В конце концов, это моя история, и мне решать, как ее рассказывать.
Закончив, я соскальзываю с кровати и замечаю синий медиатор на белизне одеяла. Получается, я просидела на нем весь день. Я подбираю медиатор и сразу понимаю, что его тут забыл Джо. Наверное, приходил сюда играть. Хороший знак. Пожалуй, лучше будет оставить стихотворение здесь, а не пихать его тайком в почтовый ящик Фонтейнов, как я планировала сначала. Я складываю листок, подписываю именем Джо и кладу на кровать, прижав камнем, чтобы бумагу не унесло ветром. Свою находку я тоже кладу под камень.
По дороге домой я думаю о том, что впервые со смерти Бейли написала стихи кому-то еще.
Паника не дает мне спать. Где были мои мозги? Все представляю, как Джо читает мое смехотворное стихотворение своим братьям или – и того хуже! – Рейчел, и все они смеются над бедной влюбленной Ленни, которая знает о любви только из романа Эмили Бронте. Я сказала ему: Я принадлежу тебе. Я сказала ему: Мое сердце отдано тебе навеки. Я сказала ему: Я слышу душу в твоей музыке. Мне хочется спрыгнуть с крыши. Кто такое пишет в двадцать первом веке? Да никто!
Как так получается, что идея, которая кажется такой гениальной в один день, оказывается полным бредом на следующий?
Только начинает рассветать, как я натягиваю свитер поверх пижамы, надеваю кроссовки и бегу в первых лучах к лесной спальне, чтобы забрать записку. Но она исчезла. Я убеждаю себя, что ее, как и все остальные стихи, унес ветер. Вряд ли Джо успел наведаться туда с тех пор, как я ушла, правда? Конечно, вряд ли.
Пока я занимаюсь лазаньей, Сара помогает мне справиться с чувством самоуничижения:
– Конечно, ты станешь первым кларнетом, Ленни! Точно! – Она никак не может угомониться.
– Посмотрим.
– Тебе это поможет поступить в консерваторию. Или даже в Джульярд.
Я делаю глубокий вдох. Каждый раз, когда Маргарет заговаривала о Джульярде, я чувствовала себя самозванкой, предательницей, которая планирует украсть мечту собственной сестры (особенно когда Бейли получила письмо с отказом). Мне никогда не приходило в голову, что я тоже могу мечтать. Почему я вообще не осмеливалась мечтать?
– Я бы очень хотела пойти учиться в Джульярд, – сообщаю я Саре. Ну вот. Наконец. – Но любая хорошая консерватория тоже сойдет.
Мне просто хочется изучать музыку, узнавать, как может звучать жизнь.
– Мы можем пойти туда вместе, – предлагает Сара, и не успеваю я нарезать куски моцареллы, как она машинально сует их в рот. Я шлепаю ее по руке. Она продолжает: – Снимем вместе квартиру в Нью-Йорке… – Мне кажется, Сара при мысли об этом готова от восторга улететь в открытый космос. Сама я, правда, безнадежно думаю: «А как же Джо?» – Или еще есть колледж Беркли в Бостоне, – продолжает она, вытаращив синие глаза. – Не забывай про Беркли. В любом случае, мы сможем рассекать на «тоске», ездить повсюду. Потусить в Гранд-Каньоне или в Новом Орлеане, а может…
– О-о-х, – тяжело вздыхаю я.
– Пожалуйста, скажи мне, что это не из-за стихотворения. Я думала, что хотя бы божественные Джульярд и Беркли тебя отвлекут. Ну и дела. Очешуеть можно.
– Ты не представляешь, до чего оно тупорылое.
– Какое очаровательное определение, Ленни. – Сара листает забытый кем-то у прилавка журнал.
– Просто тупым назвать это стихотворение недостаточно, Сара, – бормочу я. – Представь, я сказала, что принадлежу ему.
– Вот что случается, когда перечитываешь «Грозовой перевал» восемнадцать раз.
– Двадцать три.
Я раскладываю на столе слой за слоем: соус, лист лазаньи, я принадлежу тебе, сыр, соус, мое сердце отдано тебе, лист лазаньи, сыр, я слышу душу в твоей музыке, сыр, сыр, СЫР…
Она улыбается мне:
– Ты знаешь, а может, это и неплохо. Он ведь тоже.
– Что тоже?
– Ну… Такой же, как ты.
(Написано на оборотной стороне какого-то документа, найденного на парковке Кловерской школы)
Я убеждаю себя, что очень глупо идти обратно до самой лесной спальни, что его точно там нет, что он не станет доверять мне лишь потому, что я сумела соединить в стихах нью-эйдж с Викторианской эпохой, что он точно меня ненавидит, а теперь еще и считает тупорылой.
Но, естественно, я пришла. А он нет. Я валюсь на кровать. Смотрю на клочки синего неба среди деревьев и, согласно заведенному распорядку, опять думаю о Джо. Я столького о нем не знаю! Я не знаю, верит ли он в Бога, любит ли макароны с сыром, кто он по гороскопу. На английском или французском видит он сны? И каково было бы… ох. Я перехожу от рейтинга R сразу к XXX и до смерти жалею, что Джо меня ненавидит, потому что мне бы хотелось с ним всего. Я устала от своей девственности. Будто все, кроме меня, посвящены в какую-то восхитительную тайну.
Я слышу странные звуки. Грустные, совершенно не лесные. Приподнимаюсь на локтях и кладу голову на ладони: так лучше слышно. Пытаюсь отделить звук от шороха листьев, шума реки и птичьего щебета. Звук ручейком струится между деревьями и с каждой минутой становится все громче, все ближе. Я слушаю, и постепенно приходит понимание. Ноты, чистые и безупречные, вьются, пробивая дорогу ко мне: это мелодия из дуэта Джо. Я закрываю глаза, надеясь, что это и правда кларнет, а не галлюцинации, порожденные моим больным влюбленным мозгом. Это точно не глюки: теперь я слышу шаги. Через пару минут музыка замирает, и шаги тоже.
Я боюсь открывать глаза, но все-таки открываю. Он стоит у кровати и смотрит прямо на меня: армия купидонов-ниндзя, которые прятались в листве, достают луки и дают залп. Стрелы летят в меня со всех сторон.
– Я догадывался, что ты можешь прийти сюда.
Я не понимаю, что написано у него на лице. Он нервничает? Злится? Его черты постоянно меняются, словно не зная, какую эмоцию отобразить.
– Я нашел твое стихотворение…
Я слышу, как кровь бурлит в моем теле, стучит в барабанные перепонки. Что он скажет? Я нашел твое стихотворение и, к сожалению, все равно не смогу тебя простить. Я нашел твое стихотворение и чувствую то же самое: мое сердце принадлежит тебе, Джон Леннон. Я нашел твое стихотворение и уже позвонил в психушку, сейчас достану смирительную рубашку из рюкзака. Странное дело. Никогда не видела Джо с рюкзаком.
Он кусает губы и стучит кларнетом по ноге. Точно нервничает. Плохой знак.
– Ленни, у меня все твои стихотворения.
О чем это он? Что он имеет в виду – все мои стихотворения? Он зажимает кларнет между ног и снимает рюкзак. Расстегивает молнию, делает глубокий вдох, достает коробку и протягивает мне:
– Ну, может, и не все, но вот эти.
Я снимаю крышку. Внутри лежат обрывки бумаги, салфетки, одноразовые стаканчики, и все они исписаны словами. Кусочки нас с Бейли, которые я выбросила, закопала или спрятала. Это невозможно.
– Но как? – спрашиваю я в замешательстве.
Мне неловко думать, что Джо прочел все содержимое коробки. Все эти глубоко личные моменты отчаяния. Это еще хуже, чем когда читают твой дневник (который ты думала, что сожгла!). Да и как он собрал все мои стихи? Следил за мной? Потрясающе! Я наконец влюбилась, и избранником моим оказался хренов маньяк.
Я смотрю ему в глаза. Он слегка ухмыляется, и я вижу едва уловимое хлоп. Хлоп. Хлоп.
– Знаю, что ты думаешь, – говорит он. – Что я какой-то стремный сталкер.
В точку.
Ситуация его явно забавляет.
– Это не так, Ленни. Это все совпадения. Сначала они сами попадались мне на глаза, а потом я стал искать. Просто не мог остановиться. Как сдвинувшийся пират в поисках клада. Помнишь тот первый день на дереве?
Я киваю. Но мысли мои заняты предметом еще более восхитительным, чем Джо в роли безумного преследователя: он больше не злится. Это из-за этих тупорылых стихов? Впрочем, неважно! Меня охватывает такая бешеная радость, что я уже не слушаю его объяснения. Он рассказывает, как мои стихи попали в его коробку из-под обуви, а не улетели на крыльях ветра на какую-нибудь свалку или в Долину Смерти.
Я пытаюсь вернуться к реальности и прислушаться. Он говорит:
– Помнишь, я сказал тебе на дереве, что видел тебя на Большом лугу? Что наблюдал, как ты пишешь что-то, а потом бросаешь на землю и уходишь. Но я не рассказал тебе, что потом, когда ты ушла, я отправился на луг и нашел обрывок бумаги между прутьями забора. Это было стихотворение про Бейли. Наверное, мне не следовало оставлять его себе. Я собирался вернуть его тебе тогда, на дереве – оно было у меня в кармане, – но потом подумал, что ты удивишься, что я его вообще взял. Поэтому и не стал говорить.
Он кусает губы. Я помню, что он сказал мне тогда, что видел, как я уронила что-то, но мне и в голову не приходило, что он пойдет искать это что-то и прочтет!
