Служкин оглянулся и увидел на школьной дорожке Угрозу.
И тут грянул звонок с урока.
— Блин, давайте скорее!.. — завопил Служкин, — Чеба, руку!..
Овечкин уперся ладонями в стену. Служкин взлетел ему на плечи и рыбкой нырнул в окно, где в него вцепился Чебыкин. Вдвоем они с грохотом повалились на пол, уронив стул и учительский стол.
Служкин тотчас вскочил и выглянул из окна. Угроза, раскрыв рот, стояла посреди волейбольной площадки.
— Да... — откачнувшись, протянул Служкин. — Сделает она из меня сегодня банановое пюре, точно...
— А вы объясните ей все честно, — предложил Чебыкин.
— Наивный ты... Честным хорошо быть только потому, что верят, когда врешь.
Весь урок у девятого «а» Служкин сидел за своим столом, как гвоздями приколоченный. Для красной профессуры Служкин поспешно выдумал какую-то проверочную работу. На проверочной он мог сидеть, не вызывая подозрений. Однако посреди урока раздался стук в дверь.
— Старков, открой, — велел Служкин.
— Это вас, — выглянув, сообщил Старков.
— Скажи, я занят...
Но тут Старкова властно отодвинули с дороги, и в кабинет вошла Угроза Борисовна собственной персоной.
— Виктор Сергеевич, я вас прошу пройти ко мне прямо сейчас, — ледяным тоном произнесла она.
— Роза Борисовна, я сейчас провожу контрольную работу за четверть и не могу отлучиться, — сжав зубы, ответил Служкин.
«Контрольная!.. За четверть!» — изумленно ахнула профессура.
— И тем не менее я повторяю свою просьбу.
— А я повторяю, что сейчас не могу отлучиться, — в отчаянии отчеканил Служкин. — И прошу вас не мешать мне вести урок.
Девятый «а» изменился в лице.
Угроза покачнулась, но выстояла. Она развернулась, вышла и грохнула дверью. Профессура подпрыгнула за партами. Служкин успел заметить потрясенный взгляд Маши Большаковой и тотчас уткнулся в раскрытый классный журнал. Уши его были свекольного цвета.
До конца урока насмерть сраженная красная профессура не издала ни звука. После звонка девятиклассники тихо, как с похорон, покинули кабинет. Служкин надел пуховик, прикрывающий позорную пробоину, и бежал с поля сражения домой, не заглянув к завучам и даже прошмыгнув мимо их двери на цыпочках.
На следующий день Роза Борисовна не ответила на служкинское «здрасьте». И на другой день тоже. А потом Служкин и сам не стал здороваться. Близились каникулы, и можно было надеяться, что после них конфликт забудется сам собою. Оставалось только пережить итоговый педсовет за третью четверть, прогулять который было опаснее, чем убить Розу Борисовну.
Служкин явился на педсовет, старательно теряясь в толпе учителей и сел в сторонке на самое незаметное место. Итоги четверти подводили долго, с перебранками. И учителя, и Роза Борисовна распалились. Наконец речь дошла до учителей-предметников.
— География! — в последнюю очередь объявила Роза Борисовна и стала демонстративно долго разыскивать в папке служкинский отчет.
— Вызывает недоумение дифференциация оценок по географии у девятых классов, — сказала Угроза. — В «а»-классе почти у всех пятерки, в «бэ» — четверки, в «вэ» — тройки. Чем вы это объясните, Виктор Сергеевич? Конечно, эти классы мы составляли из сравнительно равных по силам учеников, но ведь не может быть, чтобы в «а» средний балл был четыре и семь, а в «вэ» — три и один!
— Что заработали, то и получили... — пробормотал Служкин.
Угроза сделала большую паузу, раздавливая его тишиной.
— Лично у меня, — начала она, — складывается ощущение, что дело тут не в знаниях учеников, а в личных пристрастиях учителя, то есть в личности самого Виктора Сергеевича. Насколько я знаю, педагогические приемы Виктора Сергеевича довольно далеки от традиционных. К песням, которые он исполнял на уроках в первой четверти... — Тут смех прокатился по учителям. — ... в третьей добавляются еще и массовые прогулы, инициируемые учителем, катания с горок вместо экскурсий, в которых Виктор Сергеевич участвует наравне с учениками, и многое другое. Сама я лично видела Виктора Сергеевича вместе с учениками влезающим с улицы в окно своего кабинета на втором этаже, а на мое замечание он в присутствии всего класса отреагировал с таким пренебрежением, которое граничит с хамством...
Угроза раскатывала Служкина в блин еще с четверть часа.
— Итак, Виктор Сергеевич, — закруглилась она, — четвертая четверть для вас становится решающей. В это время мы формируем педколлектив для работы в следующем году, и я не исключаю, что наш коллектив отнесется к вашей попытке занять в нем место не очень одобрительно. Впрочем, все зависит от вас.
Разгромом Служкина педсовет и закончился. Руины Служкина, дымясь, сидели за партой, когда все учителя начали с облегчением вставать и греметь стульями. Служкин не поднимал глаз. Кира, проходя мимо него, помедлила и насмешливо сказала:
— Ну ты да-ал...
Служкин помолчал, кивая головой, и согласился:
— Дал, да потом страдал.
— И это все твои комментарии?
— У париев нет комментариев.
На каникулах Служкин сидел дома, и однажды заявилась Ветка.
— Блин!.. — еще в прихожей начала ругаться она, стаскивая сапоги. — Замерзла как собака в этом долбаном автобусе!.. Дай, Витька, чаю горячего, а то околею!..
Служкин пошел ставить чайник, а Ветка кричала из прихожей:
— Уж апрель на подходе, Кама и то вскрылась, а холодрыга собачья! Когда же зима закончится? В лужу еще вляпалась до колен!..
Она прошлепала мокрыми носками на кухню, плюхнулась на табуретку и бесстыдно задрала ноги, приставив ступни к батарее.
— У вас еще греют, сволочи... — завистливо заметила она.
— Как поживаешь? — спросил Служкин.
— Да чего там!.. — махнула рукой Ветка и с ходу принялась рассказывать про какого-то Коромыслова, который ей проходу не дает.
— Ты, старая дура, заколебала уже, — с досадой сказал Служкин. — Сама-то чего творишь? А еще на Колесникова наезжаешь...
— Кстати! — перескочила Ветка. — Мне тут девки знакомые описали ту бабу, с которой его видели. Ну вылитая твоя Рунева! Слушай, дай мне ее фотографию, чтобы девкам показать...
— Иди ты на фиг! — обозлился Служкин. — Еще я не участвовал в твоих дознаниях!..
— Что, все еще любишь ее? — живо спросила Ветка.
— Вижу редко, а думаю часто... — Служкин пожал плечами.
— Кто ж так любит? — хмыкнула Ветка.
— Это ты если влюбилась, так в каждом подъезде юбку до ушей задирать готова, — пробурчал Служкин. — А я влюбляюсь аккуратно. Что, по-твоему, мне из-за Руневой в реанимации лежать? Или серенады ей петь из кустов в палисаднике?.. Да и вообще: не влюбляюсь я ни в кого. На фиг. Хватит, надорвался, теперь тяжести не поднимаю. А что там Колесников говорит про Руневу?
— Говорит, что знает, что ты ее любишь, и поэтому не стал бы с ней ничего иметь, потому что тебя уважает.
Служкин издал губами неприличный звук и начал разливать чай.
— Он сейчас-то уже не шляется по ночам, — рассказала Ветка. — Сразу после работы домой, как и раньше. — Она помолчала и неожиданно с чувством добавила: — Жаль, не успела вовремя его застукать, а то прямо во сне видела, как салатницу ему прямо об башку разбиваю... Слушай, Витька, а может, ты и не любишь Сашеньку-то свою дурацкую?..
— Черта тут поймешь, Ветка. — Служкин закурил. — Вроде и люблю ее, а к ней не тянет. Тянет к другой девице, училке из моей школы, а жить все равно хотел бы с Надей. И живу с Надей, а ближе тебя нет никого... Никакой точки опоры в жизни, болтаюсь туда-сюда... Окиян окаян, где же остров Буян? Мечусь в заколдованном круге, а порвать его нечем.
— Тебе нравится жить с Надей? — изумилась Ветка. — Ну не знала!.. Или ты с диванчика обратно на кроватку переехал?
— Не переехал... Так разве в этом дело? У вас у всех об одном только мысли... Молитвы у попа о том, что ниже пупа...
— Ну раз ты голодный, может, тогда подкрепимся, а? — Ветка хитро подмигнула. — На кроватке. Или на диванчике.
— Надо было тебе на час раньше приходить, — хмуро ответил Служкин. — Сейчас уже Надя вернется... Кстати, Ветка, она на тебя окрысилась после моего дня рождения. Она думает, что я у тебя ночевал. Боюсь, хреново тебе будет, если она тебя здесь застанет...
— Ерунда, — отмахнулась Ветка. — Я ее сумею удержать.
Служкин посмотрел на нее недоверчиво.
— И все-таки она у тебя стерва, — напрямую заявила Ветка.
— Да нет... — поморщился Служкин. — Ты ее видишь только снаружи: в гостях или когда я плачусь тебе... А так — она очень милая, ласковая, хозяйственная. Татку любит. Разве ж я женился бы на атомной бомбе? Мне с ней жить очень хорошо.
И тут в замке повернулся ключ.
— Вот и она, — сказал Служкин.
Первой в прихожую вбежала Тата и остановилась, увидев Ветку.
