невпопад, когда я стала высказывать свои предположения о дальнейшей судьбе Сайда.
Занятая своими делами, я совершенно забыла об Антоне.
Люди сначала эгоисты, а уже потом — друзья.
— Как не выпускают? Адвокат же сказал…
— Не знаю. Говорит, там какие-то сложности.
— Что же делать, Кать?
— Не знаю.
Я сидела совершенно обескураженная. Антон в милиции. Безжизненный Катин голос.
Слишком много всего свалилось на меня в последнее время.
Позвонил Рома.
Мы договорились увидеться на следующий день.
Я соскучилась по Артему.
Я хочу, чтобы мне вернули сына.
***
Я проснулась знаменитой.
Меня разбудил телефонный звонок журналистки из «7 Дней». Ей срочно понадобилось интервью со мной. Обо мне. Ну, и о моем агентстве.
Мы встретились одновременно: я, Рома и журналистка. В Смоленском пассаже, в пиццерии.
Пусть Рома знает наших.
Журналистка оказалась бойкой, улыбчивой, с длинными руками и очень длинным носом.
С проблемой лишнего веса она если и боролась, то безуспешно. Волосы были покрашены в белый цвет, вероятно, потому, что белый, говорят, освежает. Ей было давно около сорока. Она пришла в короткой юбке.
Большую часть вопросов она задавала Роме.
Мне хотелось пнуть ее под столом ногой. Рома улыбался и поглядывал на часы.
— А вы не боитесь своей жены? — спросила журналистка Рому. — С ее боевыми девушками? С ее боевым характером?
— Боюсь. Но вы скажите, как мне лучше ответить, чтобы это было интересно вашим читательницам?
Она пошевелила ногами, как мне показалось, для того, чтобы юбка слегка приподнялась.
— Читателям будет приятно прочитать о том, как вы ее любите, и о том, что дома она совсем другая — хорошая хозяйка, добрая мать и любящая жена.
Рома отвратительно усмехнулся.
— Это как раз ее портрет. Я бы не смог сказать лучше.
Я глупо улыбалась. Попросила официанта принести мне вина.
Журналистка уехала, оставив на столе перед каждым из нас по визитной карточке.
Позвонила Катя. Попросила меня связаться с адвокатом Антона.
— Я не понимаю его намеков, Никит. Может, он денег еще хочет? Почему тогда сразу не сказать об этом?
— Я позвоню ему, Кать, не волнуйся. — Я думала о том, как выгляжу со стороны. Со стороны Ромы: такая милая заботливая подруга. Отлично. — Я все узнаю, и все, что возможно, сделаю. Все будет хорошо, я уверена.
Рома не спросил, в чем дело. Я рассказала сама.
Рома скептически пожал плечами. Как будто кто-то из моих друзей объелся черносливом.
Я постаралась не обращать на это внимания. Роме всегда не нравилась моя компания. Ну и ладно.
Главное — вот он, Рома. Мой муж. Насмешливые голубые глаза, вечная полуулыбка. Тщательно подобранный галстук и безукоризненно выглаженная рубашка. Ленивая развязность маменькиного сынка и продуманное равнодушие уверенного в себе мужчины.
Даже трудно представить, что когда-то он целую ночь простоял под моими окнами.
Официантка забрала тарелки и поставила перед Ромой белую чашку с дымящимся капучино.
Я обратила внимание на ключи, которые Рома по привычке бросил на стол.
— У тебя новая машина? — спросила я так, словно не было ничего страшного в том, что у моего мужа новая машина, а я не узнала об этом первая.
— Да, — Рома довольно улыбнулся, — Maserati.
Я почувствовала себя девушкой, за столик к которой подсел миллионер. Чужой и красивый.
Надо что-то делать. Что-то такое, чтобы он понял: он никакой не миллионер, а я не девушка.
Он — Рома, а я его жена. Его обожаемая жена.
Которая может делать что хочет. Например, сказать: «Мазерати?» Отлично, только ездить на ней буду я. Хорошо, Ром?"
— Кстати, я повысил тебе лимит на карточке.
Рома сообщил мне об этом небрежно, попробовав капучино.
«Рисуется, — подумала я, — разбогател наконец-то, а теперь рисуется».
— Не бросай меня, Ром, — попросила я жалобно.
— Тебе Артем звонил сегодня?
— Дай мне еще один шанс.
Рома не отрывал взгляд от своего кофе.
— Я не могу, — сказал он, словно чего-то испугавшись.
— Почему?
— Я устал, Оля. — Он смотрел в чашку так пристально, словно собирался погадать на кофейной гуще. — Это копилось много лет. Ты думаешь, я был идиот? Все эти твои поездки в Париж непонятно с кем, ночевки у подружек. Ты сама все убила. Все, что я к тебе испытывал.
В его голосе не было боли. Не было обиды. Претензий. Не было ничего, что предполагало бы мой ответ. Мои оправдания.
Только равнодушие.
Может, и убила. Но, полюбив меня однажды, почему бы ему не полюбить меня опять?
Я улыбнулась. Той улыбкой, которой улыбается женщина, снимая белье.
Можно воспользоваться старым проверенным способом — соблазнить его и забеременеть.
— Может, прощальный секс? — прошептала я ему в ухо. — С сексом-то у нас всегда все было нормально.
Я чуть-чуть дотронулась губами до его уха.
Рома отвернул голову:
— Прекрати.
Я разошлась. Я чувствовала себя воплощением сексуальности и женственности.
— Ты помнишь, как нам было хорошо? — спрашивала я в лучших традициях американской киноиндустрии.
— Никита, я не хочу тебя.
Я никогда не слышала этих слов, обращенных ко мне. Поэтому до меня даже не сразу дошел их смысл. Я продолжала улыбаться.
Поэтому Рома решил объяснить мне все подробно.
— Мне даже неприятно думать о том, что ты можешь обнимать меня. Извини.
Он пожал плечами так, словно я спросила: «Который час?», а у него не оказалось часов. Или я спросила его, какая погода. Или класть ли в салат «Оливье» репчатый лук.
Я не смотрела ему вслед, когда он уходил.
Я никому не звонила. Никто не звонил мне.
Я боялась выйти из этой пиццерии. Как будто она была тем Рубиконом, за которым будут сожжены мосты. Но мне не хотелось его переходить.
Я выпила одна бутылку мартини. Со льдом.
Я чувствовала себя такой несчастной, что мне это даже нравилось.
Я с удовольствием вспоминала моменты нашей семейной жизни, когда Рома бывал обманут мною и унижен. Его сегодняшние слова — это просто жалкая месть.
Я не включила габариты, и меня остановил гаишник.
Я дышала на их пластмаски. Он хотел $500.
Я горько плакала. Я рассказывала ему о том, что меня бросил муж.
Мне было невероятно жалко себя, свою жизнь и $500. И гаишника. Потому что его тоже бросила жена. Он отпустил меня за двести. Я осталась собой довольна.
Его звали сержант Хохлов.
***
Это было первое, что вспомнила, проснувшись.
Потом я вспомнила все остальное.
Наверное, я бы часто поступала по-другому, если бы меня вовремя предупредили, что жизнь похожа на минное поле: когда-нибудь обязательно рванет. Главное, как можно дольше продержаться. И научиться получать при этом удовольствие.
Хотя, наверное, хорошо, что не предупредили.
Я иногда думаю: интересно, а если бы рядом с Евой был не Адам, а другой мужчина, попробовала бы она яблоко?
Зазвонил телефон.
Мне казалось, что в то утро он звонил не переставая. Огромными чугунными колоколами, в которых язычком служила моя голова.
Подруги. Утешали и успокаивали. Говорили, что все еще наладится.
Пропущенный звонок от Стаса.
Взяла электрическую зубную щетку Ultrasonex, зубную пасту Colgate. Тюбик с зубной пастой был без крышки, поэтому, как всегда, я достала ушную палочку, чтобы протолкнуть засохшую пасту внутрь. Как всегда, дала себе слово закрывать тюбик. Почистила зубы. Ровно три минуты.
Крышку от пасты не нашла. А когда будет домработница, будет кому закрывать мою пасту.
Жалко, что нет Антона. Захотелось уткнуться ему в плечо и выслушать его соболезнования.
Иронично искренние.
Позвонила адвокату. Странные слова адвоката о том, что в этой истории не все чисто. Разве в историях с наркотиками бывает «все чисто»?
Он сказал, что очень высокие люди заинтересованы в том, чтобы Антон сел. Бред. Я напрямик спросила его про деньги. Он не задумываясь поднял гонорар на 50 процентов.
Пропущенный звонок от Стаса.
Анжела долго рассказывала про то, какой хороший Денис. Как будто это именно то, что я бы хотела слышать сейчас.
Гораздо приятней было бы узнать, что все всех бросают и разлюбливают.
Позвонила свекрови. Обещала приехать к ним в гости. Они с мужем летят в романтическое путешествие в Финляндию. Там какая-то гостиница вся изо льда. И мебель, и кровать — все. На кровати — теплое электрическое постельное белье. И вроде из пола горячий воздух. Но даже посуда — ледяная. Очень романтично. Наверное, они решили, что на этом ледяном фоне их отношения покажутся теплыми. А как же его любовник? Что вообще происходит?
