– А с заставскими что делать? Ну, захватим их, а потом что, по домам отпустим? – перебил его Максим. – И ты думаешь, после всего этого мы будем здесь на нарах валяться, а они нам на гармошке играть?! Через десять дней или чуть больше сюда прибудет эскадрон. Нас всех тут в сито продырявят!..
Зырянов замолчал, задумался. Действительно, он не продумал все до конца. В этом смысле Максим Кузнецов оказался более предусмотрительным:
– …думаешь, нам все обойдется? Оставят в покое и простят нам наш срок? – спокойно продолжал рассуждать товарищ. – Нет, брат ты мой, – с усмешкой отрицательно покачал головой. – Никто нам захвата заставы не простит, они нас просто расстреляют. Всех! Отпустишь ты охрану или же побьешь при захвате – исход один!
– Говорю же, надо будет всех до единого побить! – ударил кулаком по своему колену Тихон. – Пока там, на берегу, очухаются, много воды утечет.
– Нет, – осадил его намерения Максим. – Думаю, расстреливать не стоит. Люди все-таки, невиновных много…
– Зря ты так, – зашипел собеседник. – Аукнется!
– Что аукнется – это точно! Если мы их отпустим сразу, – привлекая внимание, Максим поднял палец кверху. – А если посадим под замок – успеем выиграть какое-то время!
– Вон как! Теперь мы их под охраной держать должны, так что ли? – замахал руками Назар Подгорный.
Все засмеялись, а Максим продолжил:
– Вроде того. Захватим, посадим под замок всех до единого, охрану выставим, а сами тем временем начнем готовиться.
– К чему готовиться?! – удивились все.
– К переходу. Думаю, раз такое случится, нам отсюда уходить стоит. И как можно быстрее.
– Уходить? Куда? Кругом болота…
– В обход, с правой стороны. Живут же где-то староверы, ушли из заимки, бросили все. Я думаю, они правой стороной ушли, там тайга гуще. Сам видел, когда на кедр лазил.
– Как же! Снег валит и валит. Завтра утром до паха достанет, послезавтра – до груди!
– Будут широкие лыжи – уйдем, а после перевезем детей и продукты! – смело ораторствовал Максим, убеждая всех своей смелой мыслью. – Самое главное – оторваться от этих мест, уйти как можно дальше во время снегопада. Найдем место безлюдное где-нибудь у реки, в глухой тайге, там срубим общий барак, перезимуем, а там видно будет!..
– Верно говорит Максим! – полетели со всех сторон уверенные голоса. – Правильно! Уходить надо, пока не передохли.
– Выступать надо немедля! Прямо сейчас! – стучал себя в грудь кулаком Тихон Булычев. – Завтра, может, поздно будет…
– Нет! – сказал как отрезал Егор. – Нельзя сегодня.
– Почему так? В чем причина? Погода соответствует, уже стемнело! – не унимался Тихон. – Подойдем к воротам тихо и по мордам им… по мордам! У-у-ух, как мне хочется дать им всем за все наши тягости, за смерти наших отцов, за голод ребятишек…
– Правильно говоришь, Тихон! Давай! Пошли!.. Сейчас мы им вдарим по рогам! Хватит, власть переменилась… – загудела изба от грубых голосов.
Видит Максим, что ситуация накаляется. Подбадривая друг друга, мужики заорали, никого не слушая и перебивая соседа. Каждый из них был готов броситься в драку с заставскими хоть сейчас, полностью не оценив обстановку. Максиму стоило большого терпения, чтобы утихомирить пыл повстанцев вескими доводами.
– Чего орете-то?! – перебивая всех, спокойно спросил он и, дождавшись, когда они умолкнут, начал рассуждать: – Ну, хорошо! Пойдем мы сейчас к открытым воротам толпой, а собаки услышат, поднимут шум. Располосуют нас из пулемета, как дождь пыльную дорогу. Что тогда?!
– А ить точно, мужики, – подавленно ответил за всех Назар Подгорный. – Про собак-то не подумали…
– Что же тогда делать? – вставил слово Никифор Мельников.
– Ждать до завтра! – отрубил Максим. – Завтра днем из заставы все равно кто-то должен появиться. Когда Махеев с Карбышевым были?
– Дык… Вторая неделя пошла, – глухо ответил кто-то.
– Так вот, – продолжал Максим. – Если вестовых и этапных нет, по моим расчетам, всего на заставе должно быть семнадцать человек.
– Да, так оно и есть, – подтвердил Степан Мельников. – Когда нас пригнали, заставских тринадцать было. Из этапных еще четверо остались нести службу, значит, семнадцать получается.
– Хорошо, если это так. Только теперь не семнадцать, а пятнадцать. Одного Анна убила, другого медведь задавил.
Подобное уточнение вызвало среди мужиков облегченный вздох: на два человека меньше – уже хорошо!
– А если завтра Махеев с Карбышевым прибудут, а вместе с ними охранники продукты на коне привезут, сколько на заставе останется?! – склонил голову Максим и посмотрел на мужиков.
– Дык… скоко будет? – догадавшись, к чему клонит новоявленный командир, почесали бороды мужики. – Почитай, на четыре человека меньше и будет!
– Одиннадцать! – подтвердил Максим и дополнил: – А вместе с ними сюда прибегут все собаки. Правильно я говорю?
– Дык, ты что, хочешь этих… тут захватить?! – осторожно спросил Никифор. – Вместе с собаками?!
– Да. Вместе с собаками. Одним прыжком догоняем сразу трех зайцев: вяжем заставских, получаем еще два карабина и два револьвера, а также ловим всех собак.
– Ишь че удумал! Ловко… Ну, эт-то мы сможем разом сделать, не успеют охнуть! – заторопились мужики, удивляясь логическому ходу мыслей Максима.
– А ить с ними лошади будут… – негромко добавил Гоша Подгорный. – Продукты они на конях привезут.
– Ну и что? – перебил сына Назар Подгорный.
– Кобылу заколоть можно… Ребятишек и больных накормить, самим вволю пожрать!
– Собак перебить, – поддержал Гошу Костя Маслов. – Я слыхал, что от чахотки собачье мясо – первое дело!
– Это вы дело говорите, – согласился с ними Максим. – Но только задание – прежде всего.
– А что задание? – раздухарился Гоша. – Всех перевяжем и, как стемнеет, на заставу двинем!
– Да уж, двинем, – осадил его парень. – А только охрана – тоже не дураки. Догадаются, почему свои так долго не возвращаются, могут для встречи выставить пулемет…
– Как быть тогда?
– Думаю, надо будет нарядиться четверым в казенную одежду и под видом своих въехать на заставу. Еще троих можно в сани, под тряпки спрятать. Только так можно нанести внезапный визит, – неторопливо рассудил Максим. – Главное там, на заставе, пулемет захватить. Когда он будет наш, тогда у них сразу все карты биты будут!
– Н-нн-о-о ты голова!.. – изумленно проговорил Никифор Иванович. – Каков план! Как все предусмотрел! Нам бы в жисть не догадаться. Давно придумал?
– Думал давно, – сухо ответил тот, – но назрело все только сегодня, когда Анна с Катериной на лежневку с дурной новостью прибежали. – А что, друзья, вдруг получится у нас задуманное? Поживем еще спокойно на воле хоть какое-то время?!
– Получится! Поживем! Отчего же не пожить, если у нас такая голова толковая! – одобрительно заговорили окружающие. – Ну а сейчас что делать?
– Сейчас? – удивленно поднял брови организатор. – А ничего не делать. Отдохнуть хорошо, выспаться. День был тяжелый, думаю, пора сил набираться.
Мужики разбрелись по домам. Одна за другой вернулись женщины. Перед тем как потушить лучину, Никифор и Степан вышли на улицу. Справляя малые потребности, отец вслушивался в разгулявшуюся непогоду:
– Эко, дура, метет! К утру все дороги завалит.
– Точно так, – согласился старший сын и вдруг насторожился: – Слышишь, вроде как выстрелы бахают?!
Оба прислушались, покрутили головами: нет, показалось.
– Деревья на ветру лопаются, – решил Степан, делая шаг в жилище.
– А где у нас Володька? Куда опять смылся на ночь глядя? – спросил Никифор.
– Как где… сам знаешь, где. У Прасковьи, конечно, где ему быть боле?
– Знать, любовь у них?! – лукаво спросил Никифор. – Ну, пусть так. Когда придет, не знаешь? Как бы ночью шатун не заломал…
– Дык, утром возвращается, когда бабы завтрак готовят…
– Во как?! Ну-ну, молодец. Нашей породы. Кабы потом от дела не отлынивал, Прасковья-то девка хорошая! Хотел бы видеть ее своей невесткой! – с удовольствием заметил Никифор, переступая порог дома.
– А оно все к этому и идет.
– Да?! Ну, раз так, пусть тогда там ночует. Как с заставой дело решится, свадьбу организуем…
И закрыл за собой входную дверь на запор.
Снег густой, пушистый. Валит из черного неба сочными лопухами, будто лиса в курятнике только что теребила птиц. Тихая, вечерняя мгла. Гордыми великанами насторожились вековые деревья. Изредка отряхивают тяжесть кухты длиннорукие ветви. Где-то далеко лопнул сероводородом зыбун. Рябуха-кедровка, провожая день, скрипит на вершине пихты жалкую песню, ей вторит другая. Обе собираются лететь в глухой урман, на ночлег. Сидят, крутят головами, призывая к себе собратьев. Вдруг склонили головы, насторожились, вытянули клювы, нервно дрогнули хвостами и, разом сорвавшись с места, улетели в снежную пелену.
